Шрифт:
Интервал:
Закладка:
проблем). – По-моему Вас полюбили, Ольга, – добавила она, лукаво глядя то на меня, то
на многочисленные Анастасиины пометки в моей тетради. Я думаю, Ви скоро заговорите
по-немецки, с такой преподавательницей уж точно…» Я думала иначе, но не стала
расстраивать фрау Вибе.
В самом начале весны Анастасия потащила нашу группу прогуляться по Кёльну. Мы
шатались по узким улочкам с кукольными домиками, заходили в костёлы, смотрели на
покрытые мхом распятия на перекрестках. Я шла позади – чтоб никто не вздумал
заговорить со мной. Впрочем, все равно заговаривали, но я улыбалась и делала вид, что
внимательно слушаю нашего прелестнейшего гида. Фрау Телаак, в легких брючках и
белой рубашечке, тащила велосипед и к концу экскурсии стала заметно прихрамывать.
Она решительно отказалась от провожатых – я это слышала – и помахала нам всем рукой.
Потом я снова увидела ее – на станции лёгкого метро – она выглядела уж очень усталой.
Подошла к ней на негнущихся ногах: «Простите, фрау Телаак… Могу я проводить Вас?»
Она пристально посмотрела меня, кивнула с улыбкой. Я решительно отобрала у нее
велосипед и потащила его сама. Она шла рядом, морщилась от боли в ноге и искоса
посматривала на меня. Девчонка! Понемногу мы разговорились. Естесственно, на
немецком. Она сказала, что вчера много танцевала на парти – и сбила ногу новой
туфелькой, спросила, как мне понравился ее Кёльн. «Вы же будете здесь жить – и должны
знать свой город!» Я пожала плечами. В Кёльне мне делать было нечего: в Москве меня
ждали сестра, дом и несданная зимняя сессия за четвертый курс. Некоторое время шли
молча. «Когда вы уезжаете?» – первой нарушила она молчание, все еще хмурясь, думая о
чем-то. «Еще не скоро, через две недели…» А как звучит по-русски мое имя? – вдруг
спросила Анастасия. Я поправила педаль у велосипеда. «Ваше имя звучит… Настенька».
Она тряхнула кудрями и рассмеялась: «На-стьень –ка?» – «Да, именно». Уже расставшись
с ней, я поняла, что в этот день впервые совершенно свободно говорила по-немецки.
Через две недели я собиралась в Москву. Мне очень хотелось пригласить Анастасию на
прощание в кафе, но это, конечно, был самонадеянный бред. Никогда и ни за что не
пойдет она со мной в кафе, она же не сумасшедшая. Поэтому я просто подошла
попрощаться. Фрау Телаак подняла на меня глаза, чуточку прищурилась. «Ольга, хотите,
пойдем после занятий посидим в кафе? Если вы не против, конечно…» Я чуть было не
лишилась чувств.
Наглаженная до хруста, с букетом белых роз, я дождалась Анастасию. Мы много о чём
говорили в тот вечер. Она рассказала, что с детства рисует и у нее уже были персональные
выставки. Она рассказала, что отец у нее немец, а мама – гречанка (вот откуда это имя и
эти непослушные тёмные кудри). Она рассказала о себе, обо мне, о своих студентах и о
небе над зимним Кёльном. Я тоже, помнится, что-то рассказывала ей. Было твердо
решено: мы будем дружить до гроба и потом. И летом обязательно встретимся, Анастасия
приедет ко мне в Москву, или я приеду к ней в Кёльн – неважно. Когда мы вышли из
кафе, уже смеркалось, было свежо и тихо, в пустынных кварталах ни души. Мы шли – и
наши шаги отдавались в другом конце вымощённой булыжником улочки. Я искоса
смотрела на помахивающую букетом Анастасию и снова терзалась сомнениями. Сейчас,
при расставании, нужно, наверное, поцеловать её. Или не целовать? Кто знает, как это у
них принято? А вдруг я поцелую – а она обидится, подумает обо мне чёрт-знает-что.
Анастасия остановилась: «А я знаю, о чём вы сейчас думаете…» Сердце мое ухнуло куда-
то вниз, к булыжникам. «О чём?» Она взяла меня за плечи, решительно повернула к себе и
расцеловала. Я шла в общежитие – щёки мои горели нетерпеливым огнём завоевателя.
Три с половиной часа я общалась с немкой – и понимала каждое слово. Свободно
заговорила по-немецки! Я одержала победу! Настоящую победу! Даже две. Теперь в
Кёльне меня будет ждать Настенька. На следующее утро я улетела в Москву.
Анастасия писала мне в Москву длинные письма в огромных канцелярских конвертах с
радужными марками. Присылала свои рисунки, мастерски выполненные тушью. Да и
почерк у нее был как рисунок – чёрные, перьевые, утонченные буквы . Готика, одним
словом. Поначалу я отвечала ей всегда и подробно. Обещала разжечь на берегу Москвы-
реки костер в ее честь. Разожгла или нет – не помню. Потом у меня случился роман, а
следом – трагедия. В двадцать лет трагедии особенно разрушительны, они не оставляют
на человеке живого места. И я не ответила на два последних ее письма, даже, кажется, не
распечатала их. Вскоре я вышла замуж – и отправила ей несколько нарядных подвенечных
фотографий: пусть порадуется за меня! Но Анастасия никогда больше мне не написала.
С тех пор прошло ровно полжизни. Некоторое время назад я сделала слабенькую попытку
разыскать фрау Телаак – просто так, совершенно инкогнито убедиться, что у нее все
хорошо. Безуспешно. Может быть, плохо искала?
ГАВРОШ И ЕЁ АННА
Сегодня с утра опять хоть звони в «Медицину катастроф» – полезла в шкаф за какой-то
важной ксивой – уже забыла за какой – и наткнулась на эти письма. Малаховка-Кёльн,
Малаховка-Кёльн, Малаховка-Кёльн. Ольге фон Коссель – так по-немецки звучит моё
имя, точнее, звучало двадцать лет назад, когда эти письма были написаны и отправлены
мне – студентке Кёльнского университета. И ведь Анна просила меня уничтожить их, но я
сочла это высокопарным бредом и оставила себе. Да, она так и сказала: «Сожги,
пожалуйста, мои письма, уж будь так добра!» «Нет, Анна, я никогда не буду так добра, – я
изо всех скрывала отчаяние, охватившее меня от ее слов. – Я буду читать их своим
друзьям, когда стану рассказывать им о нашем романе…». Ни слова не говоря больше,
Анна повесила трубку. Если бы я только знала, на какую муку обрекаю себя! И теперь,
двадцать лет спустя, точно хлыстом ударяет меня вот это: «Моя дорогая, моя золотая
девочка!» Полно, я не девочка. Сегодня, наконец, надо решиться на это. Сжечь-не сжечь, а
уж порвать и выбросить к чертовой матери – это уж точно.
Тем сумасшедшим, почему-то очень дождливым летом мне было двадцать, а Анне вдвое
больше, поэтому, когда она встречала меня по вечерам на платформе, прохожие, вероятно,
думали, что это мама встречает молоденькую дочку. Сердце мое начинало прыгать, точно
пинг-понговый
- Америка-мать зовёт? - Оксана Лесли - Русская классическая проза / Триллер
- Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Оленька - Дарья Сергеевна Жирнова - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Непридуманные истории - Алла Крымова - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Приключения Камушка - Александра Сергеевна Тимофеева - Русская классическая проза
- Непридуманные истории - Владимир Иванович Шлома - Природа и животные / Русская классическая проза / Хобби и ремесла
- Кис, приезжай - Ольга Сергеевна Зимина - Русская классическая проза
- Необратимость - Ольга Сергеевна Грунина - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Айзек и яйцо - Бобби Палмер - Русская классическая проза