Сурикэ - Густав Эмар

Разумеется, граф де Меренвиль-Шалюс, графиня и ее прелестные дочери, а также и Марта де Прэль присутствовали на балу.

Шарль Лебо был немного знаком с графом, которому его представил господин Дорель; он несколько раз встречался с ним, и граф всегда относился к нему приветливо.

Бал был в самом разгаре, танцевали почти во всех залах; Шарль направился в ту, где находилась Марта де Прэль вместе с графиней и ее дочерьми, как вдруг услыхал, что она говорит какому-то офицеру, пригласившему ее на танец:

— Извините, сударь, я приглашена, и вот мой кавалер.

Морской офицер выпрямился, кусая губы, презрительно взглянул на молодого человека и сказал сквозь зубы, уходя и даже не кланяясь:

— Ну, конечно, рыбак рыбака видит издалека; маленькая бастардка непременно должна была предпочесть этого прощелыгу человеку с именем и гербом.

Как ни тихо было сказано это кровное и незаслуженное оскорбление, однако м-ль де Прэль услыхала и была поражена в самое сердце; она побледнела, глухо вскрикнула от стыда и гнева и без чувств упала на руки графини де Меренвиль.

К счастью, никто не догадался о причине обморока; его приписали жаре и духоте, царившей в залах; молодую девушку отнесли в комнату г-на де Водрейля, и бал продолжался.

Шарль Лебо тоже слышал слова, сказанные морским офицером, и, кроме того, заметил кинутый им на него презрительный взгляд. Убедившись, что Меренвили ушли и увели девицу де Прэль, он твердым шагом направился к офицеру, смеявшемуся и шутившему в группе молодых флотских и пехотных офицеров, и слегка дотронулся до его плеча.

— Это что еще значит? — спросил высокомерно офицер, оборачиваясь назад.

— Это значит, сударь, — отвечал Шарль, — что я не прощелыга, а вы нечестный человек.

— Что этот дурак говорит? — сказал офицер. — Хочет он, что ли, чтобы я велел его наказать своим лакеям?

— Не кричите так громко, сударь, — холодно и резко возразил молодой человек, — меня нельзя велеть наказать слугам, а вот я так накажу вас сам, если вы не извинитесь за свой поступок; вы сейчас поступили, как негодяй, вы меня понимаете, конечно?

Офицер побледнел от злости и поднял было руку, но молодой человек схватил ее и сжал, как в тисках.

— Считаю пощечину полученною, — сказал он глухим, угрожающим голосом, — теперь я к вашим услугам.

— Пожалуй, хоть сейчас! — вскричал офицер, вне себя от злости. — Хоть сейчас!

— Пойдемте, — холодно сказал молодой человек. При этой сцене присутствовало несколько офицеров; они поспешили вмешаться и предложили обоим уйти с бала, чтобы избежать скандала в доме губернатора колонии.

Офицеры и оба противника вышли незамеченными.

Ночь была прекрасная, хотя и холодная; луна ярко освещала довольно прозаический вид города; улицы были пусты, только довольно густая толпа упрямо-любопытных лиц толпилась перед домом губернатора: жители Квебека обыкновенно возвращались домой к тушению огней и сейчас же ложились спать; одним словом, во всем городе не было ни одного освещенного окна.

Противники и свидетели прошли наудачу несколько шагов, повернули направо и по странному случаю остановились как раз перед домом, где была квартира Шарля Лебо.

— Господа, — сказал капитан Руссильонского полка, пытливо озираясь кругом, — это место кажется мне удобным, как вы думаете?

Все остановились: их было человек двенадцать, сколько моряков, столько же и армейцев; выбрали место и беспристрастно сделали все приготовления к дуэли.

— Господа, позвольте мне сказать одно слово, — сказал морской офицер.

— Говорите, сударь, — отвечал за всех капитан.

— Господа, вы, разумеется, не сомневаетесь, что я горю нетерпением отомстить за нанесенное мне оскорбление, но я, во всяком случае, не могу драться с первым встречным, которому вздумается меня оскорбить; вы знаете, что я — граф Рене де Витре, капитан королевского фрегата «Слава», стоящего теперь на якоре в Монреале. Я должен знать, с кем предстоит мне скрестить шпагу и не унизит ли меня дуэль с человеком, который меня вызвал; привилегии дворянства на этот счет несомненны.

— Это правда; таково право дворянства, — довольно сухо отвечал старый капитан Шампанского полка, — привилегии вам благоприятны, хотя, по-моему, вам бы не следовало быть слишком разборчивым, потому что ваша честь слишком серьезно задета.

— Из-за этого дело остановиться не может, — гордо сказал молодой человек, делая шаг вперед, — хотя многие из вас меня знают отчасти, но я все-таки скажу, кто я. Меня зовут Шарль Лебо, я адвокат при парижском парламенте, состою секретарем при г-не Дореле, кригс-комиссаре Новой Франции; наконец, мой отец — капитан швейцарской сотни его величества короля Людовика XV, да хранит его Господь!

— Этих званий совершенно достаточно, — сказал старый капитан, — пусть господа флотские офицеры перейдут на сторону господина де Витре, а мы, армейцы, станем на сторону господина Шарля Лебо.

— Благодарю вас, господа, за любезность, но у меня нет шпаги, — сказал, улыбаясь, молодой человек.

— Возьмите мою, я с удовольствием дам вам ее, — сказал старый капитан, вынимая шпагу из ножен и подавая Шарлю. — Это хороший испанский клинок, но вы, может быть, не умеете обращаться с такими игрушками? — прибавил он, улыбаясь.

— Будьте покойны, постараюсь биться как можно лучше, — сказал молодой человек.

— Подьячий! — пробормотал насмешливо граф де Витре. — Нет большой славы и убить-то его!

— Может быть, сударь, — отвечал Шарль Лебо, продолжая улыбаться, — но ради вас самих советую вам быть внимательнее и осторожнее.

Граф презрительно пожал плечами.

Граф де Витре принадлежал к старинной и знатной бретонской фамилии, ему было тогда 35 лет, это был элегантный и гордый дворянин, молодость которого прошла бурно; хотя в Версале у него были сильные связи и большая протекция, но репутация его была нехорошая; товарищи его не любили, у него было множество дуэлей, из которых он всегда выходил победителем; про него говорили, что у него тяжелая рука; но на этот раз у него был сильный противник.

Противники сняли верхнее платье, и оба стали в позицию с удивительной ловкостью и изяществом.

— Сходитесь, господа, — сказал старый капитан Шампанского полка.

Шпаги скрестились со зловещим лязгом. Граф был вынужден отступить.

При втором ударе его шпага, выбитая у него из рук, отлетела шагов на двадцать; удар был блистательный.

— Ловко! — сказал старый капитан, который в молодости был большим дуэлистом. — Этот адвокат владеет шпагой лучше многих знакомых мне учителей фехтования.

— Вы согласны извиниться, сударь? — холодно спросил молодой человек, когда его противник снова стал в позицию.