Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут

доказательств? Все документы на Илью у мамы в селе и свидетельство об усыновлениии тоже. Мы с Сережей нарочно оставили его там, чтобы дети случайно не нашли.

– Объяснишь, конечно, но позже. Федор Евгеньевич, – Барковский бросает короткий взгляд в сторону главврача, – прошу прощения. У нас тут семейные дела, не требующие отлагательств.

– Но, Владимир Данилович, все же хотелось бы знать, что вы решили…

– Я пришлю своих юристов. С ними все и обсудите. С меня – финансирование, с вас – отчет. 

– Да-да, Владимир Данилович.

– Ну вот и прекрасно. Идем.

Он тащит меня за собой в сторону лестницы. Причем ему, похоже, плевать, что мне неудобно.

– Подождите, за мной должна Эля приехать, – пытаюсь затормозить. 

Владимир резко останавливается и надвигается на меня:

– Ты поедешь со мной, а не с Элей. Только я еще не решил куда. Может, сразу на аборт? Моему брату не нужен больной ребенок!

У меня ноги подкашиваются.  

Он прижимает меня к перилам. Дальше некуда отступать. 

 – Владимир Данилович! – мой голос дрожит. – Это не то, что вы подумали!

– А что тут думать? – он упирается ладонями в перила по обе стороны от  меня. – И так все понятно. Решила  по-быстрому легких денег срубить? Нет, я все понимаю: сына надо лечить. Тут все методы хороши, а? Даже обман!

Его губы раздвигает холодный оскал. 

Я зажмуриваюсь, лишь бы не видеть убийственной ярости в этих синих глазах. У самой на ресницах наворачиваются слезы. От обиды внутри все кипит. 

Хочу крикнуть, что все не так, но меня останавливает его телефон. 

Звонок заставляет Владимира чертыхнуться. Он берет трубку  и отодвигается от меня.

– Слушаю, да…

Я поспешно достаю свой телефон. Нужно позвонить Эле как можно быстрее. А может, вообще сбежать? 

Украдкой оглядываюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд Барковского:

– Даже не вздумай. Нет, это я не вам, – поясняет он в трубку, – продолжайте.

Эльвира не спешит ответить на мой звонок. А больше звонить некому: номера Виктора у меня нет.

Быстро набираю сообщение Эле.

– Топай, – Владимир сжимает мое плечо  и подталкивает вперед. 

– Давайте спокойно поговорим! – пытаюсь воззвать к его разуму. – Я вам все объясню! 

Но проще заставить камень услышать меня!

Этот мужчина будто нарочно игнорирует мои слова. Прет к выходу, как танк, таща меня за собой на прицепе, и тут же набирает по телефону кого-то.

– Объяснять будешь в суде, – цедит в мою сторону. – Когда мы выставим тебе и Центру репродукции неустойку. Ты скрыла от моей семьи такую информацию! 

Я резко замираю. 

– Суд?!

Они заставят меня вернуть деньги? Боже… где я такую сумму возьму? 

– Давай, не тормози, – меня подхватывают под руку и силком тащат наружу. – Думаешь, будем с тобой церемониться?

– Да отпустите меня, – пытаюсь вырваться. 

–  Моей семье больной ребенок не нужен. Да, Вить, – это в трубку, – ты где? Отлично, жди. Сейчас приеду с твоей суррогаткой. Будешь решать, что с ней делать. Я все объясню при встрече. 

– Вы псих! Ненормальный, – отталкиваю его от себя. 

Но это все равно что отталкивать кирпичную стену. Ничего не получается.

– Веди себя спокойно, – он слегка встряхивает меня. – Не стоит полошить всю больницу. Тут же больные. 

– Я же сказала, что все объясню!

Судя по всему, разговаривать с ним бесполезно: он слышит только себя и то, что хочет слышать. Не человек, а баран! Угораздило же меня с ним столкнуться! 

От неприкрытого идиотизма ситуации даже страх проходит, остается одна злость. 

На улице Владимир все-таки отпускает меня.

Надо что-то срочно придумать. Хотя бы добраться до Эли! Или дождаться, пока она возьмет трубку. 

Мой мучитель направляется к иномарке, думая, что я за ним, как холоп за барином, последую. Да фигушки ему. 

Бросаюсь в другую сторону. Вылетаю за ограду клиники.

– Стой! – кричит Владимир. 

Нагоняет меня на улице и вновь хватает за руку. 

– Отпустите, – отталкиваю его.

Мимо проходят люди и косятся на нас.

– Ты сбрендила? – шипит он.

– А вы? Кидаетесь на человека прямо на улице, – возмущаюсь я. – Вот же будет интересно журналистам! Вы же стараетесь не афишировать свою жизнь, да? А тут такой скандал!

Беру его на “слабо”, и это срабатывает. Значит, мои подозрения не обманули: братья Барковские очень темные личности. Может, какие-то криминальные бароны, раз так шифруются?

Желваки на лице Владимира продолжают играть, но он нехотя отпускает меня. 

– Назови хоть одну причину, по которой я должен тебя слушать? – говорит, в упор глядя на меня.

Мой телефон звонит. Эльвира. Ну наконец-то. Я вскидываю голову и беру трубку. 

Псих ненормальный этот Владимир. Думает, раз он богатый, то ему все можно.         

– Эля, я закончила. Можете меня забрать? – стараюсь говорить ровно, но голос предательски дрожит.

– Ой, слушай, я тут еще занята. Вызови такси. Дворецкий оплатит по счетчику. 

– Эля, – зову ее, но она бросает трубку. 

Я опускаю смартфон и поднимаю взгляд на Владимира.

20

Барковский смотрит на меня так, словно все уже обо мне знает, все для себя решил. И что бы я ни говорила, как бы ни пыталась объяснить ситуацию – это уже не важно. Он смотрит как человек, который принял окончательное решение, и никто не сможет его разубедить. 

Даже не знаю, как сказать ему, что Илья не мой сын. Он ведь потребует доказательства. Не поверит мне на слово. Решит, что я от больного ребенка открещиваюсь. Сначала скрыла его существование, а теперь вру, что он неродной. 

Значит, нужно действовать иначе. Объяснить все при Эле и Викторе, сказать, что документы на усыновление лежат в деревне, у мамы…

Вот предлагала же купить ей смартфон! Так нет, отказалась, так с кнопочным и живет! А сейчас могла бы просто сфотографировать свидетельство и на мессенджер выслать. М-да… идиотская ситуация… 

Без свидетельства об усыновлении мне никто не поверит!                                                                            

– Пошли, – Владимир прерывает мои размышления, кивая в сторону своей иномарки.

– Я с вами никуда не поеду, – отступаю на шаг. – Можем поговорить прямо здесь. Хотя вообще не вижу причины объяснять вам что-либо. 

– Ты права. Мне можешь ничего не объяснять. К тому же я не настроен слушать твои сказки. 

Он делает шаг ко мне.