Что остается от небес - К. Харрис

Услышав свой титул, Себастьян развернулся к американцу лицом.

– Я встречал вашего отца много лет назад, – улыбнулся тот. – Хотя сомневаюсь, чтобы он когда-либо рассказывал вам о нашем знакомстве.

– Нет, не рассказывал.

Повернув голову, Франклин проводил взглядом бегущую по парку внучку.

– Как-то мы плыли вместе на одном корабле. Лорд Гендон возвращался из колоний, а я… Я начинал жизнь изгнанника.

Он помолчал пару минут. Оживлявшая черты веселость исчезла, выражение лица сделалось подавленным и печальным.

– Я как раз потерял свою первую жену. Она умерла, пока бунтовщики держали меня в тюрьме[25], – тяжело вздохнув, собеседник потряс головой. – Прошу прощения за сентиментальность. Чем старше становлюсь, тем тяжелее для сердца воспоминания о минувших днях.

Спутники постояли, наблюдая за змеем, то взмывавшим ввысь, то ныряющим к земле.

– Полагаю, вы здесь из-за епископа Прескотта? – спустя минуту спросил Франклин.

– Откуда такое предположение? – покосился Себастьян. 

– Я пока не выжил из ума, – потемневшим от табака пальцем постучал американец по виску. – Возможно, наукой вы тоже интересуетесь, но подлинное ваше увлечение – расследование преступлений. Нетрудно догадаться, что вам сообщили о моей недавней ссоре с его преосвященством.

– Так это правда?

– О, да. То, что меня миновало старческое слабоумие, не означает, что я не совершаю глупостей.

– Не понимаю, – покачал головой виконт.

– Я создал своего рода школу для местных детишек: ничего особенного, просто небольшая группка ребят по вечерам собирается на часок у меня в гостиной для овладения основами чтения, письма и арифметики. Но с той поры, как умерла моя Мэри, мне все труднее продолжать эти занятия. Я знал, что Прескотт выступает за доступность образования для бедных, поэтому надеялся, что он поможет найти место для нескольких самых смышленых учеников в какой-то из городских благотворительных школ. Следовало быть умнее, – поджал губы Франклин.

– Епископ отказал?

– Даже не захотел выслушать. Принялся сыпать оскорблениями – хотя вам, по-видимому, рассказали.

Спутники повернули вниз с холма.

– Смешно, не правда ли? – хмыкнул Франклин. – Мой собственный отец лишил меня наследства, как предателя, потому что я остался верен королю, которому он же учил меня служить. А Прескотт? В его глазах я был предателем из-за верности моего отца стране, в которой тот родился.

Себастьян молчал, пытаясь совместить два, на первый взгляд, несопоставимых облика епископа Лондонского: преданного своему делу человеколюбца и узколобого фанатика.

В глубине глаз пожилого американца затеплилась слабая улыбка.

– По лицу вижу, что вы мне не верите. Думаете: «Разве мог священнослужитель, отстаивающий всех – от несчастных рабов Вест-Индии до притесняемых католиков Ирландии – необоснованно наброситься на какого-то старика?»

– Полагаю, у каждого из нас имеются свои предубеждения.

– Действительно, имеются. Возможно, Прескотт и был реформатором, но не радикалистом. В понимании епископа Америка и Франция являлись нечестивыми странами, объединенными революцией и опасной философией, которые он считал угрозой будущности цивилизованного мира.

– Однако лично вы всегда хранили верность Англии. 

– Для него это не играло никакой роли. Епископ смотрел на меня, а видел моего отца. Вот так вот.

– Но ведь война с Америкой окончилась тридцать лет назад!

– Для некоторых людей течение времени не имеет значения, – пожал плечами Франклин. Он снова повернулся к Девлину лицом, помаргивая блеклыми, слезящимися от яркого солнца глазами. – Мой вам совет, милорд, – если хотите выяснить, кто убил его преосвященство, непременно уделите внимание не только последним дням епископа. Иные заводят друзей на всю жизнь, а вот Френсис Прескотт обзаводился заклятыми врагами. Вечными.

– Никаких предположений, кем могут быть эти враги?

– У меня? Нет.

Девочка начала сматывать бечевку воздушного змея, малиновый шелк заплясал в ясной небесной лазури. Франклин наблюдал за внучкой, прикрыв от солнечного света глаза, черты его лица выражали обеспокоенность.

– При моей встрече с епископом проскользнула еще одна довольно любопытная деталь, – добавил он мгновение спустя.

– Какая же?

– Подходя к Лондон-хаусу, я увидел на тротуаре Прескотта, беседующего с торговцем. С мясником. Его преосвященство пояснил, что они всего лишь обсуждали счет, но…

– Вы ему не поверили?

– А когда вы в последний раз беседовали по поводу счета со своим мясником?

– Признаться, – улыбнулся виконт, – при встрече я и не узнал бы его.

– То-то и оно.

– А вам доводилось видеть этого торговца раньше?

– По правде говоря, да. Его зовут Слейд. Джек Слейд. Держит лавку возле Смитфилда.

– Смитфилда?

Франклин кивнул:

– Где-то рядом с собором, хотя боюсь, точное местоположение я не укажу. Мне запомнился этот инцидент, поскольку епископ был явно обеспокоен их беседой. До глубины души. Полагаю, это во многом объясняет, почему он столь сердито отреагировал на мою просьбу.

Ветер порывисто дунул, затем внезапно стих. Запрокинув голову, Себастьян смотрел, как вздрогнул в синеве воздушный змей, затрепетав красными крыльями. Эллен Франклин взвизгнула, когда игрушка, хлопая шелком, стремительно ринулась вниз и кувырком рухнула в крону вяза – изодранная малиновая вспышка среди зеленого моря листвы.

* * * * *

– Надо, чтобы ты кое-кого отыскал, – обратился Себастьян к своему груму. – Некоего смитфилдского мясника по имени Джек Слейд.

– Заметано, хозяин, – заискрились глаза мальчишки. – Не знаете часом, с какого он конца Смитфилда?

– Нет, – взял вожжи виконт.

Заливисто рассмеявшись, Том вскочил на свое место на запятках коляски:

– Да найду я его, хозяин, не боись!

ГЛАВА 12

Геро провела остаток дня, слоняясь по огромному особняку Джарвисов на Беркли-сквер в ожидании доставки из Лондон-хауса перечня визитеров епископа.

Известие о том, что архиепископ Кентерберийский обратился к лорду Девлину с просьбой расследовать смерть Прескотта, вызвало у баронской дочери нарастающую потребность безотлагательных действий. Зная виконта, она понимала: для него докопаться до правды о причине ее недавних встреч с епископом – всего лишь вопрос времени. Геро не сомневалась, что, как только Себастьян все выяснит, то станет еще настойчивее в своем намерении «поступить благородно» и жениться на ней. Какое бы вольное и далекое от общепринятых норм поведение ни позволял себе молодой Сен-Сир, он оставался офицером и джентльменом. А кодекс чести в вопросах подобного рода был неумолим.