Сочинения - Феодорит Кирский

Но скажешь, может быть: почему же большая часть людей достаточных живут неправдою? Почему не все чтут справедливость? Но и здесь отъемлешь свободу, и живое существо лишаешь той чести, какую прияло оно от Сотворшего. Сверх того, если бы Судия в настоящей жизни уделял богатство одним праведникам, то делателям греха дана была бы большая возможность к оправданию. Они сказали бы, что говорил наставник их против Иова: оградил еси внешняя его и, внутренняя дому их вся: пшеницу и вино умножил им. Но посли, руку Твою и коснися всех, яже имут аще не в лице Тя благословят (Иов.1:10–11). Сие сказали бы живущие порочно, если бы одни чтители добродетели прияли дар богатства. Но поелику Творец предложил на среду бедность и богатство, употребляют же их иные на приобретение добродетели, а иные в повод ко греху, то ни богатым, ни бедным, живущим порочно, не остается предлога к извинению. Одни, хорошо и на добро распоряжаясь богатством и нуждающихся делая участниками своего изобилия, служат достаточным обличением для тех, которые пользуются богатством несправедливо и корыстолюбиво. Другие, срастворив бедность с любомудрием, терпеливо и мужественно переносят ее приражения, и делаются истинными обвинителями тех, которые в бедности научились худым делам.

Рассмотри и иное домостроительство Мироправителя, чтобы с большею горячностью вознести Ему песнопение. Поелику Творец видел, что у богатых много прислуги, то в удел бедности дал здоровье. Одного носят на руках, а другой ходит, не имея нужды в чужих ногах. Один желал бы иметь здоровье бедного, а другой с сожалением смотрит на немощи богатого. И в болезнях, как видишь, у богатого тысячи прислужников, а он горько сетует, не в состоянии переносить припадка болезни, и во время зимы лежит он в натопленном жарко доме, разметавшись на мягкой постели, укутавшись во множество теплых одежд, имея вокруг себя несколько жаровен, чтобы преобороть холод, и тысячи врачебных пособий, чтобы препобедить болезнь, слушает утешительные обещания врачей и предстоящих друзей, своими беседами притупляющих жало страданий. Если же время летнее, больного помещают в другом доме, открытом для наружного воздуха, и в который свободно проходят веяния ветров, а если и они прекратятся, слуги ухитряются опахалами производить ветер. Повсюду расставлены древесные ветви наподобие сада, превращающие дом в рощу. В верхних жильях устрояются водометы, чтобы журчаньем своим наводили они сон на вежды больного. И при стольких, отовсюду подаваемых услугах, тем не менее он страдает, сбрасывая с себя одежду, мечась туда и сюда, движением рук давая знать, какой внутри его скрывается жар. А бедный имеет одну малую хижину, и ту часто наемную; иной же не в состоянии заплатить за наем, и домом служит ему торжище, ложем — земля, постелью — куча сора. Нет при нем ни врача, ни человека, который бы выполнил приказания врача, нет ни слуги, ни служанки, а иногда и жены–помощницы. Но все заменяет для него Божий Промысл. Он ослабляет мучительность страданий, смягчает боль, без врачевства утишает жар горячки, предотвращает вред и от стужи, и от зноя, и от сырости. Никто не учит его, какие снеди питают болезнь и какие содействуют выздоровлению; без разбору и различия он ест, что случится, и вредное делается полезным, глоток холодной воды оказывается врачевством, сухой хлеб угашает жар. Не имеет он нужды в слабительных, даваемых внутрь тем или другим путем. Природа восполняет недостаток и сама подает больному помощь, какую доставил бы врач. И видим, что этот распростертый на земле легче переносит болезнь, нежели богатые, пользующиеся описанными выше прислугами.

Поэтому во всем, что ни совершается, усматривая Божию попечительность, не любопытствуй, как это совершается. А если и это хочешь сделать, то в содейственники своей любознательности прими благочестие. Оно пусть управляет твоим шествием, оно пусть путеводит тебя в исследовании искомого. Ему покорствуя, пользуйся всяким поводом к песнопению Сотворшего. Подражай оным трем отрокам, которые, будучи ввержены в пещь, и неодушевленную тварь призвали к участию в славословии, и мучителя, безжалостно ввергнувшего их в пещь, привлекли к зрению чуда, и сим чудотворением принудили его поклониться Богу, против Которого восстал он. И пещь не понудила их воздвигнуть язык на хулу, но, преданные пламени, песнопениями они почтили Благодетеля. А тебя ни пещь, ни львы не понуждают хулить, напротив того, наслаждаясь богоданными благами, не чувствуешь даров. Но если послушаешься меня и язык украсишь благочестием, то и тварь восхвалишь, и Творца прославишь, и повсюду присущему Его Промыслу поклонишься, потому что Ему слава и держава, ныне и всегда, и во веки! Аминь.

Слово 7. О том, что рабство и господство полезны для настоящей жизни

Творец всяческих не имеет нужды в языке человеческом для благодарственных Ему песнопений.

И ангельское песнопение приемлет Он не потому, что нужно Ему, но видя усердие, одобряет благопризнательность.

И приносившие подзаконные жертвы, когда приносили их, конечно, не потребности какой–либо удовлетворяли сим приношением, но старались посильным благодарением воздать за тысячи получаемых ими благодеяний.

Посему и видим тотчас, что не все приносили одну и ту же жертву. Кто закалал тельца, кто агнца, кто козла. Один приносил большее, а другой меньшее число жертв. Кто и сего не имел и жил в бедности, тот приносил пару горлиц или птенцов голубиных.

У кого же и в этом был недостаток, тот приносил несколько пшеничной муки и какую–либо малость ладана. А из сего мы, конечно, познаем, что праведный Судия взирает на качество расположения, а не на количество даров. И мы приносим в дар сии скудные слова наши не с тем, чтобы самомалейшею каплею придать что–нибудь бездне премудрости, но стараясь показать подобающее служителям усердие и имея в помышлении обличить дерзость подобных нам рабов, возложить даже и на них владычнее иго. Ибо весьма прискорбно для нас видеть, что клевещут они на Божию всем распоряжающуюся премудрость. Почему и прияли мы на себя труд настоящего слова и постараемся прекратить хулу обличениями. Что крайне неразумно жалуются они на кажущийся недостаток единообразия в жизни и в заблуждении своем не усматривают того, что должны были видеть, — сие достаточно открыло предыдущее слово, показав пользу бедности и недостаточность богатства. Но поелику не на бедность только жалуются, но также оплакивают рабство, сетуют о данях, вносимых царям, и о многом другом, что весьма сообразно с настоящею жизнию, то поговорим несколько и о сем. Будем же в этом подражать наилучшим врачам, которые, видя, что больные ничего не едят и чувствуют отвращение от всякой предлагаемой им пищи, какими–либо врачебными пособиями преодолевают в них сие отвращение. К сладостям примешав сухое и пряное, казавшееся больному отвратительным делают приятным. И восстающие против Промысла Божия, подобно больным, порицают все видимое и совершающееся в мире. Но одним приключается болезнь против их воли, от пищи воздерживаются они по причине крайнего страдания и желали бы вкусить, но препятствует болезнь, а других одолевают страдания добровольные, от них самих зависящие, и имеют они отвращение не от хлеба и от съестных припасов, но от всего, что премудро и правдиво устрояется Божиим промышлением. Если сеют, желают дождей, а если отправляются в путь, жалуются на дожди. Нужно им, чтобы лучи солнечные стали более знойными и плоды посеянного привели в зрелость, и в то же время негодуют и жалуются на жар. Ради чрева всякий труд принимают на себя: и земледелие, и кораблеплавание, и дальние путешествия — и делаются опять строгими обвинителями чрева, будто бы узаконено ему не служить мановениям души, а господствовать. Жалуются на громы, град и подобные наказания, и также обвиняют Божие долготерпение. И правосудие, и долготерпение не уважаются ими. Напротив того, сами и погрешая в великом, желают пользоваться долготерпением, а кто их оскорбил, о том молят, чтобы строго поразило его правосудие. Увидят нищего — и тотчас подвигнут язык против Промысла, множеством насмешек осыплют бедность. Увидят богатого, который выступает на концах ногтей, озирается по–львиному, поводит плечами, ездит на колесницах, окружен множеством служителей и жезлоносцев, — и хулу свою обращают на богатые имения. С негодованием смотрят на жизнь, как на исполненную неравностей, — и ненавидят смерть, которая полагает конец всем неравностям, тела наши делает равночестными. Между тем, порицающим смерть должно было бы дивиться жизни, или обвиняющим жизнь — восхвалять смерть, потому что смерть и жизнь прямо одна другой противоположны. Они же хулят все без разбора, и все одинаково охуждают. Пока они дети — завидуют мужам, а став мужами, — достойными зависти называют детей. И должно ли пересказывать все клеветы одержимых этою злою болезнию? Ничего такого не бывает в мире, чего не коснулась бы стрела злоречия, пущенная языком их. Посему, употребив врачебные способы, докажем им, что доныне их оскорблявшее — весьма приятно. И как в предыдущем слове достаточно говорили мы о богатстве и бедности, о кажущемся в рассуждении их недостатке единообразия, доказывая пользу и бедности, и богатства, так теперь объясним о рабстве и господстве, что не Сам Творец и не вначале установил сие разделение в естестве нашем.