Женское время, или Война полов - Эдуард Тополь

— Какой, ты сказал, это год? — спросил президент у Пашутина.

— Восемьдесят восьмой, февраль.

Президент кивнул.

«— Всего пять мегатонн — и в Панаме антиамериканское восстание, — продолжал профессор. — И не надо никаких бомб, ракет, танков! Ничего не надо, только залить из космоса противника энергией ненависти — и все. Как по-вашему, сколько денег отвалит на это Министерство обороны? Особенно если изложить это не так легкомысленно, как я, а всерьез. И научно обосновать пути реализации проекта. Например, так… — Профессор подошел к доске и стал быстро писать мелком, говоря: — Первый этап: лабораторные эксперименты на собаках по выделению фермента ненависти, злости, раздражения. То есть берем собак, вживляем им пробирки для сбора слюны, всякие электроды и прочее и злим этих собак до бешенства. Слюну бешенства, кровь, мочу, что еще? — на химический анализ. Второй этап… Ну, подсказывайте, включайте мозги! Ставлю задачу на сообразительность! Второй этап!..

— Забор энергии! — подсказали студенты.

— Рановато, но ладно, запишем, — согласился профессор. — Второй этап — забор биоэнергии. Тут нужен полет фантазии: как забирать эту энергию, куда, где хранить? Но мозги уже включились, прошу вас — третий этап? Ну?

— Эксперименты на людях! — выкрикнули из аудитории.

— Где? На ком? — тут же пытливо обернулся профессор к студентам.

— В психбольницах!

— В отделениях для буйных! — стали подсказывать из разных концов.

— Ага! Идею усек! — подхватил профессор. — Можно с психами делать то же, что с собаками: доводить до бешенства и брать слюну и кровь на анализы. И — если мы уже знаем как — забирать у них негативную энергию.

— Эксперименты с экстрасенсами и телепатами! — снова крикнули из аудитории.

— Правильно! Молодец! — Профессор тут же заскрипел мелком по доске. — Эксперименты с медиумами, обладающими мощным биополем. Вроде Джуны, Кулешовой, Кулагиной и других. Цель экспериментов: выяснение способов передачи биоэнергии на расстояние. Верно? И наконец, четвертый этап: создание опытного КН — конденсатора ненависти и ПКН — пушки конденсатора ненависти, их лабораторные и полевые испытания. Разумно? Пятый этап: доводка КН по замечаниям заказчика и государственные испытания. Шестой этап: вывод КН на космическую орбиту под видом метеоспутника и оказание консультаций заказчику в период эксплуатации. Все, товарищи. Перепишите это задание в тетради и подготовьтесь: на следующем занятии мы проводим разработку всех пунктов этого проекта методом мозговой атаки. До свидания!»

Пленка кончилась, по экрану видеомагнитофона пошли полосы, и Пашутин выключил его.

— Ну? — спросил его президент. — И на хрена ты это нам привез?

— Они сделали этот конденсатор, — вместо Пашутина сказал Яшин.

— Кто — они? — не понял президент.

— КГБ, — объяснил руководитель Администрации. — В девяностом году.

Президент и его дочь вопросительно глянули на Пашутина, требуя объяснений. Тот сказал:

— Я тогда был всего лишь полковником. Но, по моим данным, дело обстояло так. Пятое управление получило донос на этого профессора из-за его антисоветских шпилек во время лекций. Вы же слышали. И они сняли его лекцию скрытой камерой, чтобы пришить ему 58-ю «прим» — от трех до семи за антисоветскую пропаганду. Но когда они посмотрели пленку, то уже вторую лекцию этот профессор — его фамилия, конечно, Шварц — читал Чебрикову. А тот тут же дал ему лабораторию и неограниченный бюджет. И все, что этот Шварц писал тут на доске, они провели за два года: опыты с собаками, экстрасенсами и даже с дельфинами. В 1989-м у них был готов конденсатор ненависти, и они вывели на орбиту спутник «Кедр-1» с этим КН на борту. Но в августе 91-го, сразу после путча, когда народ громил КГБ и свалил памятник Дзержинскому, кто-то разгромил и эту лабораторию. Сгорели все документы и оборудование, сотрудники разбежались, и вся связь с этим спутником ненависти накрылась…

— Ты… ты хочешь сказать, что над нами вот уже восемь лет летает эта херня, а ты об этом не знал? — грозно наклонился к Пашутину президент.

— Отец! — укоризненно сказала дочь, поскольку раньше президент даже в нетрезвом виде никогда не опускался до грязного мата.

— КГБ разваливал не я, а Горбачев и Бакатин, — пожал плечами Пашутин. — Бакатин передал американцам схему расположения наших микрофонов в их посольстве, и это только то, что он сделал открыто . А сколько документов и проектов они с Горбачевым могли передать Рейгану и Бушу под столом?

Имя Горбачева всегда вызывало у президента бурное выделение ферментов ненависти в точном соответствии с теорией этого профессора Шварца, и дочь президента с опаской посмотрела на отца.

— Так! Приехали! — сказал тот и посмотрел в окно. Хотя он имел в виду совершенно иное, но оказался прав: его кортеж въезжал в Москву. Машины охраны перестроились «гребенкой» и хищной стаей полетели по пустому Кутузовскому проспекту, освобожденному милицией от всего транспорта.

— А почему это всплыло сейчас и насколько это опасно? — спросила у Пашутина дочь президента. Хотя год назад, во время президентской избирательной кампании, ей удалось сменить окружение президента на сотрудников ее возраста, поставить во главе надзора за всеми силовыми структурами молодого руководителя отец не позволил. Или — не решился. Пашутину было 55, и он был из разряда тех серых работяг, которые всегда приходят к власти после революционных преобразований, сделанных их предшественниками.

Теперь вместо ответа Пашутин услужливо протянул ей те самые фотографии ожогов женской груди, которые в Нью-Йорке Анна стащила у Марка Аллея.

— Что это? — спросила дочь президента, брезгливо разглядывая первую из них.

— Вот уже неделю в Нью-Йорке какие-то террористы выжигают женщинам груди раскаленным тавром, летящим из космоса, — стал объяснять ей Яшин.

— И что? — насторожилась она, но тут слабая догадка мелькнула у нее в мозгу, и она развернулась к Пашутину: — Вы… вы думаете?..

И президент тоже повернулся к начальнику ФУСВ, его взгляд потяжелел, а толстая нижняя губа отвисла предвестником гнева и шторма.

Пашутин обреченно кивнул:

— Это тавро — наша игрушка. Точнее, игрушка Шварца. Она называлась линзой КН — конденсатора ненависти…

— Да плевать, как она называлась! — взорвался президент.

— Папа! — сказала дочь.

Но он даже не слышал ее, он кричал на Пашутина:

— Как?.. Как это оружие оказалось у американцев?

Пашутин побледнел, сказал тихо:

— Не оказалось. Честное слово, не оказалось, товарищ президент…

— Тамбовский волк тебе товарищ!

— У нас давно никто никому не товарищ, — напомнил Пашутину пресс-секретарь Грузицкий.

— Докладывай! — взяв себя в руки, перебил президент.

— Только короче, мы уже к Кремлю подъезжаем, — заметил Яшин.

Действительно, президентский кортеж уже выскочил с Кутузовского проспекта на Новый Арбат. Пашутин искоса посмотрел на Яшина в тайной надежде на поддержку, но тот молчал.

— Американцы ничего не знают про это оружие, — твердо сказал Пашутин президенту. — Они думают, что эти ожоги — дело рук НЛО. Они даже запросили у нас сведения, не появились ли и над нами какие-нибудь летающие тарелки…

— Короче, наша версия такая, — все-таки вмешался Яшин, видя, что Пашутин опять уходит от сути. — В августе девяносто первого, во время путча, кто-то разгромил лабораторию Шварца и похитил эту линзу. А теперь из Нью-Йорка наладил связь с нашим «Кедром» и, пользуясь его энергией, выжигает американкам сиськи. — И Яшин извинился перед дочерью президента: — Извини, мать, за слово «выжигает»…

— Зачем выжигает? — спросил президент.

— Вот в том-то и дело! Никто не знает зачем! — ответил Яшин. — Если бы это были обычные террористы, они бы на третий день объявили свой ультиматум. Скажем: дайте нам миллиард, и мы прекратим выжигания. А не дадите, начнем выжигать яйца вашим конгрессменам. Извини, мать, за слово «вашим». Я думаю, американцы сдались бы, как наш премьер в Буденновске.

Президент несколько секунд в упор рассматривал руководителя своей Администрации. Потом спросил, чуть откинув голову:

— Насчет яиц — ты всерьез?

— Ну, — пожал плечами Яшин, — если они могут с помощью этой линзы попасть из космоса в грудь любой женщине в Нью-Йорке, то, наверно, нетрудно попасть и в другое место.

— Та-ак… Ничего себе, понимаешь! — Президент почесал в затылке и, вновь раздражаясь, посмотрел на Пашутина: — И такая штуковина была у нас еще в девяностом году? А вы ее упустили?

— Я тогда не был начальником силовых структур, — напомнил Пашутин.

— Твое счастье, — остыл президент. И добавил, глядя в окно: — Жалко! Нескольким «товарищам» я б и сейчас кой-чего выжег.