На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии - Синдаловский Наум Александрович

Так или иначе, но очень скоро, в 1859 году, в центре Исаакиевской площади Петербурга был установлен памятник Николаю I. Общий проект монумента принадлежал французскому архитектору Огюсту Монферрану, автору Исаакиевского собора, освященного годом ранее. Конную группу вылепил и отлил известный русский скульптор-анималист Петр Карлович Клодт, а пьедестал исполнили архитекторы Н. Ефимов и А. Пуаро и скульпторы Р. Залеман и Н. Рамазанов. Памятник представляет собой поднятого на дыбы коня с всадником, опирающегося на сложный многоярусный пьедестал, углы которого украшают четыре аллегорические женские фигуры: Мудрость, Слава, Правосудие и Вера. В Петербурге бытует легенда о том, что эти фигуры будто бы имеют портретное сходство с женой и тремя дочерьми Николая I. Для скульптуры Мудрости с зеркалом в руке, в котором должна была отражаться Правда, позировала якобы сама императрица Александра Федоровна. Вероятно, те же верноподданнические корни имеет и другая расхожая легенда — что у ангелов на фасадах Исаакиевского собора лица членов императорской семьи.

Впечатляет и фигура самого Николая I, представляющая собой блестящий скульптурный портрет тщеславного, ограниченного и самодовольного человека, безуспешно тщившегося быть похожим на своего великого предка — Петра I. Позже петербуржцы сравнивали этот образ с убийственной характеристикой, данной Николаю I Пушкиным: «В нем много от прапорщика и мало от Петра Великого».

Известна легенда о том, что бронзолитейщик, отливавший для памятника скульптуру Николая, на воротнике кителя императора будто бы отчеканил хорошо известное русское слово из трех букв, сопроводив его оттиском своего личного клейма. Поди проверь, так это, или нет. Высота монумента более 16 метров. Гораздо важнее, что эта легенда задала общий тон всей мифологии памятника.

Идея памятника состояла в том, что Николай следует за Петром I, продолжая его великое дело реформирования России. Однако еще до официального открытия монумента петербургские остроумцы обратили внимание обывателей на то, что памятники Петру Великому и Николаю I хоть и установлены на одной оси, и обращены в одну сторону, но отгорожены друг от друга мощной громадой Исаакиевского собора. Одно петербургское предание рассказывает, что уже на следующий день после открытия памятника Николаю I на сгибе передней правой ноги коня появилась доска с надписью: «Не догонишь!». Вскоре родилась поговорка, широко распространенная в городе: «Коля Петю догоняет, да Исаакий мешает». Затем появились и варианты этой поговорки, уничижительный: «Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает» и нейтральный: «Правнук прадеда догоняет, да Исаакий мешает».

Надо сказать, что это не единственный пример эксплуатации фольклором композиционного решения Монферрана. Согласно одной из легенд, любимая дочь Николая I Мария сразу после открытия памятника отказалась жить в построенном отцом специально для нее Мариинском дворце, сославшись на то, что ей неприятно видеть, как отец гарцует на своем скакуне, повернувшись спиной к ее окнам, а значит, отвернулся от нее. Согласно другой легенде, через пятьдесят лет, когда Николай II решил подарить этот дворец своей возлюбленной, балерине Матильде Кшесинской, она тоже решительно отказалась от монаршего подарка, сказав при этом: «Два императора — Петр I и Николай I уже отвернулись от дворца, и мне не хотелось бы, чтобы их примеру последовал третий». Было ли это на самом деле, сказать трудно, но именно тогда Матильда Кшесинская начала строить собственный особняк на противоположном берегу Невы, почти напротив окон Зимнего дворца.

Торжественное открытие памятника императору Николаю I. В. Ф. Тимм «Русский художественный листок». 1859 г.

Между тем мифология памятника Николаю I продолжала набирать обороты. Однажды на его постаменте появилось граффити: «Далеко кулику до Петрова дня». Смысл этой старинной русской поговорки в XIX веке был хорошо понятен. Так говорили о тех, кому многого недостает до совершенства, кто не выдерживает сравнения с кем-либо. Известно, что кулик — птичка маленькая, да к тому же еще и болотная. Потому и «Всякий кулик свое болото хвалит». В общем, не орел. Но в данном контексте поговорка приобретала еще и дополнительное толкование. Дело в том, что с 9 марта по 29 июня на Руси действовал традиционный запрет охоты на дичь и кулики могли чувствовать себя в полной безопасности. Но только до 29 июня. А в этот день, известный на Руси еще и как Петров день, или день поминовения святого апостола Петра, был крещен сын царя Алексея Михайловича, будущий император Петр I. Вот такие ассоциации преследовали петербуржцев, когда они, оглядываясь по сторонам, вычитывали русскую поговорку, каким-то остроумцем выписанную на пьедестале памятника. Да, далеко, очень далеко было Николаю до Петра. Хотя, по иронии исторических судеб, формально и числились оба Первыми.

Судьба памятника в послереволюционное время едва не сложилась трагически. Он вошел в число памятников, которые, согласно ленинскому плану монументальной пропаганды, были неугодны большевикам и подлежали сносу. Сохранилась легенда о том, что в конце 1920-х годов большевики собирались вместо Николая посадить на коня у Исаакиевского собора маршала Семена Михайловича Буденного. Но передумали. Испугались, что не устоит конь на двух точках опоры и рухнет вместе с любимым народным героем Гражданской войны.

Дурочка из Фонарного переулочка

Скверная репутация переулка, который протянулся от набережной реки Мойки к набережной канала Грибоедова, начала складываться в конце XVIII века, когда его из Материальной улицы переименовали в переулок и назвали Фонарным, то ли из-за Фонарного питейного дома, то ли из-за фонарных мастерских, находившихся поблизости. Правда, до конца XIX века это название не вызывало непристойных ассоциаций, пока вдруг, по необъяснимой иронии судьбы, здесь не начали появляться один за другим публичные дома с «соответствующими им эмблемами в виде красных фонарей». Безобидные и даже вызывающие некоторую гордость фонари приобретали дурной смысл. Обеспокоенные домовладельцы обратились в Городскую думу с просьбой о возвращении переулку его первоначального названия. Дело будто бы дошло до императора. В резолюции Николая II, если верить легенде, было сказано, что «ежели господа домовладельцы шокированы красными фонарями на принадлежащих им домах, то пусть не сдают свои домовладения под непотребные заведения».

В 1870–1871 годах в Фонарном переулке по проекту архитектора П. Ю. Сюзора были построены так называемые народные «Фонарные» бани, принадлежавшие М. С. Воронину. В свое время бани были знамениты своим великолепным убранством — мраморными ваннами, зеркалами, пальмами. В народе их называли «Бани на Фонарях», или просто «Фонари». Бани пользовались популярностью. Однако слава о них ходила не самая лестная. Поговаривали о свальном грехе, о массовых оргиях и прочих шокирующих деталях запретного быта.

Все это вместе взятое создавало особую атмосферу, которой побаивались добропорядочные обыватели. Фонарного переулка сторонились. Он и в самом деле становился очагом уголовщины центрального района:

В Фонарном переулке труп убитого нашли. Он был в кожаной тужурке с большой раной на груди. Он лежит и не дышит на холодной земле. Двадцать ран имеет на усталой голове.

Широко известно было в Петербурге и знаменитое «Дело Фонарного переулка», когда некими революционерами-экспроприаторами была ограблена повозка с огромной суммой банковских денег. Не обошлось без взрыва самодельных бомб, перестрелки с полицейскими и жертв среди мирных жителей. Все это лишь упрочило скандальную репутацию Фонарного переулка.