Не бойся Адама - Жан-Кристоф Руфин

В голосе Джонатана звучала угроза, но интуиция Жюльетты подсказывала ей, что он просто-напросто ничего не знает и всего лишь не может скрыть собственного желания отомстить за унижение. Но ведь она все равно решила идти до конца, да и страховкой она озаботилась.

– Ладно, – сказал Джонатан, протягивая руку за шлемом. – Желаю удачи.

– Что ты теперь собираешься делать?

Она говорила искренне, с остатком прежней нежности, но именно это и вывело Джонатана из себя.

– Нашла время об этом думать! Сделала из меня клоуна! «Что собираешься делать?» – повторил он, подражая Жюльетте. – Что ты еще можешь сделать? Вот вопрос Подумай об ответе на него в самолете.

– Прости меня.

Жюльетта была в том состоянии, когда неудача других нервирует, даже, как в случае с Джонатаном, неудача совершенно заслуженная и даже желанная. К счастью, настроение ее быстро менялось. Кто-то за соседним столиком встал, опрокинул чашку и дернулся, чтобы ее подхватить. Жюльетту стал разбирать бессмысленный нервный смех.

– Главное, не забудь то, что ты должна взять с собой, – раздраженно бросил Джонатан. – Понимаешь, что я имею в виду? Красную колбу.

Она кивнула с послушным видом, словно желая смягчить гнев Джонатана. На самом деле он был ей глубоко безразличен.

Устроившись в «Евростаре», Поль погрузился в задумчивость, лениво перелистывая присланное из Провиденса и теперь вряд ли уже полезное досье. Сидящий напротив него мальчуган пристально всматривался в темноту за окном. Перед отправлением с вокзала Ватерлоо его отец пошутил, заговорщически подмигнув Полю:

– Ты сразу поймешь, когда мы окажемся под Ла-Маншем.

– Как, пап?

– Потому что вокруг поезда будет полно пузырьков и рыбок. Мальчик всю дорогу ждал рыбок и пузырьков. Его нетерпение и разочарование тронули Поля настолько, что он сам удивился. В конце концов Поль решил, что сам похож на этого мальчика. Арчи лишь поманил его в путь обещанием рыбок, и он преисполнился сладостного ожидания, теперь сменившегося разочарованием.

Хорошо хоть, что эта сценка лишний раз показала ему, какие примитивные страсти движут миром разведки. Он написал длинное послание Керри, в котором сказал и об этом. В его компьютер была встроена антенна, позволявшая выходить в Сеть везде. Поль отыскал свой сервер и почтовый ящик, но в конце концов решил, что этого письма посылать не будет.

Выйдя на Северном вокзале, Поль взял такси и поехал в Институт Пастера. В этом истинном храме микробиологии ученые день и ночь создают будущее, осваивая самую современную технику, но сам он дышит прошлым, располагаясь в центре Парижа по обе стороны улицы с оживленным движением. Лаборатория холеры и вибрионов помещается в историческом здании, том самом, где полтора века назад Луи Пастер взбалтывал свои таинственные пробирки.

Договариваясь о встрече, Поль назвался своим настоящим именем и объяснил, что готовит для местной медицинской ассоциации в Джорджии доклад о крупных пандемиях.

Все это оказалось ненужным. Профессор Шампель не поинтересовался ни его именем, ни причиной визита. Он дорожил лишь возможностью поговорить о холере с заинтересованным собеседником.

Одного взгляда на пустынные коридоры лаборатории хватало, чтобы сразу понять: холера перестала быть модной болезнью. Прорывы в науке совершаются сегодня на других фронтах. Чудовища вроде ВИЧ, вируса Эбола или птичьего гриппа – вот что занимает ныне публику, средства массовой информации и политиков. Именно они притягивают средства и фабрикуют нобелевских лауреатов. Старушка холера выступает в роли заслуженного ветерана. Она обломок минувших войн, разрушительных, но победных. С первого взгляда было заметно, что профессор Шампель держится иных взглядов. Разговоры о холере он мог вести до бесконечности и видел смысл своей жизни в ее изучении. Поль сказал себе, что его радушие выгодно отличалось от сдержанности Рогульского и лишний раз наводило на мысль о необычности поведения польского ученого.

– Известно ли вам, что делает холеру самой интересной патологией в мире? – спросил Шампель Поля. – А ведь это так просто! Холера – это литературная болезнь.

Профессор был человеком небольшого роста с круглым красноватым лицом и отвислыми щеками. Он принялся зачитывать Полю отрывки из сочинений в стихах и прозе, посвященные холере. Они принадлежали многим знаменитым, преимущественно французским, писателям. Закончил он в крайнем возбуждении, почти усевшись на узкий стол, отрывком из «Гусара на крыше» Жана Жионо: «Холера, – завывал професcop, – это стра-а-ах…» Полю стоило немалого труда вернуть его к ощущению реальности и ответам на свои вопросы.

– Нет, – признался в конце концов Шампель, заправляя рубашку в брюки, – холера больше не является проблемой для медицины. Гигиена вполне способна с ней справиться.

Правда, он тут же попытался смягчить свои слова:

– Это вовсе не значит, что холера не доставляет больше хлопот. Она остается одной из самых распространенных болезней бедных стран, точнее, «бедных людей в бедных странах».

– Иными словами, в лабораторных условиях микроб безопасен и вам не нужно принимать какие-то особые меры предосторожности?

Профессор взял со стола маленькую пластиковую баночку.

– В сухом виде вибрион прекрасно сохраняется вот в таких сосудах. Мы даже получаем его отовсюду по почте.

– По почте! А если контейнер треснет? Если они пропадут?

– Видите ли, дорогой коллега, необходимы особые условия, чтобы вибрион стал опасным. Нескольких отдельных бактерий для этого недостаточно. Они должны присутствовать в очень значительном количестве, к примеру, размножаться в организме больного. Необходимо, чтобы они передавались в благоприятной жидкостной среде при достаточно высокой температуре и наличии взвешенных органических веществ. Но самое главное, они должны напасть на подходящий объект: ослабленное и недоедающее население с низким уровнем гигиены. Холера – это чудовище, которое сокрушают простым мытьем рук.

Те же слова, что произнес Рогульский! Это, должно быть, известное выражение, частичка литературной истории холеры. Теперь нет сомнений: поляк не погрешил против истины. И все же Поль хотел проверить еще кое-что.

– А здесь, профессор, где вы храните образцы вибриона?

– Пойдемте со мной.

Шампель повел Поля по коридору. Казалось, что он старательно избегает смотреть направо.

– А что тут? – спросил Поль, указывая на комнаты справа.

– Это уже не мы, – с горечью признался Шампель. – Вот уже пять лет, как у нас осталась только половина лаборатории. С той стороны занимаются листериозами, ну, теми микробами, которые живут в сыре и способны убить беременную женщину.

В голосе его звучало презрение ко всем этим выскочкам, неспособным вдохновить гения.

Они прошли по комнатам, заставленным приборами, за которыми сидели несколько ученых. Шампель пояснил, что здесь холера практически повсюду: в холодильных шкафах, под вытяжками, на мойках, но никто из присутствующих не носил масок и спецодежды.

– Множество людей заблуждается по поводу холеры, считая ее гораздо более опасной, чем она есть на самом деле. Я вспоминаю появившуюся здесь в один прекрасный день русскую стажерку. Она прошла в коридор и без колебаний направилась вон к тому шкафу.

На его дверце была привинчена табличка с надписью: «Не входить – опасно».

– Это техническое помещение с электрощитом. Она ждала моего прихода в полной уверенности, что настоящая лаборатория по изучению холеры должна располагаться именно там!

Они вышли из лаборатории и оказались в холле у лифтов. За ними находилась маленькая неказистая дверь, запертая на самый обыкновенный замок.

– Вот тут мы и храним штаммы холеры.

Комната была до потолка уставлена стеллажами, на которых в порядке располагались штаммы холеры, добытые во время пандемий за последний век. Весь ужас и горе, принесенные этим бедствием, родились из образцов, мирно лежавших здесь, словно коллекция марок. Шампель объяснил, что в коробках хранятся засушенные вибрионы, а замороженные лежат холодильных шкафах, но и те и другие полностью жизнеспособны и могут в любое время стать основой культуры вируса. Это было захватывающе увлекательно и воплощало всю мощь человеческого ума. В эту маленькую тюрьму наука смогла заключить злодеев, некогда угрожавших роду человеческому.

Поль и Шампель вышли из комнаты. В конце коридора они увидели через стеклянную дверь группу детей. Они бегали, кричали и упирались носом в стекло.

– Школьники на экскурсии, – сказал Шампель.

– Вы хотите сказать, что та сторона открыта для публики?

– Да, там музей Пастера. Вы его не видели? Зря.

Рогульский оказывался прав во всем. Вибрионы холеры не требовали какой-то специальной защиты, так что все эти спящие штаммы могли храниться в нескольких метрах от прогуливающихся детей. Его нельзя было ни в чем упрекнуть.