Разговоры Пушкина - Борис Львович Модзалевский

Петербург поздно вечером, чтобы не огласился слишком скоро мок проезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я забыл бы о Вейсгаупте[132], попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!"[133]

С. А. Соболевский. Таинставенные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1386–1387.

Сентябрь — октябрь.

* В Москве на обеде, данном в честь Пушкина, предложено было несколько тем в свернутых бумажках. Мицкевичу[134] по жребию досталась тема: "Смерть константинопольского патриарха, убитого турецкой чернью"… Поэт простоял несколько минут в молчании, сосредоточился, затем стал импровизировать… Пушкин, восхищенный, соскочил с места… и, бегая по комнате, кричал: "Quel genie, quel feu, sacre, que suis-je aupres de lui" [какой гений, какой священный огонь, что я после него], затем обнял Мицкевича и осыпал его поцелуями.

Ф. К. Неслуховский. Мицкевич в России. ИВ 1880, № 5, стр. 30.

Октябрь.

У Полевых[135].

Он был не весел в этот вечер, молчал, когда речь касалась современных событий, почти презрительно отзывался о новом направлении литературы, о новых теориях и, между прочим, сказал:

"Немцы видят в Шекспире чорт знает что, тогда как он просто, без всяких умствований говорил, что было у него на душе, не стесняясь никакой теорией".

Тут он выразительно напомнил о неблагопристойностях, встречаемых у Шекспира и прибавил, что это был гениальный мужичек!

К. А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 292.

[У Пушкина через несколько дней].

… [Пушкин] тотчас начал речь о "Московском Телеграфе", в котором находил множество недостатков, выражаясь об иных подробностях саркастически. Я возражал ему, как умел, и разговор шел довольно запальчиво, когда в комнату вошел г. Шевырев[136]… Вскоре ввалился в комнату М. П. Погодин… Я увидел, что буду лишний в таком обществе, и взялся за шляпу. Провожая меня до дверей и пожимая мне руку, Пушкин сказал: "Sans rancune, je vous en prie!" [He будьте злопамятны, я вас прошу], и захохотал тем простодушным смехом, который памятен всем знавшим его.

К. А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 293.

[Во время коронации].

… Возвращенный из ссылки Пушкин познакомился с польским своим собратом [Мицкевичем]., Они часто видались. Будревич, учитель математики в Тверской гимназии, помнил, как раз Пушкин зазвал сбитенщика и как вся компания пила сбитень, а Пушкин, шутя, говорил: "На что нам чай? Вот наш национальный напиток".

М. А. Максимович по записи П. Б[артенева]. РА 1898, II, стр. 480.

26 октября.

Москва.

[На вечере в честь Пушкина у М. И. Римской-Корсаковой][137]

A souper quelqiTun me nomma. Ce nom, comme une etincelle electrique, agit sur Pouchkinr. Il se leva et accourut a moi en me disant:

"Vous еtes la soeur de Михаил Григоръевич[138], je l'estime, je l'aime et je reclame votre bienveillance. И me parla du regiment de hussard, qui, disait il, avait ete son berceau et mon frere souvent son mentor" [За ужином кто-то назвал меня, и Пушкин вдруг встрепенулся, точно в него ударила электрическая искра. Он встал и, поспешно подойдя ко мне, сказал: "Вы сестра Михаила Григорьевича, я уважаю, люблю его и прошу вашей благосклонности". Он стал говорить о лейб-гусарском полке, который, по словам его, был его колыбелью, а брат мой был для него нередко ментором].

А. Г. Хомутова. Воспоминания о Пушкине. РА 1867, стр. 1066.

26 октября.

Un gros allemand entra chez moi et me dit en s'inclinant:

"J ai une grace a vous demender".

"Je vous Tacorde avec plaisir, si elle est en mon pouvoir".

"Permettez moi de parer mon ouvrage d'un de vos vers".

"C'est beaucoup d'honneur pour moi, mais quel ouvrage et quels vers?"

"Je prepare le meilleur vernis pour les bottes, et si vous le permettez, je mettrai sur les boites: Светлее дня, чернее ночи"[139] [Ко мне приходит толстый немец и, кланяясь, говорит: "У меня к вам просьба". — Охотно исполню, если только могу. — "Позвольте мне украсить мое изделие вашими стихами". — Много для меня чести, но что за изделие и какие стихи? — "У меня приготовляется превосходная вакса для сапог, и, если позволите, на баночках я поставлю: Светлее дня, чернее ночи"].

Пушкин по записи А. Г. Xомутовой. РА 1867, стр. 1067.

После октября.

Французский язык знал он в совершенстве. "Только с немецким не мог я сладить, — сказал он однажды. — Выучусь ему, и опять все забуду: это случалось уже не раз".

[К. Полевой]. Некролог о Пушкине. "Живописное Обозрение" 1837, III, стр. 80.

26 декабря.

Poushkine me disait: "J'ai le projet de faire un ouvrage sur Pougatcheff. J'irai sur les lieux, je passerai l'Oural, je pousserai plus loin et viendrai vous demender asile dans les mines de Nertchinsk" [Пушкин говорил мне: "Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправлюсь на места, перевалю через Урал, проеду дальше и приду просить у вас убежища в Нерчинских рудниках"].

Кн. М. Н. Волконская[140]. Записки. СПб. 1906, стр. 25.

28 декабря.

Чит[ал] "Афоризмы"[141]. "Здесь есть глубокие мысли", сказ[ал] Пушкин.

М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 83.

После 1826 г.

Помню, что однажды, в пылу спора, сказал я ему: "Да ты, кажется, завидуешь Дмитриеву"[142]. Пушкин тут зардел, как маков цвет, с выражением глубокого упрека, взглянул на меня и протяжно, будто отчеканивая каждое слово, сказал: "Как, я завидую Дмитриеву?". Спор наш этим и кончился…

Кн. П. А. Вяземский, I, стр. 159–160.

… Я недавно припомнил золотые слова Пушкина насчет существующих и принятых многими правил о дружеских сношениях. "Все (говорил в негодовании Пушкин) заботливо исполняют требования общежития в отношении к посторонним, т. е. к людям, которых мы не любим, а чаще и не уважаем, и это единственно потому, что они для нас ничто. С друзьями же не церемонятся, оставляют без внимания обязанности свои к ним, как к порядочным людям, хотя они для нас — все. Нет, я так не хочу действовать. Я хочу доказывать моим друзьям, что не только их люблю и верую в них, но признаю за долг и им, и себе, и посторонним показывать, что они для меня первые из порядочных людей, перед которыми я не хочу и боюсь манкировать чем бы то ни было, освященным обыкновениями и правилами общежития".

П. А. Плетнев Я. К. Гроту, от 1 апреля