Ежедневные вечера танцевальной культуры и отдыха в Парке имени железнодорожников - Юлия Юрьевна Устюгова

на перевязи.

Миновав крахмальнобелую мечеть и кладбище, они прошли мимо переполненных резных беседок и покачались на мосту. Вернее, раскачивался Иван, с наслаждением чувствуя, как в скрипе вант и треске досок на мосту, подвешенном на серебряных колоннах, – сливаются, качаясь вместе, они и мост, и он с Ольгой – одинаково беспомощные в воздухе над ущельем.

Иван помог Ольге спуститься по утомительно высоким и кривым каменным ступеням вниз, к реке.

«Неужели я не удержу себя в руках? – думал он. – Нельзя же показать себя перед Ольгой форменной свиньёй, после того, что я уже наворотил. Осталось отпроситься или сбежать с курсов, съездить домой, развестись, чего бы оно ни стоило, вернуться и там уже разбираться, чего сама Ольга от меня хочет и чего я от неё хочу… Не сейчас, совсем ещё не сейчас… Конечно, с неё, с Ольги, ещё и станется отказать, и пропаду я пропадом. Но я уж там придумаю, что делать, если откажет. А оставлять всё как есть сейчас – совершенно не могу, при любом раскладе. Душу тянет. Так что пока мы с Ольгой только друзья. У Капитонова получается дружить с девушками, а чем я хуже? Только здоровее…»

Разлив в том году был высокий, и хотя набережная давно высохла, под ногами чекиста и его девушки так и шныряли чёрные, мелкие, как горох, лягушата. На каждой лесенке, ведущей к воде, сидели парочки, а то и несколько, дымки сигарет заранее обозначали их присутствие. Жара прибивала голоса к земле. Было особое, сугубо летнее время суток – ни ночь, ни день. Молочная речная вода в кругах прожорливых комаров. Отражённые дымные ивы и кремовые пески противоположного берега. Над головами гуляющих гирляндами зелёных воздушных шаров громоздились кусты, из них в небо устремлялись статуи на шарах и белые беседки. Колёсный пароход «Джамбул» брали штурмом белые клубы мотыля, и «Джамбул» осыпал с ободьев алмазные искры у ног Ольги с Иваном, сидевших на ресторанной палубе. Белорозовые тельца бабочек осыпались на палубу, в реку, на набережную, под ноги.

– Как неприятно, оказывается, когда бабочки в лицо. – Ольга вздрогнула и поскользнулась на них босоножками с перепонками. Иван удержал её, затем отпустил, принявшись внимательно листать подаренную книгу.

– «Ивану от Ольги Sbaglioni», число, дата, – стояло на жёлтом форзаце. Видимо, Ольга не была уверена, как правильно пишется её фамилия порусски, и подписалась поитальянски. Латинские буквы имели неприятно чужой вид.

– Ольга Збальони. Ты действительно итальянка?

– Да. Ты спрашивал. Збальони – очень забавная фамилия. Уно збальо –переводится как «ошибка». Збальони – «много больших ошибок». Ольга Збальони.

– Никогда, ни за что, ни почему, Ольга, не должно этого больше быть – никаких разных алфавитов, фамилий, государств, ошибок. И так и будет. Ничто, и никто, и никогда не должен в это вмешиваться. Никто, никогда не должен.

Ольга оглянулась на взволнованного Ивана, помолчала растерянно.

– Можно я надену твои часы?

– Можно. Пойдём сегодня в парк на танцы!

– Сегодня? В парк имени Железнодорожников?

– Сегодня. Именно сегодня. Забудь всё прежнее, всё к чёрту!

– Не могу, – сказала Ольга.

* * *

– Ты что так светишься? – поймал его за пуговицу Зайнулла в первом же перерыве. – Где Ольга? Она не ночевала дома. На рассвете ко мне Марьям прибежала. Ты её подруге ничего плохого не сделал, не убивал?

– Не убивал, – ответил Иван улыбаясь и подумал, что ничего более странного, чем смывать землю с белого платья на озере в пять часов утра, в его жизни, наверное, уже не будет. И точно ничего похожего с ним не случалось раньше, не считая залитого кофе и торжественно сожжённого на пустыре Ольгиного ковра. – А плохого тут ничего нет, – твёрдо добавил он.

Зайнулла был груб, он просто побелел от гнева.

– Симулянт! Где твоя рука? Где? Где ты повязку потерял? Где шиина? Хочешь, понастоящему сломаю?

Иван сам удивлялся, отчего минувшим вечером у него встала на место рука, он сам стыдился немного синяков, которые нечаянно наставил Ольге, но Зайнулла всё же его поразил. Их уже бросились разнимать, как маленький офицер вдруг успокоился и сел с холодным, но перекошенным лицом. С таким лицом Зайнулла просидел до конца занятий, не стронувшись с места и по их окончании. Но Ивану некогда было с ним разговаривать. Вечером у него было свидание с Ольгой. И хотя вчера она его простила за всё и даже за то, что он пока женат, – вдруг сегодня передумает? Тем более, когда все вокруг так и лезут!

9

Ольга опустила руку с часами в холодную тёмную воду, к ней сразу подплыли рыбки и начали пощипывать пальцы. Ивану хотелось показать Ольге всё, что он полюбил в городе, каждое приятное местечко обойти с ней, привязать Ольгу как можно больше к этому городу, его холмам и таким образом самому привязаться и к Ольге, и к городу.

Одним из любимейших мест приезжего Ивана оказался отчегото рыбный магазин и ведущий к нему над крышами домов, садами, огородами решетчатый мостик. Деревья прорастали сквозь него, под ногами Ольги и Вани, мост змеился между печных труб, поднимаясь с уровня на уровень тонкими, скользкими, прозрачными лесенками. Мостик был хорош. Что же касается рыбного магазина – то в нём соединялись сразу три любимые Ванины вещи. Вопервых, он был бывшей церковью, с высоченными белёными арками и резными напольными плитками, что всегда пленяло Ивана. А вовторых, во всю ширь магазина простирался выложенный разноцветным кафелем, разгороженный решётками бассейн с фонтанами, в который из огромных чёрных цистерн запускали щук, карасей, осетров, стерлядь и карпов. И, втретьих, от этого бассейна и маленьких окон лучи плясали вверх и вниз, пронзая крестнакрест загадочные сумерки огромного рыбного магазина. Настроение Ольги со вчерашней ночи вновь качнуло в обратную сторону. Её нельзя было сейчас надолго оставлять одну. Но гулкий магазин с журчащей сквозь зелень водой подходил к этому настроению значительно лучше, чем вчерашнее лёгкое и солнечное кафе. Ольга опустила руку с часами и ноющими синяками в холодную воду.

– Они остановятся.

– Пусть.

– Тебе больно?

– Это как попасть под поезд, – тихо засмеялась Ольга. – Я хочу, но не могу тебе сопротивляться, – это так ужасно! Ужасно!

– Это замечательно.

– Нет, это ужасно. Меня больше нет. Впрочем, и тебя нет. А то, что есть, – ни я, ни ты и вообще непонятно кто. До дрожи хочется сбежать на край света, до того страшно. Знаешь, если я решу больше никогда с тобой не встречаться, уехать, ты обидишься? Потому что пока мы вместе – мир переворачивается.

Иван испугался. В жизни ему не было так страшно, как сейчас, пока он ждал, что Ольга улыбнётся, или оглянется, или ещё чтонибудь скажет, а она не говорила и не шевелилась. И кто знает, что произошло