Похищение чародея - Кир Булычев

Подчиняясь приказу Отара, я пробежал по проходу к двери. «Пробежал» — слово приблизительное. Проход был загроможден, будто кто-то специально сбросил туда все, что было непригодно. В проходе валялись сумки, чемоданы, ящики. В одном месте они возвышались грудой, скрывая под собой толстого индийца. Поэтому по пути к двери я вынужден был остановиться и разгрести барахло, чтобы извлечь из-под него господина, который явно симулировал смерть: глаза у него были закрыты, очень красный язык вывалился наружу, как у жаждущего пса, но при этом он быстро и мелко дышал. Я решил, что следует шлепнуть его по щеке — по крайней мере так приводят в чувство барышень в художественной литературе. Господин тут же открыл глаза и страшно удивился, что он на этом свете.

— Вставайте! — сказал я ему. — Скорее.

На что он выразительно ответил:

— О-о!

То ли стонал, то ли радовался воскрешению. Справа от меня зашевелилось. Это отстегивался Вспольный.

— Сейчас, — сказал он мне, — одну минуточку.

Словно я его торопил. Мои глаза выхватывали отдельных людей, и я не видел, что происходило вообще, в целом. Салон затянуло дымом, не очень густым, в нем можно было разобрать человеческие фигуры неподалеку от себя, но все-таки достаточно плотным, чтобы не увидеть того, что творится метрах в пяти. Дым этот проникал в салон через приоткрытую дверь в пилотскую кабину, где скрылся Отар.

Я миновал индийца и, когда сделал еще несколько шагов вперед, увидел сбоку светлое пятно. Дверь. Причем открытая. Я совсем забыл о солдатах и молоденьком офицере. Они, оказывается, не дремали и успели добраться до двери раньше меня. Я на секунду остановился в проеме. Передо мной было небольшое поле, покрытое высохшим желтым жнивьем, оно уходило вниз, под уклон, а за ним синей стеной поднимались горы. Лес подступал почти к самолету. Повернув голову направо, я понял, что наш самолет проскочил поле и на последнем издыхании врезался в деревья, так что его нос был полностью скрыт в зеленой массе листвы. Эту в целом буколическую картину нарушал треск пламени, рвавшегося из горящего мотора, и клубы черного Дыма. Над полем дул порывистый ветер, поэтому и дым, и пламя Метались клочьями над головой и казались под ярким солнцем не более чем вторичной деталью пейзажа. Теперь, вспоминая те минуты, я думаю, что все-таки я находился в остаточном шоке, если мог так легкомысленно рассуждать об огне.

Довольно далеко, метрах в ста, по полю, удаляясь от самолета, трусили две человеческие фигурки. Я понял, что это павшие духом солдаты, но удивился, с чего они так спешат? Ведь мы уже сели. Тут же я увидел остальных солдат и молоденького офицера. У офицера были разодраны лоб и щека, и он все время стирал рукавом кровь, чтобы она не заливала глаза. Он покрикивал на солдат, которые старались широкими ножами открыть багажный люк. Солдат было двое. Третий сидел неподалеку, неестественно вытянув перед собой ногу. Он был очень бледен и стонал.

Вдруг меня сильно толкнули в спину. Я не удержался и кулем вывалился из самолета на мягкую землю. Нечто тяжелое, словно бегемот, рухнуло на меня, и когда я вскочил, еще не соображая, что произошло, то понял, что меня выпихнул толстый бизнесмен. С неожиданной для его веса и объема резвостью он подхватил черный саквояж и припустил вслед за дезертирами по склону. Очевидно, зрелище было не лишено комизма, потому что солдат, сидевший на земле, вдруг засмеялся.

Я попросил знаками у офицера выделить мне одного из солдат, чтобы вынести майора. Почему-то я временно забыл английский язык. Офицер меня понял и сам полез за мной в машину. Там уже стало совсем темно и трудно дышать. Почти на ощупь мы продвигались по проходу и через несколько шагов столкнулись с округлой спиной Вспольного, который тащил по проходу майора. Девушка старалась помочь ему, не выпуская из руки своей драгоценной сумки. Вчетвером, мешая друг другу, мы эвакуировали майора из машины и отнесли его на несколько метров от самолета. Я хотел отправиться на поиски Отара, который слишком долго не возвращался, но тут услышал крик девушки: Отар выходил из леса. Он тащил, подхватив под мышки, пилота и был настолько залит кровью, что казалось, будто на нем нет ни одного живого места. Мы не сообразили, что это кровь пилота. Увидев нас, Отар рухнул на землю.

Юрий Сидорович Вспольный

Бывают моменты близости смерти, о которых нельзя распространяться. В них есть что-то интимное. Даже в своей книге о Лигоне если я и упомяну об опасном полете в горы, о катастрофе, постигшей наш самолет, то сделаю это сдержанно, вкратце, поскольку это будет способствовать развитию сюжета. Сам же постараюсь забыть о тех мыслях, что пронеслись в моей голове в минуты гибели самолета.

Первое, что возникло в мозгу после осознания, что я жив, — это дым, чей-то стон, донесшийся снизу, от моих ног, мелькание темных фигур. Потом я увидел, что молодой геолог Ли освобождает из-под груды вещей индийца. Я ощупал себя, поднял одну руку, затем вторую. Руки двигались. Я попытался встать, но не смог и не сразу понял, что это ремни, спасшие меня в момент удара самолета о землю. К тому времени, когда я освободился от них, Володя куда-то исчез, а индиец тяжело поднялся и пополз к выходу из самолета. Я хотел было последовать за ним, потому что меня охватил страх, что обо мне забыли, но услышал впереди, где дым был гуще, женский голос. Мне показалось, что зовут на помощь. Я с трудом пробрался вперед и увидел, что на полу лежит майор, а девушка, присев на корточки, поддерживает на весу его голову. Я с трудом вспомнил, как ло-лигонски объяснить ей, что не следует оставлять раненого в этих условиях. После этого я с помощью девушки начал тянуть майора к выходу. К счастью, когда я понял, что эта задача мне непосильна, послышались голоса и мне на помощь пришли Володя Ли и молоденький офицер без фуражки, с окровавленной щекой. Все вместе мы вынесли майора из самолета.

Тогда я смог оглядеться и оценить создавшуюся обстановку, которая внушила мне тревогу. Самолет горел, и пламя грозило добраться до баков с горючим, и тогда машина взлетела бы на воздух вместе с нами. Мы же находились в непосредственной близости от нее и могли пострадать. Я намеревался довести это до сведения остальных, однако в этот момент наше внимание было отвлечено появлением окровавленного профессора Котрикадзе, который, рискуя жизнью, проник в кабину и вынес оттуда пилота.

К счастью, моя тревога о состоянии здоровья профессора Котрикадзе оказалась необоснованной. Он с помощью Ли поднялся с земли и тут же высказал вслух мои тревожные мысли о неминуемом взрыве самолета.

Я полагал, что профессор Котрикадзе, который по возрасту и общественному положению взял на себя руководство спасательными работами, немедленно прикажет всем эвакуироваться, однако он попросил меня подойти к нему и выступить в роли переводчика. Солдаты с помощью выстрелов из ручного оружия осуществили открывание багажного отделения, он одобрил их действия и попросил меня объяснить молоденькому лейтенанту желательность оттащить груз как можно дальше. Затем профессор Котрикадзе попросил меня помочь девушке эвакуировать майора, у которого была сломана рука, и я подчинился, не переставая беспокоиться о судьбе моих товарищей, действия которых я считал рискованными.

Мы оттащили майора метров на сто и положили за небольшим холмом. Солдат приполз вслед за нами. Когда я собирался возвратиться к самолету, ибо не имел права отсиживаться в укрытии с женщинами и ранеными, раздался страшный взрыв, взметнулся столб черного дыма и осколков. Взрыв был так силен, что комья земли и осколки посыпались на нас градом.

Я пережил страшный момент, полагая, что все остальные погибли, и бросился к самолету, невзирая на возможность повторных взрывов.

На открытом месте я увидел, что части самолета разбросаны на расстоянии многих метров по полю и все люди, находившиеся в непосредственной близости к нему, лежат на земле на пол-пути от самолета к холму.

Подбегая к ним, я увидел, что они шевелятся и один за другим поднимаются на ноги, стряхивают с себя комья земли и листья и даже смеются и громко разговаривают, вторично избежав смертельной опасности.

Оказалось, что за полминуты до взрыва Отар Давидович понял, что он неминуем, и велел всем бежать от самолета, что спасло моих спутников.

Когда же я по истечении первых радостных минут обратился к Отару Давидовичу с закономерным упреком за то, что ради груза он рисковал жизнью вверенного ему коллектива, он ответил мне, что этот груз предназначен для того, чтобы спасти жизни многих людей, и потому споры и рассуждения о правомочности его действий представляют лишь академический интерес. И так как все обошлось без жертв, я счел за лучшее больше не поднимать эту тему.

ДЕЛО О НАРКОТИКАХ