Похищение чародея - Кир Булычев

ДЕЛО О НАРКОТИКАХ

«В Нью-Йорке закончился в минувшую пятницу необычный судебный процесс. Открывая его неделю назад, председательствовавший на процессе судья Эдвард Уейнфельд с самого начала трижды предупредил присяжных заседателей, что им предстоит услышать о «крайне опасном преступном заговоре»… Данный процесс является стартом целой серии уже подготовленных судов над несколькими десятками китайцев, арестованных в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Чикаго и канадском городе Ванкувере. В этих городах орудует крупная международная шайка контрабандистов, имеющая опорные пункты также в Гонконге, Сингапуре и Бангкоке… Всем им предъявлено обвинение в нелегальном ввозе и тайной распродаже на территории США сотен килограммов героина и опиума общей стоимостью 25 миллионов долларов».

«Нью-Йорк тайме», 30 марта 1973 г. Отар Давидович Котрикадзе

Мы дешево отделались. Сесть на лоскут горного поля в горящем самолете, так что почти все находившиеся на борту остались живы, более того, уцелел почти весь груз (из того, что мы успели снять), — это, наверно, чудо. Погиб лишь первый пилот, тот, кому мы были обязаны жизнью.

Мы перенесли майора в пустовавшую хижину на краю поля. Майор все еще был без сознания. К несчастью, среди нас не было ни одного медика. Девушка, которую зовут Лами, помогла мне кое-как перевязать раненых.

Работы для Лами оказалось много. Все были поцарапаны, избиты, у майора оказалась сломанной рука, у одного из солдат — нога. У двоих солдат не выдержали нервы, и они бросились бежать. Вернулись они вскоре после взрыва — прятались неподалеку в лесу. Вернулись, поддерживая второго пилота, которого выбросило из самолета при падении. Они услышали его стоны. Пилот был в их глазах страховкой против сурового наказания за попытку дезертирства. Не знаю, каким оно будет, но молоденький лейтенант, который принял командование, корил их по-лигонски последними словами, поминутно указывая на Лами, видно, проводя позорные для них сравнения с девушкой. Солдаты переминались с ноги на ногу, иногда старались оправдаться, а их товарищи посмеивались над ними. Самое страшное было позади, и нами овладело странное, немного истеричное настроение, когда любой пустяк может рассмешить. Не вернулся лишь толстый директор Матур. Может, от этого будет польза: наткнется на кого-нибудь, направит к нам помощь. В пустой хижине рядом с майором устроили также солдата со сломанной ногой и второго пилота.

Потом мы перетаскивали к хижине груз. Один из ящиков с датчиками погиб в самолете, второй остался. Кое-как управимся. Хорошо, что мы в Москве решили подстраховаться. Взяли больше датчиков, чем нужно. Вытащили и ящик с компьютером. Интересно, цел ли он. Вся надежда на Василия Эдуардовича, институтского столяра, который запаковывал наше добро, приговаривая: «Теперь можно хоть с самолета кидать». Он оказался пророком. Кроме наших вешей, вытащили десяток ящиков и тюков, принадлежащих военным. Один из тюков разорвался, и из него высыпались листовки. Ветер кинул их веером над полем, и молоденький лейтенант долго гонялся за ними.

Начало смеркаться. Когда я в последний раз, прихрамывая, вернулся к самолету, вернее, к тому, что от него осталось, на небе уже появились первые звезды. Они загорались на восточной половине неба, западная была закрыта темной тучей. От этого сумерки начались раньше, чем следовало. Я поглядел на часы. Половина седьмого. Катастрофа произошла в пятом часу.

Вокруг царил мир. Природа уже забыла о грохоте и огне, с которыми мы ворвались в эту долину. От обломков самолета поднимался дымок. Жужжали комары, совсем как у нас. Большой черный жук пронесся перед самым лицом, и я отпрянул. В полутьме самолет казался древними руинами, давным-давно оплетенными лианами.

— Знаете, Отар… — Задумавшись, я не услышал шагов Володи по мягкой земле. — Перед самой аварией я заметил одну любопытную деталь.

— Выкладывай.

— Пойдите сюда.

Обломок крыла, отлетевший от фюзеляжа, лежал у наших ног, словно плавник акулы. Он был покрыт копотью. Володя наклонился.

— Вот, — сказал он.

Я с трудом разглядел линию круглых отверстий в крыле. Отверстия тянулись под углом к основанию крыла и обрывались в покореженном металле.

— Что это?

— По-моему, с земли в нас стреляли. Нас сбили, понимаете?

— Ясно, — сказал я.

Мы медленно пошли обратно к хижине. Она черным конусом виднелась на фоне поднимавшегося от речки тумана. У хижины метался желтый огонек. Солдаты разожгли костер и кипятили воду. Еды у нас не было, но, по моему разумению, поблизости должно было быть и жилье.

У костра сидел Вспольный и заносил воспоминания в записную книжку.

— Не следовало отходить в темноте, — сказал он поучительно Здесь могут быть ядовитые змеи. — Очки у него уцелели и зловеще отражали пламя.

— Где лейтенант? — спросил я.

— В хижине.

В хижине было темно. Кто-то тихо стонал.

— Лейтенант! — позвал я.

— Я здесь.

Я не увидел, но понял, что лейтенант поднимается с пола.

— Я хотел немного поспать, — сказал он, словно оправдываясь. — На рассвете мы пошлем за помощью. А может быть, нас найдут раньше.

Мы вышли с ним вниз, к реке. Звезды были такими яркими, что при их свете я смог разглядеть, как молод этот офицер. Лет двадцать, не больше.

— Я хотел поговорить с вами, — сказал я. Мы стояли над морем тумана, который медленно тек у самых ног. — Мой спутник видел, как по нашему самолету стреляли с земли. Он показал мне пробоины в крыле самолета.

До того, как я произнес эти слова, мы были жертвами воздушной катастрофы. Причины ее находились вне компетенции офицера. Если я окажусь прав, то мы превращаемся в объект нападения, и это меняет дело.

— Вы уверены? — спросил он.

— Я не военный. Но мне кажется, что это так. Поговорите с пилотом. Если он уже пришел в себя.

— Я поговорю, — сказал лейтенант. Он старался придумать, что следует делать. Пожалуй, он был в армии недавно и пороха не нюхал.

— Кто мог в нас стрелять? — спросил я.

Лейтенант ответил не сразу. И когда ответил, в голосе его не было уверенности.

— Сепаратисты, — сказал он. — А может, люди Джа Ролака. Наверно, люди Джа Ролака. Ведь они должны еще сопротивляться. Но и коммунисты, простите, тоже.

Видно, он знал, что мы из Советского Союза, и боялся оскорбить наши чувства намеком на неправильные действия наших идеологических коллег.

Звук собственного голоса помог лейтенанту справиться с растерянностью. Он продолжал увереннее:

— Пойдемте обратно. Надо погасить костер… И раздать всем оружие.

Первая мысль была разумной, хоть и оставляла нас без горячей воды. Вторая — утопической. Лишнего оружия у нас не было.

Но мы не успели дойти до хижины. Мы увидели, как из темноты на свет разгоревшегося костра выходят вооруженные люди. Вспольный (я узнал его силуэт) поднялся, приветствуя их. Солдат, подбрасывавший в огонь сучья, выпрямился. А меня охватило дурное предчувствие новой беды — один из вошедших в освещенный круг поднял автомат. Несколько ярких, словно прожекторы, лучей карманных фонарей уперлись в людей у костра.

— Назад! — крикнул мне лейтенант.

Кричать в такой ситуации не стоило. Промолчи этот юноша, мы с ним могли бы скрыться в тумане.

Пришедшие к костру люди знали, как вести себя в лесу. Два или три сильных луча метнулись к нам, и я, как бомбардировщик в лучах прожекторов, был ослеплен, виден отовсюду и беззащитен. От костра что-то крикнули по-лигонски. Я счел за лучшее покориться. Я поднял руки и медленно пошел навстречу лучу. Я слышал, как мимо пробежали люди, раздался выстрел, другой. Я продолжал медленно идти к костру и понимал, что сейчас я во власти того, кто держит меня в луче фонаря и на прицеле. Скорей бы костер. Еще выстрел. Крик. Меня ударили в спину, подталкивая вперед. Через минуту я стоял у хижины.

Рядом стоял Вспольный. Он держал в руке полуоткрытую записную книжку. Кто-то осторожно посветил фонарем внутрь хижины. Другой вошел туда и вытащил Лами. За ней последовал еще один пленник — Володя.

Выстрелы со стороны реки умолкли. Я попытался через костер разглядеть тех людей, которые напали на нас. Обычные люди, без злобы или остервенения в глазах. Один из них перехватил мой взгляд и улыбнулся. Он был в куртке защитного цвета, перепоясанной наискось пулеметными лентами, и в обтрепанных зеленых брюках. На ногах солдатские башмаки. Но автомат он держал уверенно и даже щегольски, и автомат был направлен на нас.

И тут за его спиной я увидел еще одну знакомую фигуру. Наш старый знакомец директор Матур с синяком под глазом, без саквояжа. Моя надежда на то, что он приведет к нам людей, оправдалась, но странным образом.