Привычное дело - В Белов

- Спит, работник...

Вставало солнышко; они шли домой коровьими тропами. Иван Африканович послал Гришку вперед одного:

- Беги, да ежели встретишь кого, скажи, что в поскотину теленка гонял.

- Какого теленка, пап?

- Ну, своего теленка...

- Никакого я теленка не гонял, - сказал Гришка.

- Поговори у меня!

Иван Африканович крадучись вышел прямо в поле на покос и косил весь день, до вечера колхозное сено.

Гришка спал на повети до обеда, а в обед пришел с председателем районный начальник и сел на бревнах. Они позвали Гришку:

- Мальчик, а ну принеси ковшик воды! Гришка сбегал за водой.

- Что, нет отца дома? - спросил начальник.

- Не-е!-сказал Гришка.-Мы с папой из лесу вместе шли, а потом я убежал. Мы ночью косить ходили.

- Что-что? Ну-ка иди, мальчик, поближе. Куда, говоришь, ходили?

- Косить.

- В лес?

- Ыгы.

- Так, так. А ты нам покажешь, где это место? Мы тебя на лошади прокатим.

Гришка с великим удовольствием залез на лошадь, уселся поудобнее, держась за вельветовую толстовку незнакомого начальника. Председатель хмуро ехал рядом.

- Это по Левоновской дороге, что ли? - спросил он.

Гришка чистосердечно рассказал дорогу, они отпустили его и поехали в лес, а он, ободренный и радостный, побежал домой.

Вечером Ивана Африкановича через Мишку Петрова, который ходил выписывать запчасти, вызвали в контору. В кабинет председателя Иван Африканович вошел, будто котблудня, спокойно, но с внутренним сознанием своей вины.

- Дрынов? - спросил районный начальник.

- Так точно, он самый.-У Ивана Африкановича екнуло сердце.

- Вы косите в лесу по ночам для личных нужд. Вы понимаете, товарищ Дрынов, что это прокурором пахнет?

Вы же депутат сельсовета!

Иван Африканович покраснел как маков цвет, он был и правда депутат.

Он чуть не плакал от стыда, виновато мигал и чуял, как розовели горячие уши.

- Чего уж... виноват, значит, дело привычное. Баба смутила, думаю, корова... Виноват, в общем, замарался, не будет больше такого.

Уполномоченный ударил кулаком по заляпанной чернильными пятнами столешнице:

- На правленье яснее поговорим. А сейчас марш! Чтоб духу твоего не было. "Виноват"!

Иван Африканович понуро, боком вылез из кабинета.

Забыл надеть шапку и с великим стыдом, качая головой, вышел на крыльцо. Ему было до того неловко, совестно, что уши долго еще горели. Словно ошпаренные самоварным кипятком. И все-таки после этого разговора ему стало не то чтобы легче, а так как-то приятнее, будто кончилась тайная опасность, которая все это время стояла за плечами.

Вот только что с коровой делать? Без сена коровы не будет у Ивана Африкановича, а без коровы и молока не будет, а без молока не будет и денег на хлеб-сахар, уж не говоря о том, что с такой семьей без молока никакой приварок не поможет. Не напасешься никаких щей. А шут с ней, утро вечера мудренее.

Иван Африканович пошел в огород, сел отбивать косу. И вот уж чего он никак не ожидал, так это одного дела. Он отбивал косу, плевал на кончик молотка и тюкал по бабке, плющил тонкое лезвие, стараясь не делать на нем трещин.

Тюкал долго, размеренно, и уже совсем все встало на свое место, он успокоился от этого тюканья, как вдруг опять появился тот уполномоченный. Он по-свойски открыл отводок загороды и зашумел макинтошем.

- Так, так, товарищ Дрынов. Как вас, Иван?

- Африканович, - не сразу добавил Иван Африканович.

- Я к вам, Иван Африканович, на одну минутку. Закуривайте,-он протянул только что початую пачку "Беломора".

- У меня есть, только этот мелкослой, "Байкал",- отказался Иван Африканович.

- Держите, держите!

И хотя Ивану Африкановичу не хотелось "Беломору" (у него всегда поднимался кашель от переменного курева), хотя он и привык к "Байкалу", но, чтобы не обидеть человека, взял "беломорину".

- Так, так, - сказал уполномоченный.-Погодка-то, а?

- Погода хорошая, - сказал Иван Африканович. А уполномоченный взял косу, потрогал, каково она насажена на косьевище. Будто и в самом деле умел насаживать косы и будто ему на самом деле было важно, хорошо ли насажена коса у Ивана Африкановича.

- Так, так...

"Неужто опять? - подумал Иван Африканович. - Вот ведь беда какая, провались это и сено".

А уполномоченный перестал такать и говорит:

- Вы, товарищ Дрынов, наш актив и опора. На кого же нам в руководстве и опереться, как не на вас? Правильно я говорю?

- Оно конешно...

- Вот и я говорю, что вы депутат. Партия и правительство все силы бросили на решение Пленума. А у вас в колхозе люди, видать, этого недопонимают, им свои частнособственнические интересы дороже общественных.

Я не про вас говорю, вы свою ошибку поняли. Кто у вас еще по ночам сено в лесу косит? Вы как депутат должны нам подсказать. Вы мне перепишите всех на бумажку к завтрему. Где кто сколько накосил. А бумажку в контору занесите для принятия мер. Договорились?

- Оно конешно...

- Вот и хорошо, что договорились. А ваши стога мы не будем обобществлять, я скажу председателю. Все ясно? Ну, будьте здоровы, а бумажку завтра занесете.

Иван Африканович нехотя подал ему свою тяжелую лапищу, и уполномоченный зашуршал плащом, вышел из огорода.

Никакой бумажки о том, где кто косит по ночам, Иван Африканович не написал. Он и не подумал ее писать. И вот теперь его склоняли по всем падежам, на всех собраниях, до того дело дошло, что он даже опять похудел. Провались все в тартарары...

- Не знаю, что и делать, Катерина... - сказал он как-то вечером. Записали мои стожонки... Стыд. На всю округу ославили.

Катерина, как могла, начала его утешать:

- А ты, Иван, сходил бы к соседскому-то председателю.

Может, тот даст покосить в лесу-то.

Это была хорошая мысль. Иван Африканович еще тем летом перекладывал печи в конторе того, соседнего председателя, мужик он был хороший, заплатил тогда по два рубля на день.

Иван Африканович выкроил время, сходил в чужую контору, и ему разрешили косить на той, соседней территории, только чтобы потише, без шума. Они опять по четыре ночи ходили в лес вместе с Катериной. Правда, косили не подолгу. Катерине к пяти утра надо уже на дойку, да и ему к шести-семи на общий покос. Четыре ночные упряжки, косили старательно, надо было уже стоговать сено, как вдруг и приехал Митька. Шурин Митька из Мурманска, брат Катерины, не больно надежная опора Евстольиной старости.

2.ФИГУРЫ

Он приехал ночью, уже под утро, на запоздалой леспромхозовской машине, что везла на лесоучасток горючее. Слез у бревен Ивана Африкановича, поглядел вослед машине: шины все еще выписывали в дорожной пыли громадные восьмерки. Митька махнул рукой: доедет, - видать, не первый раз...

Митька покурил на бревнах, деревня спала. "Дрыхнут, - подумал он. - Вот жизнь".

Денег у него не было ни копеечки. Все деньги просадил, пока ехал из Заполярья, не было и чемодана с гостинцами и шерстяного свитера.

Митька без большого труда открыл запертые изнутри ворота. В избу заходить не стал, а поднялся на поветь.

Постель под пологом оказалась пустая. Он разделся до одних трусов, снял даже тельняшку и завалился спать, проспал чуть не до обеда, а днем, чтобы не слушать маткиных нотаций, подался на улицу. Евстолья-матьхоть и ругала его, однако накормила на славу, и он вышел на солнечную улицу, сходил в огород, сорвал и пожевал горькое перышко лука, зашел в баню, посидел на приступке. Ни зятя Ивана, ни сестры дома не было, и Митька пошел по деревне, увидел Курова, который у крыльца насаживал чьи-то грабли.

- Здорово, дедко! - Митька остановился.

- Здорово, брат, здорово. Вроде Митрей.

- Ну.

- Вот и хорошо, что родину не забываешь. Каково, брат, живешь? Не завел сберегательную-то?

Митька безнадежно махнул рукой и пошел дальше, такие разговоры были сейчас совсем ни к чему.

Пусто в деревне. Вон только у скотного двора какие-то звуки. Митька направился туда и встретил еще одного старика - Федора, он ехал от фермы на телеге с бочкой.

- Привет, дед!

- Тпррры! Стой, хромоногая. Доброго здоровьица. Не Митрей? Вроде Митрей, Катеринин брат. - Федор остановил кобылу, сидя козырнул Митьке. То-то Евстолья-то уж давно говорила, что сулишься. Надолго ли к нам?

- Да недельки две поживу, а там видно будет. - Митька угостил старика куревом, спросил:-Чего возишьто?

- Да вот за водой езжу по четвертый день. Ноне я, Митрей, воду вожу. Всю зиму солому возил, а теперь по другому маршруту.

- Что так? - Митька пришлепнул кучу оводов на кобыльем боку. Равнодушно поглядел на окровавленную ладонь, вытер о траву.

- Вишь, оно как получилось, - сказал Федор. - Старый-то хозяин вздумал в прошлом году водопровод провести коровам. Ну, установили всё, эти трубы, поилки, колодец выкопали, а Мишка Петров насос и движок поставил. До этого-то доярки на себе таскали, по колодам.

Ну, а как учредили водопровод, мы колоды-то эти все и выкидали да истопили,-куда, начальство говорит, эти колоды, ежели автопоилки есть. Механизация, значит. Да.