Мадам Мидас - Фергюс Хьюм

– Да я тебя уничтожу! – прорычал Вилльерс, шагнув вперед.

– На вашем месте я не стал бы даже и пытаться, – ответил Ванделуп, бросив на него пренебрежительный взгляд. – Я молод и силен, почти не пью, а вы, напротив, старый и дряблый, с расшатанными нервишками завзятого пьяницы. Нет, вряд ли будет честно к вам прикасаться.

– Ты и пальцем не осмелишься меня тронуть! – вызывающе заявил Рэндольф.

– Совершенно верно, – согласился Гастон, зажигая другую сигарету, – вы слишком грязный для близкого общения. Я и вправду думаю, что вам лучше уйти; вас, без сомнения, дожидается мсье Сливерс.

– И это человек, которого я устроил на работу! – провозгласил мистер Вилльерс в пространство.

– Мир крайне неблагодарен, – спокойно ответил Ванделуп, пожав плечами. – Я никогда ничего от него не ожидаю. Если вы ожидаете – жаль, потому что вас постигнет разочарование.

Обнаружив, что он ничего не может противопоставить невозмутимому спокойствию молодого француза, Вилльерс повернулся, чтобы уйти, но на прощание злобно бросил:

– Передай моей жене, что я ей за это отплачу!

– Счета оплачиваются по субботам! – жизнерадостно выкрикнул мистер Ванделуп. – Если вы заглянете к нам, я выпишу вам ту же расписку, что и сегодня.

Рэндольф ничего не ответил, поскольку уже удалился на расстояние, откуда не мог слышать этих слов. Он шагал к станции в грязной одежде и с яростью в душе.

Гастон несколько минут смотрел ему вслед со странной улыбкой на губах, а потом повернулся на пятках и пошел домой, мурлыча какую-то песенку.

Глава 8

Удача Мадам Мидас

Эзоп очень хорошо знал человеческую натуру, когда писал свою басню про старика и осла. Старик, пытаясь угодить всем, в конце концов не угодил никому. Не забывая об этом, Мадам Мидас решила угодить себе самой и не принимать во внимание ничьих соображений насчет Ванделупа, кроме своих собственных. Она знала, что если выгонит его с рудника, это придаст красок подлым инсинуациям ее мужа, поэтому ничего не стала менять.

Оказалось, это лучшее, что она могла сделать. Хотя Вилльерс и расхаживал по Балларату, обвиняя жену в том, что она – любовница молодого француза, все были слишком хорошо знакомы со сложившейся ситуацией, чтобы верить его словам. Люди помнили, как Вилльерс промотал состояние жены; помнили, как она его бросила, преисполнившись отвращения к его мотовству, и отказывались верить обвинениям против женщины, давно всем доказавшей, что она – чистая сталь, стойко противостоящая всем несчастьям.

Поэтому попытки мистера Вилльерса уничтожить жену обрушились на его же голову. В Балларате говорили – и вполне справедливо, – что не ему первому бросать в жену камень, как бы та себя ни вела. Ведь печальное положение, в котором она сейчас оказалась, было в основном делом его рук.

В общем, старания Рэндольфа очернить жену не принесли ему ничего, кроме всеобщего презрения, и даже немногие его новые друзья повернулись к нему спиной. В конце концов, никто больше не хотел иметь с ним дела, кроме Сливерса, который продолжал водиться с Вилльерсом исключительно ради собственной выгоды.

Но и эта компания рассорилась из-за неудачного визита Рэндольфа в Пактол, и Сливерс, как старший партнер, обозвал Вилльерса всеми ругательствами, какие только пришли в голову – при активной поддержке Билли. Все оскорбления Рэндольф перенес молча – у него не хватило духу даже обижаться. Однако, храня угрюмое молчание, мистер Вилльерс с ненавистью думал о том, что такое неуважительное обращение он вынужден сносить только благодаря жене. И мысленно поклялся отплатить ей при первом же удобном случае.

* * *

Прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как Ванделуп сделался клерком на Пактоле, и такая жизнь начала ему приедаться. Гастон выискивал любую возможность скопить немного денег и отправиться в Мельбурн, где почти наверняка ему будет сопутствовать успех. Мистер Ванделуп считал, что, заработав определенную сумму, при его-то знании человеческой натуры и талантах, он вскоре сможет приобрести целое состояние, особенно если полностью избавится от оков совести и начнет приобретать деньги любыми доступными средствами.

Гастон так легко приспосабливался к обстоятельствам, что вряд ли мог потерпеть неудачу… Но для начала ему все же требовался небольшой капитал. Поэтому француз оставался на Пактоле и откладывал каждый заработанный пенни в надежде вскоре накопить достаточно, чтобы уехать.

И еще одно обстоятельство удерживало его здесь – любовь к Китти. Конечно, то не была чистая и возвышенная любовь, но все-таки любовь, и Ванделуп не мог расстаться с местами, в которых проживала Китти Марчёрст.

Он посетил отца девушки, преподобного Марка Марчёрста, который жил на вершине Черного Холма, и преподобный ему не понравился. Мистер Марчёрст, серьезный, тихий человек, был пастором некоей секты, очень скромно именовавшей себя «Избранными». Едва ли такая личность могла привлечь блестящего молодого человека вроде Ванделупа, который гадал, как вообще этот человек может быть отцом столь очаровательной девушки.

Китти же без памяти влюбилась в Гастона, и когда тот сказал, что тоже любит ее, девушка тут же решила, что однажды они непременно поженятся.

Но мысли Ванделупа меньше всего занимала женитьба, даже на Китти. Он знал, что будет просто глупцом, если женится, не завоевав поначалу твердого положения в обществе. «Не хочу, чтобы жена тащила меня назад, – сказал он себе в тот день, когда Китти намекнула на брак. – Когда я разбогатею, у меня будет достаточно времени, чтобы подумать о женитьбе. Но до этого момента еще далеко. И потом, что, я все время должен буду хранить верность одной девице? Бросьте! Еще чего не хватало!»

Дело в том, что этот молодой человек придерживался очень свободных взглядов и решительно предпочитал любовницу жене. Он не замышлял ничего плохого против Китти, но ее жизнерадостные манеры и очаровательное личико нравились ему, и Ванделуп наслаждался часами, проведенными с нею.

Девушка боготворила его, и Гастон, привыкший, что его балуют и ласкают женщины, принимал такую привязанность как должное. Любопытно, что Мадам Мидас, которая обычно все подмечала, ни разу не заподозрила истинного положения дел. Ванделуп сказал Китти, что никто не должен знать об их любви, и, хотя Китти до смерти хотелось рассказать об этом Мадам Мидас, она подчинилась просьбе и хранила молчание. На глазах миссис Вилльерс она вела себя по отношению к Ванделупу с таким безразличием, что любые подозрения, которые питала эта леди насчет своего обаятельного клерка, вскоре исчезли.

Что же касается месье Ванделупа, то для него сложившаяся ситуация была не внове. Он привык крутить любовь с нечестными женами под самым носом ничего не подозревающих мужей, и сейчас превосходно вел игру. На людях француз был очень дружелюбен с Китти – якобы глядя на нее сверху вниз и видя в ней всего лишь ребенка, – но обращался с ней так же ровно, как и со всеми другими. И эта невинная интрижка придавала пикантности его в остальном тусклой жизни.

Тем временем «Жилу Дьявола» так и не удавалось обнаружить, и многие заявляли, что она – миф, что такой жилы никогда не существовало. Однако оставались трое упрямцев, которые твердо верили в ее существование и не сомневались, что однажды она отыщется. Это трио состояло из Макинтоша, Мадам Мидас и Сливерса.

Участок Пактол был для Сливерса своего рода виноградником Навуфея[24]. Обычно старик сидел в компании с Билли в своем маленьком грязном офисе и скрежетал зубами при мысли о богатстве, таящемся под зелеными полями Пактола.

Однажды хозяин хохлатого Билли зашел так далеко, что предложил выкупить у Мадам Мидас долю в участке, но леди сразу ему отказала, и это отнюдь не добавило Сливерсу любви к ней.

И все-таки «Жила Дьявола» так и не была найдена, и люди начали терять веру в ее существование, когда внезапно появились признаки того, что жила уже близко, чуть ли не под ногами. Теперь на Пактоле то и дело находили самородки – иногда большие, иногда поменьше, и каждый день в Балларат прибывали вести о том, что обнаружен самородок в тридцать или двадцать унций весом.

А потом в город прибыла весть, промчавшаяся по нему лесным пожаром, что из земли извлечен самородок в триста унций! Поднялась ужасная суматоха, поскольку такого большого давно уже никто нигде не находил.

Услышав об этой находке, Сливерс ругался и бранился на чем свет стоит, потому что благодаря своему богатому опыту в золотоискательстве понял: «Жила Дьявола», которую так долго искали, уже совсем близко. Билли, взбудоражившись вслед со своим хозяином, тоже принялся ругаться, и два компаньона от всего сердца проклинали Мадам Мидас и все, что ей принадлежит. Если б Сливерс благодаря некоему волшебству мог заглянуть в столовую миссис Вилльерс, он наверняка растерялся бы: кого из присутствующих проклинать первым.