Битая карта - Ариф Сапаров

Изрядно задержался у начальника и Федор Васильевич Григорьев, правая его рука. Никто, понятно, не знал, о чем они толковали, закрывшись вдвоем. Вероятно, о чем-то чрезвычайно важном, потому что вид у Федора Васильевича, когда он вышел от Егорова, был задумчивый.

Первым делом Григорьев попросил дежурного раздобыть зеркальце, критически осмотрел свою изрядно заросшую физиономию, нахмурился и велел принести ему бритву поострее.

Когда на улице стемнело, Криночкин решил выйти покурить. Поручений ему опять не дали, поездку в Питер отменили, вот он и надумал побыть на свежем воздухе, беседуя с часовым о всякой всячине. Часовой был его земляком, тоже с Псковщины.

И тут к воротам особого отдела бесшумно подкатил черный, точно вороново крыло, «мерседес-бенц». Это был единственный на весь Ораниенбаум легковой автомобиль, принадлежавший местному совдепу.

Знакомый шофер, разглядев в темноте Криночкина, поинтересовался, скоро ли собирается выйти товарищ Григорьев. Криночкин ответил, что ничего об этом не знает, но может пойти и выяснить. И, придавив каблуком окурок, направился к Григорьеву.

То, что он увидел, войдя к Григорьеву, заставило его вздрогнуть от неожиданности. Перед зеркалом, внимательно себя разглядывая, стоял заместитель начальника. Но какой — вот в чем вопрос. В щегольском френче добротного сукна, на плечах старорежимные погоны, грудь вся в царских орденах, а на голове молодцевато заломленная офицерская фуражка с золоченой кокардой. Ни дать ни взять, белогвардеец с форта Красная Горка, а вовсе не известный всему городу товарищ Григорьев, которого едва не расстреляли заговорщики во время своего мятежа.

— Ну что скажешь — соответствую? — спросил Федор Васильевич, не обращая внимания на удивленный вид Криночкина. — Похож на ваше благородие?

— Автомобиль вам подан, — уклончиво сказал Криночкин.

— Очень хорошо! — воскликнул Федор Васильевич и прищелкнул каблуками, отчего серебряные шпоры тоненько зазвенели. — Иногда неплохо прокатиться на авто!

Накинув на плечи кавказскую бурку, какие любили носить свитские офицеры, Григорьев проследовал мимо остолбеневшего Криночкина. Затем с улицы донесся шум отъезжающего «мерседес-бенца», и все стихло.

К счастью, вслед за тем наступила очередь самого Криночкина, так что долго удивляться ему не пришлось. Его и еще Сашу Васильева вызвал к себе Егоров.

Задание они получили в высшей степени деликатное, требующее немалого актерского таланта. Обоим Егоров приказал переодеться, как и Федору Васильевичу, чтобы в условленном месте встретить курьера белогвардейцев. При этом у курьера не должно было возникнуть ни малейшего подозрения.

— Остальное объяснит Григорьев. Советую поменьше разговаривать с этим сволочугой-курьером, — предупредил Егоров. — «Так точно» и «никак нет» — вот весь ваш разговор, поскольку вы оба в нижних чинах. Пусть он думает, что попал к своим…

— А к чему вся эта мура? — недовольно поинтересовался Васильев. — Забрать бы его, как явится, и доставить сюда…

Егоров осуждающе покачал головой:

— Забрать, тащить, не пущать! Эх, товарищ Васильев, товарищ Васильев! Да разве для той цели существует Чрезвычайная комиссия? Действовать нам положено по-умному, с соображением. Они что, по-твоему, глупей нас с тобой? А где у тебя гарантия, что курьер не отопрется? Вы его схватите, а он скажет: позвольте, дорогие товарищи, с чего вы кидаетесь на честных людей!

Гарантий у Саши Васильева не было, и он ни о чем больше не спрашивал, молча согласившись с начальником. Да и спросил-то, видать, потому только, что до смерти не хотелось ему надевать на себя погоны.

Курьер прибыл в Ораниенбаум утром.

Прибыл он не как-нибудь крадучись, а в легковой машине штаба Петроградского округа, да еще с важным седоусым старикашкой, очень уж смахивавшим на старорежимного генерала. Был курьер совсем еще молодым человеком, худощавым, горбоносым, в серой охотничьей куртке и в высоких сапогах с широкими голенищами-раструбами, какие надевают богатые бездельники, собравшись на осенних уток. Держался самоуверенно, не нервничал.

Информация военмора Солоницина, таким образом, полностью подтверждалась. Автомобиль с гостями из Петрограда остановился у дома, где квартировал командир воздушного дивизиона. Попив чайку с дороги и посекретничав с хозяином, старикашка укатил обратно, а молодой человек остался. Весь день лежал на диване, читал какую-то книжку.

Обо всем этом начальнику особого отдела доложили, не успела еще машина скрыться из виду. Удалось выяснить и фамилию старикашки. Это и впрямь был генерал, числившийся ныне военспецом и ведавший воздушной обороной Петрограда. «Ну погоди, господин военспец, мы тебя на чистую воду выведем», — думал Егоров, разъяренный слишком уж наглыми действиями заговорщиков.

Криночкина и Саши Васильева в то утро уже не было в городе. Ночью они ушли к Федору Васильевичу, обосновавшемуся в заброшенной лесной сторожке верстах в десяти от Ораниенбаума. И хлопот у них хватило на весь день.

Совсем это не легко и не просто — из крохотной избушки соорудить хоть какое-то подобие штаба. Пришлось раздобыть в соседнем имении поясной портрет бывшего государя императора Николая Романова, водрузив его на закопченную стенку. Понавесили погуще разных проводов, на стол поставили полевой телефон. Помимо того, нужно было присматривать за тропкой, ведущей к сторожке, а то еще, не дай бог, увидит кто-нибудь «белогвардейцев», и вся секретность операции моментально раскроется.

Самое трудное началось с наступлением темноты, когда отправились они встречать курьера. Ночь, к счастью, выдалась сухая, без дождя. Изредка из-за туч появлялась луна, скупо освещая мохнатые придорожные ели.

Ждали они недолго. Часов около десяти вечера из темноты показались две неясные фигуры. Впереди — это они сразу определили — шагал военмор Солоницин.

— Стой! — грозно окликнул Саша Васильев и, как наставлял их Федор Васильевич, щелкнул затвором берданки. — Кто идет?

— Православные мы, истинно православные! — тихо произнес в ответ Солоницин.

Это был пароль, все было правильно.

— Аминь! — по-условленному отозвался Саша Васильев.

И тут началась комедия.

— Господи, неужто проклятущая Совдепия позади! — не то всхлипнул, не то рассмеялся курьер, высунувшись из-за спины своего проводника. — Миленькие вы мои, до чего же я счастлив! Дайте хоть обниму вас на радостях, золотые вы мои, ненаглядные!

— Тихо! — цыкнул на него Саша Васильев, и Криночкин с тревогой почувствовал, что товарищ его готов закипеть. — Оружие при себе имеете? Попрошу сдать!

Дальше они тронулись гуськом. Наган, взятый у курьера, Саша Васильев засунул за ремень. Замыкающим шагал Криночкин.

В лесном «штабе» комедия продолжалась полным ходом. От новенького ли мундира Федора Васильевича или от царского портрета, едва различимого при тусклом свете керосиновой лампы, но курьер и вовсе ошалел. Скинул шапку, принялся размашисто креститься, а потом вдруг вытащил из-за пазухи дольчатую английскую гранату с вставленным запалом.

— Вот, господин поручик, до последней минуты берег… Коли что, думал, взорву себя к чертовой бабушке, и большевичков заодно! Теперь-то она мне не потребуется…

— Совершенно верно, — подтвердил Федор Васильевич, забирая у него гранату. — Теперь вам опасаться нечего. Приступим, однако, к делу…

Курьер сразу его понял, уселся на пол и стал стаскивать правый сапог. Федор Васильевич кивнул было Криночкину, чтобы помог, но помощи никакой не потребовалось. Сложенная в маленький квадратный пакетик карта-трехверстка была зашита в голенище сапога, и курьер, достав складной нож, ловко его распорол.

— Здесь наши друзья изобразили дислокацию красных, самую последнюю, свеженькую… А вообще наиболее конфиденциальное мне поручено доложить устно…

— Устно, значит? — оживился Федор Васильевич. — Это хорошо, давайте докладывайте…

Торопясь, будто кто-то мог ему помешать, курьер начал рассказывать — как готовится, дожидаясь сигнала, вооруженное подполье в Петрограде, какие крупные работники большевистских штабов втайне сочувствуют благородному делу генерала Юденича и как огорчили всех слухи о возникших якобы затруднениях на фронте.

Криночкин и Саша Васильев стояли в сенях за дверью, слушали.

— Сообразил теперь, ради чего Александр Кузьмич замыслил весь этот бал-маскарад? — шепотом спросил Криночкин.

Саша Васильев не ответил. На скулах у него зло поигрывали упругие желваки.

Первые ниточки

Сомнения механика Солоницина. — Развязка в лесном «штабе». — Новоявленный толстовец. — «Я главный агент англичан». — Пантюшка действует

Как ни бесхитростна была придуманная Егоровым ораниенбаумская комбинация, а она помогла Чека ухватиться за ниточку, которой недоставало в «Английской папке». И не за одну даже, сразу за несколько ниточек. Еще не известны были масштаб и размах заговора, еще оставались на свободе главные его заправилы и вожаки, а чекисты уже вышли на верную дорогу, ведущую к неминуемому разоблачению вражеских замыслов.