Россия и современный мир №2/2012 - Юрий Игрицкий

В статье ставится задача показать, как определенные идеи и знаки получают символические смыслы, включаются в политическую и правовую системы, становятся элементами идейно-символьной политики, артикулирующей осознанные национальные интересы.

Проблема связи идейно-символьной политики и национальных интересов возникает в позднее Средневековье и начинает разрешаться в Новое время. Тогда вместе с проблемой государственного суверенитета были поставлены вопросы реформирования монархических символов в соответствии с требованиями народного (национального) суверенитета и определения места того или иного народа в международных отношениях. В Голландии, США, Франции реализовывалась идея нации-государства, что требовало осознания национальных интересов суверенных государств и выражения их в идейно-символьной политике. Это затрагивало отношения науки, мифа, теологии. Ренессанс и Реформация подрывали регулятивную роль теологии, а Просвещение устанавливало господство научного знания со связанными с ним оптимистическими техницистскими надеждами. Но наука не смогла вытеснить из сферы политики и права миф и теологию. Последние оказались востребованы в идеологическом обосновании национализма и национальных интересов, конструировании национально-государственной идентичности и идейно-символьной политики.

Проблема национальных интересов была поднята на концептуальный уровень во время переговоров по заключению Вестфальского мира. Европейская цивилизация столкнулась с многообразием территориально-политических образований, у которых вызревали претензии на государственную субъектность. Уже Реформация в Европе показала, что народы и территориальные элиты обращаются к поиску национально-государственной идентичности, включающей обоснование комплекса территориальных, этноантропологических, конфессионально-культурных, экономических притязаний. Революции в Нидерландах и британских колониях Северной Америки, Великая Французская революция, войны Наполеона усилили тенденции формирования национальных государств. Утверждались идеология и политика обоснования своеобразия и исторической преемственности народов путем отстаивания и легитимации современных государственных границ (национальной территории), статистики и демографии (естественной антропологии, численности населения), самобытной истории, культуры, веры.

Данный процесс сопровождался обращением к ценностным основаниям в формировании национальных интересов. Это было нелегко обеспечить. С одной стороны, государства продвигались, как отмечал М.В. Ильин, в направлении национализации (регионализация) сакральной вертикали [6, с. 85] – религиозных ценностей (англиканская церковь в Англии, лютеранство в Германии и Скандинавии, кальвинизм в Швейцарии и части Франции, самостоятельный национальный кардинал в католической Франции, господство католичества в Южной и Восточной Европе, православия – в России и на Балканах). Происходила политическая рационализация и национальная сакрализация ценностей. Н. Макиавелли склонен был оправдывать порочные методы в политике правителя, который сможет объединить разрозненные части Италии в единое государство, т.е. действовать в национальных интересах. Вместе с тем христианские ценности, правовую систему, основанную в значительной степени на римском праве, трудно было четко соотнести с территорией. К тому же легитимация национальных государств с помощью международного права не могла основываться на ценностном обосновании.

С этой проблемой столкнулись участники переговоров по заключению Вестфальского мира 1648 г. Как писал французский исследователь Ж. – М. Гуенно, «Создатели Вестфальского мира хорошо понимали, что формируемый ими миропорядок не может строиться на ценностных ориентирах, в частности на религии. Ценности не подлежат обсуждению и по ним трудно делать уступки. Поэтому в основу государственно-центристской модели мира были положены национальные интересы, по которым возможен поиск компромиссных решений» [цит. по: 11, с. 75].

Такой реляционистский подход, определяемый правоотношениями между формирующимися суверенными субъектностями, сочетался и сочетается с субстанционалистским и идейно-символьным (идентификационным) подходами. В международной политике процессуальность переговоров (с их ритуалами) тогда осложняется господством прагматизма и трудно смиряемого эгоизма. Тем не менее в поисках идейных и символических формул национальных и имперских государств нельзя обойтись без ценностей, обращенных на идейное обоснование империй и национального суверенитета; невозможно было творить государства как «воображаемые сообщества».

Если исследовать национальные интересы, то реляционистский подход (в несколько смягченных вариантах, в сочетании с идентификационным, конструктивистским, социально-антропологическим) продолжал и в конце ХХ в. оказывать сильное влияние. Но значение ценностей в обосновании национальных интересов не снижалось. В СССР в условиях роста национального самосознания населяющих его народов национальные интересы опирались на социально значимые явления в жизни нации в конкретных исторических условиях и определялись (в обобщенном виде) в качестве «отношения той или иной национальности как целостного социального субъекта к каждому элементу и всей совокупности условий своего существования» [4, с. 106].

В современной России обществоведы рассматривают национальные интересы, чаще всего исходя из наличия вызовов и угроз со стороны окружающего мира, темпов развития, международной конкуренции, глобальных проблем (истощение ресурсов и стремление к переделу мира, экология, неконтролируемая миграция и т.д.). При этом наряду с угрозами распада страны или отторжения от нее территорий, депопуляции (вымирания населения), потери полноценной международной и внутренней суверенности отмечается и такая угроза как «моральный кризис». Т.Я. Хабриева определяет национальные интересы как жизненные интересы народа России, отражающие стремление граждан к обеспечению стабильного и устойчивого развития общества и минимизации (ликвидации) этих угроз [22, с. 8]. Моральный кризис в условиях глобализации и стимулируемых ею процессов современной модернизации – серьезная угроза ценностям, на основании которых обосновываются национальные интересы.

Как выделяются такие ценности? Ответ на этот вопрос помог бы не только определить некие топосы происхождения символов и номосы их закрепления, но и судить о содержании и структуре символов, ориентированных на национальные интересы. Выделение ценностей нации и их символизация подчиняется некой универсальной классификации, привязанной к основным сферам жизнедеятельности людей: пространственной (территории), естественно-антропологической (жизни населения и соответствующим предметам и артефактам), духовно-культурной (мифам, религии, истории), агентно-профессиональной (изделиям традиционного ремесла, достижениям хозяйства). В совокупности такие ценности и символы формируют комплекс образов, чувств, моральных установок, усиливающих позитивное восприятие национальных интересов в контексте повседневной жизни.

Б. Андерсон, выделял карту, перепись, музей, газету в качестве институтов, способных влиять на формирование и сохранение обществ и государств, сплачивать нации [1]. Свойства таких институтов объясняются тем, что они, образовавшись на основе систем жизненных ценностей и знаков, сами могут концентрировать вокруг себя знаки и упорядочивать ценности жизненных сфер. Они также помогают соединять знаки жизненных сфер с политической и правовой системами общества.

Географическая карта первоначально помогала находить определенные места на территории, организовывать локальные пространства, но затем стала серьезно влиять на сознание соотечественников, осознание ими общих интересов в территориальном (пространственном) аспекте. Она закрепляет в сознании жителей знаки, характеризующие своеобразие природы (климат, ландшафт) разных мест, образ «малой родины». Серии марок, например, изображают животных, памятники природы (горы, реки, равнины) регионов той или иной страны. В то же время карта концентрирует знаки (символы) таким образом, что помогает формировать образ всей территории государства, стимулировать патриотизм. Ряд государств ревностно (Китай и Япония особенно) воспринимают картографические неточности, оперируют даже термином «картографическая агрессия».

В качестве институтов, концентрирующих знаки естественно-антропологической жизненной сферы, выступает не только перепись населения. Кроме нее важную роль играют семья, местное сообщество, записи актов гражданского состояния, регистрация места жительства и пребывания. Все эти институты, наряду с переписью населения, определяют некоторые количественные демографические и этнические пропорции, концентрируют знаки, характеризующие этноантропологические черты (национальная одежда, элементы быта, кухни, особенности языка или диалекта). В то же время, несмотря на локализацию, в своей совокупности концентрация таких знаков помогает включать населенные пункты в общий образ национального государства.