Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин - Олег Михайлов

Далекий, от лавры, перезвон дал иное, возвышенное направление мыслям.

Только что миновала Пасха. Михаил Илларионович встретил Светлое воскресенье в соборной церкви Святой Софии, заложенной Ярославом Мудрым, по преданию, на том самом месте, где им были побеждены печенеги. Храм этот, как и прочие древние строения, сильно пострадал от свирепого Батыя. Но сохранилась гробница великого князя Ярослава Владимировича из белого мрамора и древняя мозаика в алтаре. Фигуры святых уцелели лишь до колен, а низ был подмазан краской. Прежде мозаикой изнутри был изукрашен весь храм, но она была сбита татарами, разграбившими город.

Кутузов в Киеве не пропустил ни одной обедни, а на Пасху свершил положенный крестный ход вокруг храма при трезвоне бесчисленных колоколов и пении стихиры «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесях…», а затем отстоял долгую утреню. Но даже в плену возвышенных помыслов о творце всего сущего не мог не отдать должного музыкальности певчих. Когда после огласительного слова Иоанна Златоуста хор запел тропарь, или церковный стих «Уст Твоих, якоже светлость огня…», Михаил Илларионович с невольным умилением сказал себе: «Верно, таких голосов, как на Украине, не сыщешь и в Италии!..»

Теперь весна торжествовала. Белым и розовым цветом оделись фруктовые деревья, светло-лиловым – пышные кусты сирени. Ночами соловьи громом наполняли сад. Да, недаром говорят в народе: «Соловей начинает петь, когда напьется росы с березового листа». Кутузов специально вставал ночами слушать соловьиные концерты. Певуны не смолкали и днем, но только в ночной тишине можно было насладиться во всей полноте их искусством – раскатами, дробью, бульканьем, свистом, трелями, щелканьем, стукотней, пленканьем.

«Сколько здесь соловьев! – порадовался Михаил Илларионович. – Я, чаю, и в Горошках столько не слыхивал. Надобно приказать, чтобы для них приготовили поболее лакомств – муравьев с яйцами…»

Совершив круг по саду и присев передохнуть на скамейке в уютной беседке, Кутузов еще раз оглядел роскошную картину весеннего цветенья, озвученную звонкими птичьими голосами. Парило даже в расстегнутом кафтане. В кружеве солнечных пятен на аллее замелькал гвардейский мундир. Адъютант и племяш Павел Бибиков принес почту.

Здесь, на садовой скамейке, Михаил Илларионович погрузился в петербургские и заграничные дела.

Верный друг Екатерина Ильнична все серчала, что Кутузов не торопится звать ее в Киев, но она была нужнее ему там, в столице, где столько недоброжелателей и врагов. С уходом из жизни благодетеля и старшего друга Ивана Лонгиновича только ей мог он поверить свои затаенные мысли и планы, передать записочки влиятельным лицам при дворе, и, конечно, очаровательной Нарышкиной, или даже послать прошение на имя государя. Да и приезд Екатерины Ильиничны требовал немалых денег, а их, как всегда, не было. Дыр столько, что пришла пора продавать павлоградскую деревню.

– Надобно ей со всей ласковостью ответить, что хоть и очень соскучился, да еще не время… – бормотал Кутузов, читая, как обычно, пространное послание жены. – Батюшки-светы! Скончалась Авдотья Ильинична! Не надолго пережила супруга своего, незабвенного Ивана Лонгиновича. Екатерина Ильинична пишет, что сестрица накануне открыла кадку с грибами. Хоть и говорят, что смерть причину найдет, но Авдотья Ильинична, бедная, очевидно, и померла от грибов… – Он сморгнул слезу, вспоминая покойницу, и снова воротился к письму: – Но вот наконец и о Лизоньке. Ах, сколько огорчений приносит моя ненаглядная Папушенька!..

Любимая дочь все еще никак не могла оправиться после гибели мужа. Михаил Илларионович понимал, что любое слово тут бессильно, но старался в письмах утешить ее, как это мог только самый любящий отец. «Слышу, что ты поехала в Ревель, – увещевал он свою Лизоньку в январе 1806 года. – Жаль, душенька, что там будешь много плакать. Сделаем лучше так: без меня не плакать никогда, а со мною вместе. Очень хочется твоих деток видеть. Как, думаю, Катенька умна?»

При воспоминаниях о Папушеньке померк майский день. Кутузов уже не видел нарядного цветения, не слышал соловьиных голосов. Зрячий глаз сделался незрячим, родительское сердце заныло. В своих слезных мольбах к дочери он старался воззвать к материнскому началу, уповая, что любовь к Катеньке и Дашеньке удержит Елизавету Михайловну от опрометчивых поступков и спасет от отчаяния. Михаил Илларионович здесь, в Киеве, вел с дочерью заочно долгие нравоучительные беседы с примерами, сентенциями, выводами и немало слез пролил над своими письмами.

«Кто из родителей может впасть в такое заблуждение, чтобы проклясть детей своих? – рассуждал этот нежный отец. – Сам Господь Бог, как олицетворенное милосердие, отверг бы столь преступное желание. Не на несчастное дитя падает проклятие, а на неестественную мать. Природа не назначила родителей быть палачами своих детей, а Бог принимает лишь благословение их, до которого только простирается их право над ними. Родители отвечают воспитанием детей за пороки их. Если дитя совершит преступление, родитель последует за ним как ангел-хранитель, будет благословлять даже и тогда, когда оно его отвергает, будет проливать слезы у дверей, для него закрытых, и молиться о благоденствии того, кого он произвел на этот развращенный свет».

Но его Лизонька безутешна, ее горе словно бы даже усилилось с течением времени. Надрывая сердце старого отца, она сообщила Кутузову о своем разговоре с маленькой Катенькой. Мать рассказала трехлетней дочери о дальнем путешествии, которое она намеревается предпринять и которым заканчивается каждое земное существование.

Потрясенный, Михаил Илларионович ответил ей горьким укором:

«Лизонька, решаюсь наконец порядком тебя пожурить… Разве ты не дорожишь своими детьми? И какое бы несчастие постигло меня в старости! Позволь мне, по крайней мере, тебя опередить, чтобы там рассказать о твоей душе и приготовить тебе жилище…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Буксгевден Федор Федорович (1750 – 1811) – генерал, командующий корпусом в кампании 1806 – 1807 гг. В шведской войне был главнокомандующим.

2

Дохтуров Дмитрий Сергеевич (1756 – 1816) – генерал от инфантерии, участник русско-шведской войны 1788 – 1790 гг., был главнокомандующим в русско-турецкой войне в 1809 г. В Отечественной войне особенно отличился в сражении при Малоярославце. Багратион Петр Иванович (1765 – 1812) – князь, генерал от инфантерии, участник походов в Италию и Швейцарию с Суворовым, войн со Швецией, Францией, Турцией. В Отечественной войне командовал 2-й армией, при Бородине был смертельно ранен. Милорадович Михаил Андреевич (1771 – 1825) – генерал от инфантерии, участник войны с Турцией, был дежурным генералом в штабе у Суворова в его Итальянском и Швейцарском походах. В 1806 – 1812 гг. – командир корпуса. В Отечественной войне командовал авангардом при преследовании армии Наполеона.

3

На фриштык – на завтрак (от нем. Friihstuck).

4

Чарторыйский Адам Ежи (Юрий) (1770 – 1861) – один из ближайших друзей Александра I, член негласного комитета. Выдвинул идею объединения всех польских земель под властью Александра I.

5

Лагарп Фредерик Сезар де (1754 – 1838) – швейцарский политический деятель, приверженец идей просветительства. В 1798 – 1800 гг. был одним из руководителей Директории Гельветической республики (Гельвеция – латинское название Швейцарии).