БП. Между прошлым и будущим. Книга вторая - Александр Половец

И сперва он к этому склонялся – шел тогда 68-й год. И Суслов поначалу тоже был не против – но так они и не встретились. Личные же отношения у меня с Сахаровым не сложились. Он относился ко мне, я чувствовал, с изрядной осторожностью – поскольку я работал в правительстве.

– Как, по-вашему, будь Суслов жив – возможны были бы при нем перемены, начатые Горбачевым?

Арбатов ответил сразу, почти не задумываясь:

– Нет! Суслов был очень консервативным человеком. При этом он был грамотнее других и лучше разбирался не только в теоретических, но и политических вопросах. Он был у нас верховным жрецом, что ли, марксизма. Потому что, должен вам сказать, – все поколения руководства, они же по-настоящему марксистскую литературу не читали. Брежнев – тот нам просто говорил, когда мы работали с ним: вы уж не вставляйте много цитат из Маркса. В первый период он был откровенным, простым человеком, даже в чем-то очень приятным. «Кто, – говорил он, – поверит, что Леня Брежнев читает Маркса!»

– Говорят, в книге вы пишете что-то вроде: конечно, мол, тяжело было в ссылке Сахарову, и тяжело было в тюрьме Солженицыну, а, думаете, легко было сидеть в приемной у Брежнева?..

– Не совсем так: это, видимо, о том месте, где я пишу, что без этих людей, без их смелости, едва ли были возможны такие перемены. Но при этом никакие перемены не были бы возможны, если бы сотни и тысячи других людей не старались как-то изменить систему изнутри. Тут я имел в виду, хотя не уточнял, имена всех – начиная от Хрущева и до Горбачева, до Ельцина. И людей поменьше, и писателей наших, которые пробивали первые бреши. Прямо накануне путча, например, было открытое письмо Горбачеву: о роли Крючкова и о всех событиях в Прибалтике. Конечно, если бы выиграли путчисты, оно не очень сильно помогло бы подписавшим его. А среди них, кроме меня, были Карякин, С.Федоров, несколько депутатов, и еще – 6 или 7 человек.

На грани возможного…

– Во всех ваших телевизионных интервью в Америке – и во времена застоя, и при Андропове – вы всегда защищали точку зрения советского правительства. То есть я не помню ни одного интервью, чтобы вы усомнились в правоте правительства! – Баскин сегодня был явно настроен по-боевому.

– Ну, а как вы думаете: возможно ли было мне на американском телевидении высказать сомнение в правоте своего правительства? Но если бы вы внимательно слушали то, что я говорил, вы увидели бы, что я нередко говорил нечто, отличающееся от мнения правительства. Конечно, не так, что, мол, я не согласен здесь с правительством! Но – говорил. И пару раз попадал в неприятную ситуацию.

– Что же – это были не санкционированные заявления?

– Абсолютно! Первый раз мне дали поручение выступать где-то перед международной аудиторией при Горбачеве – когда были встречи в верхах. Это были первые задания. А что-то я просто брал на себя… Но при этом я считал, ну… в общем, я за свою страну был готов…

– И за свою голову, не так ли?..

– Нет, если бы за свою голову – я бы не пошел на телевидение, я бы не стал рисковать, – вскинулся Арбатов. – Потому что никто этого от меня не требовал, и денег я за это не получил. То есть, абсолютно никакого личного интереса не было. Выступая, я всегда старался, как минимум, не врать – но не мог же я выступать против правительства! Это было бы так же, как остаться на Западе для Юрченко… или что-то в этом роде, понимаете?

Мы понимали – и продолжали внимательно слушать собеседника. А он развивал мысль:

– Часто я выражал другое, отличное от официальных установок, мнение и пару раз – я вам уже говорил – делал это на свой страх и риск. И у меня были неприятности: например, когда я сказал, что и у нас есть военно-промышленный комплекс, а не только у американцев. А другой раз – в «Ньюсуике» написал: мой отец участвовал в гражданской войне, но ему повезло – он вернулся, я участвовал во Второй мировой войне – и мне повезло, я вернулся. Но если будет Третья мировая – я уверен: ни мой сын, никто другой с этой войны не вернутся – будет всеобщая гибель. А ведь это были 70-е годы, и у нас тогда была противоположная концепция – что выжить в новой мировой войне можно. Вот тут уж на меня набросились!

Наступило недолгое молчание. Наш собеседник, видимо, начиная уставать, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. А, может, что-то вспоминал – из того, о чем мы его не успели спросить. Подумав об этом, я обратился к нему снова:

– Георгий Аркадьевич, – спросил я его, – у вас за плечами большая жизнь. Есть ли у вас на памяти что-то из сделанного вами, что вы оцениваете сегодня ошибочным?

Что-то, что вы, будь такая возможность, проиграли бы сегодня заново и по-другому?

Арбатов задумался.

– Я никогда, – после паузы произнес он, – так вопрос перед собой не ставил. Но, по-моему, – с расстановкой продолжал он, – человек просто дурак, если за многие годы, набравшись какого-то опыта, не сделал бы что-то иначе…

– Верно. Но не будем забывать – одно дело, когда мы говорим о людях ординарных, и совсем другое, когда о приближенных к верховной власти: ваши, например, оценки могли влиять на какие-то глобальные процессы, не так ли?

– Я бы сказал, что использовал почти все возможности, которые у меня были, в меру своего понимания, чтобы донести до руководителей страны свою точку зрения. Конечно, у меня не всегда было такое, как сейчас, понимание политической обстановки, политических задач… Это и естественно – такие перемены произошли… Но то, во что я верил тогда, свои взгляды – я высказывал достаточно ясно. Во всяком случае, более ясно, чем многие другие – это даже отмечали некоторые из моих не очень больших друзей. Например, в смысле оценок Америки.

Первая моя книга – самостоятельная, целиком моя, – вышла в 71-м году под названием «Идеологическая борьба и международные отношения». И уже в ней… Я не был идеологизированным человеком – я все воспринимал как прагматик… Это не значит, что всегда и все правильно, и что я не пересмотрел бы многое из написанного тогда. Наверное, потому, что я не знал многое из того, что мы реально делали, недооценил опасность поворота вправо американской политики в конце 70-х.

И если бы я знал больше из того, что мы делали – особенно из происходящего в военной области, мои соображения были бы несколько иными. Но я всегда исходил из того, что с Америкой нам надо иметь нормальные отношения. Как далеко они пойдут – другое дело! С началом перестройки риска, конечно, было меньше – но, наверно, надо было решительней действовать. Хотя и тогда я пришел к конфликту с Горбачевым. А в 90-м году мы с ним разошлись совсем… Но все же – надо было действовать решительней в те критические годы.

– Решительней, это как – давить на руководство, что ли?

– Да. Горбачев же слушал! Один раз я у него спросил: я не обидел вас? Он говорит: ну, зачем мне обижаться? Я могу не всегда делать так, как ты советуешь, но выслушать – почему нет?

– Вы были накоротке с ним, или только он говорил вам – «ты»?

– Ну, это у нас обычная манера – говорить подчиненному «ты».

– А как у вас складываются отношения с Ельциным?

– Видите ли, с Ельциным у меня начались какие-то отношения на Октябрьском пленуме 87-го года. Я был единственный, кто выступил в его защиту – не то, чтобы уж очень решительно, но в тот момент это было, как выстрел. За что и получил тут же от Рыжкова. После этого мы с Ельциным раскланивались. Потом он меня пригласил в Консультативный комитет – когда он еще был председателем парламента. Это было в 90-м году, и я согласился. Я думаю, что все это сыграло определенную роль в моих отношениях с Горбачевым, хотя опять же доказать не могу. Но я не считаю, что это был мой уход от Горбачева к Ельцину.

Я полагаю, что такой Институт один в стране, я его возглавляю и, как специалист, должен в меру сил помогать всем. Так и сейчас. Например, я считаю: если руководитель Украины ко мне обратился – я ему должен помочь. Вот и с Назарбаевым мы не раз в свое время говорили – и я не видел в этом никакого оскорбления Горбачева. Но понято это, наверное, было не совсем так. Так что личных отношений у меня с Ельциным нет, а служебные – да, есть! Я на совещаниях Консультативного совета излагаю свою точку зрения – свое несогласие, например, с его экономической политикой. И он это терпит!

Камо грядеши…

Потом мы заговорили о будущем России – эту часть беседы, мне кажется, уместнее привести дословно.

– А как вы вообще оцениваете перспективы России? И СНГ в целом?

– Самым популярным деятелем сегодня остается Ельцин. Но тут есть одна угроза и опасность: если он не справится с экономической ситуацией, если не будет скорректирована экономическая политика, экономический распад может принять такой характер, что приведет страну к политической дестабилизации. А что из него дальше родится, никто не может предсказатъ.

– А аспекты его внешней политики – их вы одобряете?