В поисках цезия - Георгий Марков - Болгария

— Что? — вскочил со своего места профессор.

— Прекратить! — громко повторил оратор.

— Вы говорите глупости, Николов! О вашем поведении можно подумать черт знает что! — воскликнул профессор.

— Думайте, что хотите! Я был искренен,— грубо ответил Николов и, садясь на свое место, добавил: — Я ненавижу иллюзии, профессор Петков!

Неожиданно наступило молчание. Необычно острый поединок между профессором и Николовым смутил ученых.

Но вот встал Савов и спокойно, словно ничего не случилось, заговорил:

— Извиним инженера Николова за его не осо­бенно любезный тон, объясняемый, по-моему, его молодостью. А молодость, товарищи, всегда нетерпелива! Но чтобы осуществить прекрасный замысел профессора Петкова, нужно время. Не­удачи не должны обескураживать нас. Мне ка­жется, излишне напоминать вам аналогичные случаи из истории. Если инженер Николов рас­считывал на легкий успех, то я должен сказать, что он неосновательно объвляет себя противни­ком таких иллюзий.

— Так, так, Савов, скажите ему! — поддер­жал его профессор Петков. — К черту эти прилизанные речи! — восклик­нул Николов и, вскочив со своего места, поки­нул зал.

Савов снисходительно улыбнулся и продол­жал. В течение получаса он блестяще обосновал теорию профессора и доказал, что опыты необ­ходимо продолжать.

Совещание приняло решение о предоставлении профессору Петкову больше средств и возмож­ностей.

— Благодарю вас, друг мой,— пожимая Савовуруку, говорил профессор.— Как сильно я ошибался в Николове! Думал, что из него вый­дет хороший ученый, а он... Безобразие! Мо­жет быть, из-за него и проваливались наши опыты.

— Если бы я мог быть откровенен с вами, то...— начал Савов.

— Говорите, говорите,— заинтересовался про­фессор.

— ...то сказал бы, что поведение инженера Николова внушает мне подозрение,— закончил Савов и снова улыбнулся своей спокойной и приятной улыбкой.

— Посмотрим! — наклонил голову профессор, и оба направились к выходу.

2

Майор Христов был вызван к генералу. Он пришел в гражданском костюме и потому чув­ствовал себя неловко, словно в чужой одежде. Ему казалось, что костюм широковат и сидит как-то неестественно на его крупной, атлетиче­ского сложения фигуре с военной выправкой. Даже галстук был завязан неудачно, хотя Хри­стов целый час трудился над узлом.

В приемной генерала он снова взглянул на себя в зеркало, и у него испортилось настроение. Штатский костюм не нравился ему, и он с удо­вольствием снял бы его, если бы в приказе ге­нерала не говорилось: «Явиться в гражданской одежде».

Христов вошел в просторный кабинет гене­рала, остановился, щелкнул каблуками и под­нял руку, чтобы отдать честь, но вдруг вспомнил, что на голове нет фуражки. Опустив руку, он смущенно доложил:

— Товарищ генерал, майор Христов явился по вашему приказанию.

Сидевший за столом генерал внимательно, изучающе посмотрел на него. На вид генералу было за шестьдесят, а на самом деле он совсем недавно отметил свое пятидесятилетие. Много­летняя борьба с фашизмом, тюрьмы, лагеря и пытки не только состарили, но и закалили его. Его серые глаза светились внутренним спокой­ствием. Он был спокоен, рассудителен и даже несколько медлителен, как опытный боец, уве­ренный в своих силах. Сам того не подозревая, майор Христов старался подражать ему. «Вот это настоящий характер!» — говорил он себе, и ему казалось, что он никогда не станет таким. Вечно он спешит, недодумывает до конца, про­пускает выгодные для действия моменты. А ге­нерал никогда не допускает подобных ошибок. Поэтому он и держит в своих руках судьбу мно­гих людей, стоя на страже безопасности и спо­койствия страны и олицетворяя собою многолет­ний партийный опыт.

Генерал наконец отвел взгляд от Христова, встал из-за стола и, пригласив майора сесть, начал:

— Дело, по которому я вызвал вас,— самое серьезное и ответственное из всех, которые по­ручались вам до сих пор. Я знаю очень мало, и вы должны выслушать меня внимательно.— Он наклонился вперед, насупил брови, как бы для того, чтобы подчеркнуть доверительный харак­тер разговора, и продолжал: — Нам известно, что определенные круги за границей проявляют интерес к исследованиям наших институтов, осо­бенно к опытам по противоатомной обороне. Насколько я понимаю, они хотят помешать на­шей работе в этой области. С этой целью на нашу территорию переброшены люди, которым удалось ускользнуть от органов государственной безопасности и которые, вероятно, располагают необходимыми для своей работы средствами. Помолчав, генерал резко и с некоторой грустью добавил:

— Больше мы ничего не знаем.

Он снова остановил свой взгляд на майоре, как будто впервые увидел его, и неожиданно оживился:

— Конечно, до сих пор враги не сообщали нам своего адреса, никто из них не говорил, что он намеревается совершить или кто его со­общники. Такая уж наша работа, Христов! Уравнение со многими неизвестными...

Майор молчал.

«Больше мы ничего не знаем,— повторял он про себя.— Иди и ищи этих гадов, как будто нет другой работы!»

— Остальное должны узнать вы,— услышал он голос генерала.— Ну как? Беретесь за это дело?

От последних слов генерала он очнулся. В го­лове у него одна за другой проносились мысли: «Организовать наблюдение за институтами, де­тально ознакомиться со всем делом, вникнуть в успехи и неудачи институтов! Необходимо изу­чить людей, и, может быть, где-нибудь пока­жется подлая рука врага. У нас одна заповедь: «Если враг существует, он должен быть обезврежен». Нужны только осторожность, бдительность, ум...»

Майор поднял голову и встретил вопроси­тельный взгляд генерала. Этот взгляд говорил ему: «Колеблешься?»

И вдруг майор Христов услышал, как сам он произносит твердо и отчетливо:

— Берусь, товарищ генерал!

Христов почувствовал, что теплая ладонь ге­нерала крепко стиснула его руку.

— Начинайте! Это очень важная задача. При­ходите всегда, как только понадобится, в любой час суток. И запомните... — генерал сделал 'паузу, подумал и тихо добавил: — Лисиц легче ловить у курятника!

Майор Христов щелкнул каблуками, повер­нулся и пошел к двери.

3

Как всегда, в лаборатории номерного инсти­тута совсем тихо. Кажется, в комнатах нет ни одной живой души. Лаборатория расположена на шестом этаже одного из новых зданий. Двой­ные стены из полых кирпичей, тройные рамы окон, обои из поглощающего звук материала создавали здесь абсолютную тишину. Все это было сделано по требованию профессора Пет-кова. У своеобразного старика веселый нрав, он радушно относится ко всем, но не выносит ни малейшего шума. В тишине, как он говорит, ду­мается гораздо быстрее. Он мог часами, даже сутками, усевшись на какой-нибудь стул, разду­мывать над еще не разрешенными научными проблемами и забывать обо всем остальном.