Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй

– Вы проявили пунктуальность, мисс Мьюр; я довольна вами. Вероятно, леди Сидней сообщила вам о плачевном состоянии моего здоровья; именно оно – та причина, по которой все, связанное с занятиями мисс Ковентри, я переадресую своей племяннице. Вам надлежит следовать ее указаниям, ибо ей известны мои требования. Так как письмо леди Сидней было весьма кратким, позвольте узнать о вас несколько фактов.

– Спрашивайте о чем вам будет угодно, мадам, – тихо и печально ответила мисс Мьюр.

– Вы шотландка, насколько я поняла?

– Да, мадам.

– Ваши родители живы?

– В целом мире у меня нет ни единой родной души.

– Боже, как грустно! Вы ведь не откажетесь сообщить ваш возраст?

– Мне девятнадцать лет.

Мисс Мьюр сцепила пальцы, как бы смиряясь с тем, что «несколько фактов» выливаются в целый допрос; при этом на ее губах возникла – и тут же погасла – легкая улыбка.

– Всего девятнадцать! Из письма леди Сидней мы сделали вывод, что вам около двадцати пяти. Верно, Белла?

– Нет, мамочка. Леди Сидней написала, что ей кажется, будто мисс Мьюр двадцать пять. Не задавай таких вопросов при всех – это смущает мисс Мьюр, – прошептала Белла.

Ей достался быстрый, исполненный благодарности взгляд. Тотчас вновь опустив ресницы, мисс Мьюр заговорила тихим голосом:

– Я хотела бы, чтобы мне было уже тридцать. Пока же я не достигла этого возраста, я стараюсь выглядеть старше своих лет.

Разумеется, теперь уже все взгляды устремились на мисс Мьюр, и каждый из присутствующих ощутил укол жалости при виде бледненького личика и черного платья – совсем простого, без каких-либо украшений. Единственным украшением мисс Мьюр служил серебряный крестик на шее. Миниатюрная, худенькая девушка казалась бы совсем бесцветной, если бы не золотистые волосы. Глаза у нее были серые, черты лица – неправильные, но очень выразительные. Бедность наложила печать на весь облик мисс Мьюр, видно было, что жизнь куда чаще обдавала эту девушку холодом, чем купала в солнечных лучах. Однако нечто в линии губ выдавало внутреннюю силу, а чистый низкий голос, обладавший широким спектром интонаций, мог и повелевать, и умолять. Не будучи красавицей, мисс Мьюр не была и заурядной. Больше того, сидя со скорбным выражением подвижного лица, сложив на коленях тонкие руки и поникнув головкой, она вызывала интерес куда более сильный, нежели способны вызвать беззаботные, оживленные, цветущие барышни.

Вмиг охваченная жалостью к одинокой и бесприютной мисс Мьюр, Белла подсела к ней поближе, а Эдвард весьма тактично переключил внимание на собак, чтобы его присутствие не смущало бедняжку.

– Насколько я знаю, вы были больны, – продолжала миссис Ковентри, найдя данный факт самым занятным из всех известных ей о новой гувернантке.

– Да, мадам, я только неделю назад вышла из больницы.

– Вы уверены, что вполне окрепли для исполнения своих обязанностей?

– Мне нельзя тратить время на то, чтобы достаточно окрепнуть. Вдобавок, если вы решите оставить меня, здешний воздух очень скоро придаст мне новых сил.

– Подготовлены ли вы к тому, чтобы учить мою дочь музыке, французскому языку, рисованию?

– Я приложу все усилия, чтобы вы убедились в моих умениях.

– Не изволите ли пройти к фортепьяно и исполнить арию-другую? Хотелось бы взглянуть на вашу манеру исполнения – видите ли, в девичестве я сама прекрасно музицировала.

Мисс Мьюр поднялась, огляделась в поисках инструмента, обнаружила его в дальней нише и направилась к нему. Ей пришлось пройти мимо Джеральда с Люсией, и она не удостоила их взглядом. За нею следовала Белла, восхищенная и обо всем позабывшая. Мисс Мьюр заиграла так, как может играть только человек, всей душой любящий музыку и достаточно овладевший искусством ее исполнения. Это было волшебство; никто не остался безучастен, даже вялый Джеральд выпрямился на диване, а Люсия отложила вышивание. Что касается Неда, он, как зачарованный, следил за движениями тонких белых пальчиков мисс Мьюр и дивился их власти над клавишами.

– Пожалуйста, спойте что-нибудь, – попросила Белла, когда закончилась блистательная увертюра.

Все с той же кротостью мисс Мьюр согласилась и спела шотландскую народную песню – столь незатейливую в своей сладостной печали, что глаза Беллы увлажнились, а миссис Ковентри достала носовой платок. Вдруг мелодия оборвалась, так как мисс Мьюр, бледная и неподвижная, словно ее настигла внезапная смерть, обмякнув в обмороке, не смогла удержаться на стуле и в следующий миг оказалась лежащей на полу у ног своих потрясенных слушателей. Эдвард подхватил девушку на руки, согнал с дивана Джеральда и уложил на его место мисс Мьюр. Белла бросилась растирать ей ладони, миссис Ковентри зазвонила в колокольчик, призывая прислугу. Люсия смачивала уксусом виски бедной гувернантки, а Джеральд, ощутив непривычный прилив энергии, принес ей бокал вина. Вскоре губы мисс Мьюр дрогнули, она сделала вдох и пролепетала с прелестным шотландским акцентом, словно возвращаясь из дорогого сердцу прошлого:

– Матушка, забери меня к себе, ведь я так несчастна и одинока!

– Выпейте глоток, вам это будет полезно, милочка, – сказала растроганная миссис Ковентри.

Мисс Мьюр села на диване, обвела всех непонимающим взором, затем вернулась в действительность и произнесла смущенно:

– Прошу меня простить. Я с самого утра на ногах. Я так боялась, что не поспею к вам вовремя, что о еде и думать не могла. Мне уже лучше; прикажете закончить песню?

– Ни в коем случае! Вам нужно выпить чаю, – воскликнула Белла, охваченная жалостью и раскаянием.

– Сцена первая; исполнение блестящее, – шепнул Джеральд своей кузине.

Мисс Мьюр была совсем рядом; любой бы решил, что она внимает речам миссис Ковентри насчет ее склонности к обморокам, однако она отлично расслышала слова Джеральда. Гувернантка оглянулась – и жест, и взор были точь-в-точь как у библейской Рахили, а серые глаза мисс Мьюр на мгновение сделались черными. Их преобразили гнев, гордость и вызов. Странная улыбка возникла на ее губах, когда она, поклонившись, произнесла проникновенным голосом:

– Благодарю, заключительная сцена будет исполнена еще лучше.

Молодой Ковентри был человеком холодным, апатичным, эмоции испытывал редко, страстей, как сладких, так и мучительных, не ведал. И все же под взглядом гувернантки, при звуке ее голоса он испытал чувство совершенно новое, неопределенное, но очень сильное. Ковентри вспыхнул и смутился едва ли не впервые в жизни. Люсия заметила это и возненавидела мисс Мьюр; сама она немало лет прожила под одной крышей со своим кузеном, но ни разу ни ее слово, ни взгляд не возымели на него подобного действия. Мгновение миновало; Ковентри стал прежним, и ничто больше не говорило о перемене в нем – разве только проблеск интереса в вечно сонных глазах да оттенок ярости в саркастическом тоне.

– Целую мелодраму разыграла! Завтра меня здесь не будет, – отчеканил Ковентри.

Люсия рассмеялась; Ковентри весьма порадовал ее, когда прошел к столу, возле которого расположились остальные, и принес ей чашку чаю. Миссис Ковентри, выбитая из колеи обмороком мисс Мьюр и суетой вокруг нее, нашла прибежище в любимом кресле. Белла хлопотала возле матери, а Эдвард, страстно желая накормить бледненькую гувернантку, выполнял неуклюжие манипуляции с чайными принадлежностями. Правда, сначала он метнул на свою кузину молящий взгляд, который та предпочла не заметить. Когда Эдвард опрокинул чайницу и издал возглас отчаяния, мисс Мьюр деликатно пересела поближе к спиртовке и, застенчиво улыбнувшись юноше, произнесла с улыбкой:

– Если позволите, я немедленно приступлю к своим обязанностям. Я знаю толк в заваривании чая и умею угождать любым вкусам. Подайте мне мерную ложечку, пожалуйста. Дальше я справлюсь сама, только скажите, с чем ваша матушка пьет чай и какую крепость предпочитает.

Эдвард придвинул стул к столу и стал подшучивать над собственной неловкостью, пока мисс Мьюр заваривала чай; ее движения были уверенными и грациозными, поэтому процесс представлял собой прелестное зрелище. Когда мисс Мьюр вручила чашку Джеральду, тот не сразу отошел от стола, а стал задавать вопросы брату, чтобы потянуть время. Мисс Мьюр в течение этой паузы обращала на него внимания не больше, чем на статую. Затем поднялась, взяла сахарницу и прошла к миссис Ковентри, которую уже покорили скромность, хозяйственность и ловкость новой гувернантки.