Одна помолвка на троих - Галина Куликова

«Кто это хитрая и бессердечная девка? Дана?! – пронеслось в его голове. – Нет, не может быть, чтобы бабушка так думала!»

Однако бабушка именно так и думала, что и подтвердила немедленно, продолжив свою гневную тираду:

– И ладно бы, он влюбился до беспамятства! Так нет же, выбрал ту, что покрасивее, чтобы перед другими хвастаться. И все-таки сидит у него в голове эта зараза. Будто все у него должно быть идеальным. Чтобы и в работе он был первым, и чтобы если уж жена, то непременно царевна.

«А разве плохо, когда жена – красавица?! – изумился Глеб. – И почему это она считает, что я не влюбился?»

– Да, Клавдия Васильевна, вы кругом правы. Дана мне тоже не нравится. Но что я могу поделать, раз мой сын ее выбрал?

Глеб прокрался до самого конца коридора, остановился и весь превратился в одно большое ухо. Он подслушивал самозабвенно, как в детстве, когда каждая фраза взрослых становилась для него откровением, ради которого он готов был вытерпеть все, даже порку.

– Помню, Глеб в первый раз привел ее домой. И она так нос задирала, будто мы все должны были от восторга об пол хлопнуться. А когда поняла, что дело не выгорит, быстренько все переиграла и такой овечкой прикинулась, я прямо диву далась. И сразу стала вокруг Марго виться. Сообразила, что та в доме влияние имеет.

– А эти ее бабочки? – неожиданно вспомнила мать. – Лучше бы она коров выращивала.

– Гадость, – поддержала ее Клавдия Васильевна.

«Гадость?! – снова возмутился про себя Глеб. – Привозить на праздники тропических бабочек и устраивать сказочный живой салют – это гадость?! Да они что, с ума сошли, что ли?»

– Понятно, что все эти парусники и калиго живут лишь несколько недель… Но все равно их ужасно жалко, – продолжала мать.

– Еще я слышала: они на своей фирме из крыльев дохлых бабочек выкладывают картины, – подлила масла в огонь Клавдия Васильевна. – Чтоб добро не пропадало. Брр!

– А Глеб тебе рассказывал, как делал предложение?

Запел на огне чайник со свистком, и стало слышно, как по чашкам разливают воду. Глеб стоял и старался не дышать. Боялся переступить с ноги на ногу, чтобы не скрипнули ботинки. Если его обнаружат, он никогда в жизни не узнает, как мать и бабушка на самом деле относятся к его будущей жене.

– С предложением тоже история. – в голосе Клавдии Васильевны появилась горечь. – Он как младенец, честное слово. Говорит: все вышло будто по писаному! Еще бы не вышло, ведь Дана и тут постаралась.

– И все так ловко обставила, – согласилась мать. – Или она уезжает в другой город, или он делает ей предложение. Нет, конечно, иногда мужика надо подтолкнуть, я ничего не говорю… Но это если он полный тюфяк, а ты его до смерти любишь. Но тут какая любовь-то? Нет, не любит она нашего Глеба. Мать всегда чувствует такие вещи.

– Не знаю уж, чего Дана в него так вцепилась, – проворчала Клавдия Васильевна.

– Зато я знаю. – Мать тяжело вздохнула. – Она отбила его у лучшей подруги. Та до сих пор ей этого простить не может. Кстати, подруга очень и очень успешная девушка, живет в Швейцарии, занимается недвижимостью. Но и сейчас не против заполучить Глеба назад. Да ты ее наверняка помнишь – Наташка Пономарева.

– Наташку Пономареву помню, – согласилась Клавдия Васильевна. – Значит, ей назло? Вот тебе и на. А наш-то небось ничего и не понял.

– Да наверняка.

Из легких Глеба будто выкачали весь воздух. И это его собственные мать и бабка?! Да как они могут ТАК говорить о Дане?! О волшебной, милой, ласковой Дане, с которой он собирается связать навеки свою судьбу?

Экзекуторши между тем продолжали виртуальную казнь.

– Знаете, я в ее присутствии всегда чувствую себя неуютно. Она сразу дает понять, что она вся такая из себя воспитанная, вся такая из высшего общества… Короче, само совершенство.

– А мы вроде как второй сорт, – поддержала ее Клавдия Васильевна.

– Бедный мой мальчик… Детство я сама ему испортила, а теперь эта девица испоганит лучшие годы его жизни.

Глеб чувствовал себя так, словно побывал в кресле у дантиста, который сделал ему обезболивающий укольчик, и по какой-то странной случайности укольчик заморозил его целиком. Он не ощущал ни рук, ни ног и сомневался, что сможет ворочать языком. Однако стоять на месте больше не было никаких сил.

Он на цыпочках вернулся к двери, открыл ее и захлопнул с таким ожесточением, что едва не развалил дом. И тотчас крикнул:

– Мама! Мам, ты дома? – Собственный голос показался ему жалким.

До него донеслись сдавленные восклицания, потом послышался звук отодвигаемых стульев, и мать с бабушкой воздвиглись перед ним с лицами, на которых было написано откровенное изумление.

– Привет, Глебка! – воскликнула мать, раскрывая объятия. – Я тебя только к вечеру ждала!

– Я начальник, – ответил Глеб, переводя взгляд с одной заговорщицы на другую. – Могу уходить, когда захочу.

– А мы тут вот… чай пьем!

– Надо же! То-то я удивился, что это вдруг бабушка к тебе в гости пришла? А оказывается, на чай! Раньше-то она, мне кажется, не особо тебя визитами радовала…

– Ну как же? – вступила в бой Клавдия Васильевна, пожевав губами. – У нас, между прочим, кое-что общее имеется. Внук и сын жениться собрался. Нужно же это обсудить.

– А по-моему, обсуждать нечего, – с вызовом заявил Глеб. – Дана входит в нашу семью, и это достойнейшая девушка.

– Ты выбрал настоящую красавицу! – от души похвалила мать.

– Да! Такая рослая, такая… ух! – подхватила Клавдия Васильевна. – Волосы у нее потрясающие. И зубы очень хорошие.

Глеб с подозрением посмотрел на бабушку. Та стояла с невинным видом, сложив руки на животе.

– Глебка, да ты проходи, проходи! – спохватилась мать. – Что же мы в коридоре стоим? Ты голодный? У меня есть фаршированный перец.

Они потащили его на кухню, усадили на стул и в четыре руки принялись за ним ухаживать. Глеб сидел и кипел, как тот чайник, с которого убрали свисток, но забыли снять с огня. Обалденные запахи пробудили в нем зверский аппетит, но чувство справедливости не позволяло наброситься на еду.

– Так что вы тут обсуждали? – спросил он, отхлебнув компот из сухофруктов, который так любил в детстве.

Женщины переглянулись, словно спрашивали друг друга, успел ли Глеб что-нибудь услышать. И если успел, как теперь выкручиваться.

– Хм. Мы говорили о том, что у тебя скоро день рождения.

– Я уже сто раз повторял: не хочу его отмечать. Так что и говорить не о чем. Ну, а еще?

– Знаешь, Глебка, мы за тебя здорово переживаем, – сказала мать. – Нам очень важно знать, что ты влюбился без памяти и именно поэтому женишься. А не потому, что запланировал жениться в тридцать лет и просто выбрал самую достойную кандидатуру…