Миссия "Алсос" - Сэмюэль Гоудсмит

Лаборатория центрифуг была организована в скромных масштабах. Позже планировалось соорудить целую батарею из центрифуг. Отделение чистого урана-235 для бомбы не предполагалось. Немцы никогда не думали о практическом ее изготовлении за столь короткое время. Все, чего они хотели, — это получить какое‑то количество урана, несколько более обогащенного изотопом уран-235 по сравнению с природным. Если бы они сумели его получить, то это облегчило бы им изготовление уранового котла с ограниченным количеством тяжелой воды, которой они располагали. Но единственная действующая у них центрифуга могла бы дать сколько‑нибудь полезный результат лишь через сотню лет работы.

Руководил лабораторией центрифуги доктор Вилли Грот. Почти двадцать лет назад, когда я учился на рокфеллеровскую стипендию в Германии, он был моим компаньоном по комнате. Мы с ним сошлись очень близко и стали большими друзьями. Он был страстным почитателем Томаса Манна, что помогло ему избежать ловушек нацистской доктрины. Гамбуржец по происхождению, он обладал более широким и интернациональным кругозором, чем большинство немцев. Но он выполнил свой долг перед родиной: в начале 1939 года он и его коллега Гартек написали германским военным властям относительно возможности создания атомной бомбы.

Встреча наша была невеселой; воспоминания о былой дружбе не давали освоиться с мыслью, что мы стоим лицом друг к другу как враги. Оба мы понимали, что лучше бы наша встреча состоялась позже или даже никогда не произошла.

Я был рад заметить, что Грот мало изменился как внешне, так и в своих взглядах. Но свободный разговор у нас не получился. Мы обменялись несколькими тривиальными фразами о наших семьях, однако оба чувствовали, что есть много вопросов для глубокого обсуждения, но ни время, ни место никак не подходят для этого. Грот провел меня по лаборатории и дал несколько совершенно ненужных пояснений; я постарался сделать свой визит как можно более кратким.

* * *

Наша основная цель, однако, все еще не была достигнута: центр исследовательской работы по атомной бомбе не был в наших руках. Мы не вступили в контакт с «мозгом» германского уранового проекта— физиком Гейзенбергом. Нам было известно, что он и его группа работали во временной лаборатории в городке Эхинген. Отто Ган и его люди находились поблизости, в деревне Тайльфинген. В этот район южнее Штуттгарта, Земля Вюртемберг, были эвакуированы также многие другие важные исследовательские лаборатории. Швейцарский ученый Дёлленбах имел здесь отдельную лабораторию — «Исследовательский центр Д», — где он намеревался построить циклотрон, основанный на новых принципах. Он пользовался полной поддержкой и доверием нацистского совета. Неподалеку находились также Биологический и Металлургический институты кайзера Вильгельма.

Мы с нетерпением ждали занятия этого района, когда вдруг возникло новое осложнение: такую интересную в научном отношении территорию должны были занять французские войска! У нас была строгая инструкция, требовавшая сохранения в тайне от всего союзного персонала, за очень небольшим исключением, всякой «атомной» информации. Мы опасались, что аутсайдеры натолкнутся на особенно ценные для нас объекты.

Полковник Паш начал переговоры с военными властями и развил энергичные планы захвата Эхингена парашютным десантом. Он намеревался похитить ученых, а также вывезти их основную документацию и приступил к тренировке своих людей для выполнения этого особого задания.

Но я не разделял его планов. Мы теперь твердо знали, что проект немецкой атомной бомбы ничтожен по своему масштабу. Хотя парашютный десант и не был какой‑то особенно опасной операцией, я все же считал, что германский проект не стоит даже одной вывихнутой ноги солдата союзных армий. При поддержке майора X я сделал такого рода представление, и парашютная операция была отменена. Боюсь, полковник Паш до сих пор не простил мне, что я помешал осуществлению этого, по — видимому, коронного для его карьеры плана.

Но проблема все еще оставалась нерешенной. Нам все‑таки следовало попасть в Эхинген первыми, как это удавалось до сих пор, и при этом никому не дать никаких объяснений: В американской и британской зонах все это происходило гладко. Мы забирали документацию и людей, имевших отношение к атомной бомбе, без заполнения каких бы то ни было бланков и анкет в местных штабах и не ожидая чьих-либо разрешений. Правда, были два случая, когда миссии запретили проникнуть в некоторые районы, но такие приказы быстро отменялись.

Мы тщательно следили за соблюдением всех правил, когда в своей деятельности имели дело с вопросами, не относящимися к атомной бомбе.

В прежних операциях военные сотрудники миссии Алсос присоединялись к так называемым «отрядам Т», задача которых состояла в захвате лиц и объектов, не имевших особого тактического значения, но нужных для разведки, например японских консульств в Германии, высших нацистских деятелей и т. д.

Мы не могли присоединиться ни к какому французскому отряду Т без того, чтобы не дать каких‑то объяснений. Руководство приняло решение, чтобы мы сформировали собственный отряд Т на время этой операции. Нам должны были временно придать некоторые силы из американских войск, предназначенных для оккупации района Мюнхена.

Полковник Паш быстро все организовал. Все это предприятие получило официальное кодовое наименование «Операция Хамбаг» (humbug — по — английски «обман»), У нас было две бронемашины, целый караван джипов и прочих средств передвижения.

Вдоль восточного берега Рейна, а затем в общем направлении на восток мы проникли в район нахождения секретных лабораторий. Сопротивления оказано не было, обменялись лишь несколькими выстрелами, и нескольким деревням было предложено сдаться по телефону. Из всех операций миссии Алсос эта была, вероятно, самой безопасной.

В этой экспедиции наши военные должны были двигаться первыми, а гражданские следовать за ними спустя полдня или более.

В операции полковника Паша сопровождал генерал Гаррисон, возглавлявший разведку на этом южном участке фронта. Со стороны французов помех также не было: их колониальные войска больше интересовались свиньями и курами, чем учеными-атомниками.

Наконец наши военные достигли Эхингена и сразу же направились к лаборатории Гейзенберга. Нас снабдили отличными картами и аэрофотоснимками, и поэтому найти ее не составило никакого труда. Полковник и генерал вошли в кабинет Гейзенберга, но его там не было. Первое, что они там к ужасу генерала увидели, была фотография, на которой вместе с Гейзенбергом был снят я. Снимок был сделан в Мичигане в 1939 году, когда Гейзенберг гостил у меня. Поддразниваемый полковником Пашем, генерал уже почти начал верить, что я недостоин доверия как человек, находившийся в непосредственном общении с врагом. Во всяком случае, мне пришлось выслушать и вытерпеть немало шуточек по этому поводу.

Полковник Паш расположил наш штаб в Эхингене и принял на себя командование отрядом Т. Началось всестороннее изучение найденного. К этому финальному успеху нашей миссии специально прибыли офицеры от генерала Гровса и несколько наших британских коллег.

К сожалению, я приехал слишком поздно и не сумел предупредить взрыв пещеры, в которой находился экспериментальный урановый котел. Взрывать это устройство было совершенно бесполезно — к счастью, это и не нанесло особого ущерба, так как все оборудование предварительно вывезли. Это была такая же ошибка, как и уничтожение нашей армией японских циклотронов.

Обсуждался также вопрос об уничтожении циклотрона в Гейдельберге, но здравый смысл восторжествовал, и рекомендации научного персонала миссии были приняты во внимание. Причиной беспокойства служило то обстоятельство, что все планы первоначально основывались на предположении, что немецкие работы по атомной бомбе были по своему уровню и состоянию в опасной степени близки к нашим собственным, и действовать надлежало в соответствии с этим. Кроме того, военные власти не были компетентны в вопросах о том, что опасно и важно в этой в высшей степени секретной и особой области. Так, циклотрон ошибочно приняли за очень важную часть атомной бомбы, а безобидного физика считали потенциальным диверсантом, способным взорвать Нью-Йорк.

Подобную точку зрения трудно было изменить даже после того, как стала очевидной незначительность размаха немецких работ; фактически планами такая возможность не учитывалась, и нам было приказано захватывать и интернировать всех немецких ученых, причастных к разработке германской атомной бомбы.

К моменту падения Страсбурга это было совершенно справедливо, но я тогда уже решил, что нет необходимости интернировать таких людей, как Боте; к нашему собственному урановому проекту он не мог добавить ничего нового, не знал он также и ничего такого, что могло бы послужить секретными данными для непосвященных. Теперь мы находились на территории, подлежащей французской оккупации. И лишь для того, чтобы убедить оставшихся в далеком тылу людей в правильности наших выводов, нам опять предстояло двигаться вперед в погоне за несколькими ведущими учеными.