Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

— Нет, не совсем… Моя была… Обещай, что не будешь смеяться.

Это что еще за подвох?..

— Не буду.

Постарается.

— Точно?

Тим, Господи, это была овечка в розовом платье?

— Ты сейчас опять с темы съедешь?

— Нет… Просто… — Тим качает головой отрицательно. Помедлив, говорит Стаху по секрету и шепотом, почему-то очень смущаясь, что: — Это был мышонок Пьеро…

— В смысле — Пьеро из сказки?

— Ну да… у него были такие… веревочные ручки и ножки.

Ладно. Спасибо, что не Мальвина. Стах все еще не знает, как относиться к этой информации. Ему покупали поезда, машинки, пистолеты, конструкторы в конце концов. Но он честно пытается себе представить.

— И он, значит, был такой… депрессивный?

— Такой… черно-белый с серым, да. И грустный.

Что-то встает на места. Перестает казаться диким и чужим. Тим улыбается и вспоминает почти виновато:

— На самом деле, я звал его Пео…

Маленький Тим… Грустный и черно-белый, с веревочными ручками и ножками. И были у него игрушки — такие же, как он. И мама, наверное, просто увидела. Стах наконец-то проникается и представляет, и перестает — отрицать.

— У него были большие и печальные глаза?

— И брови домиком…

Тим пытается изобразить. У него выходит. Стах плывет, как дурак, и выглядит — примерно так же. Прикусывает в улыбке губу. Тим замечает и совсем смущается, и Стах понимает, что, может, Тим самый безобидный на свете кот, носится с мышатами. Он тоже крошечный и беззащитный — и какой-нибудь огромный Ленни Смолл³ легко раздавит его пальцами, вздумав погладить.

Тим потерянно улыбается:

— Ты чего?.. не ешь?

И Стах вспоминает, зачем он сунулся в северное крыло на обед, и смеется — от неловкости, и качает головой отрицательно. Тим комментирует:

— Дурак.

Стаха пристыдили, и теперь он открывает контейнер, собирается заедать сомнительные чувства, пока перемена не кончилась.

VII

Главных героев связывала общая мечта, а что общего у нас?.. Наверное, я слишком много думаю об этом, мне одноклассник сказал, что мы похожи, еще в прошлом году, с той мыслью, что уж лучше бы вовсе на такой почве не сходились, а то она, кажется, трясина, а не твердая земля под фундамент…

Ты выстрелил, чтобы не линчевали?..

Может, Крючок — полевая мышь, гнездо которой разорено чужим плугом⁴… Но я думаю, скорее, он осознает, что в его обстоятельствах место ему диктует кровь, а лучшие мечты мышей и людей часто не более, чем сорванные замыслы⁵.

Т.

Стах тормозит еще на каком-то левом, внезапно возникшем на горизонте «однокласснике». Который что-то там сказал про них. Один из этих обмудков. Он перечитывает снова и снова, чтобы понять, о чем Тим говорит еще.

Какая нахрен трясина.

О твоем однокласснике еще отдельно поговорим.

Я выстрелил, потому что не было выбора.

Часто, но не всегда.

И еще. Книгу не возвращай, это подарок.

А.

Настроение как-то выветривается, и Стаху снова хочется бить морды. Даже больше, чем раньше.

Комментарий к Глава 9. Мышонок ¹ Кульминационным моментом повести «О людях и мышах» является тяжелейшее решение главного героя: он застреливает друга, чтобы этого не сделали другие.

² Крючок — конюх, отвергнутый рабочими ранчо из расистских предубеждений. Когда ключевые герои рассказывают ему о своей мечте — стать хозяевами собственной жизни, он сначала просится в долю, а затем, когда его «ставят на место», отказывается от этой затеи. Стах проводит параллель с Тимом: не понимает, почему он отказывается покинуть гимназию.

³ Ленни Смолл все оттуда же. Он был такой большой и сильный, что нечаянно давил мышат. (Ой 3:)

Тим, выражая мысль, использует стихотворение Роберта Бернса, к которому отсылает заглавие повести Джона Стейнбека.

⁴ «To a Mouse on turning up her nest with the plough» (название; «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом»). Тим подразумевает главную мысль стихотворения: даже когда у мыши разрушен дом по осени, она счастливей многих людей, потому что живет в настоящем моменте, без тоски о прошлом и без страха перед будущим.

⁵ «The best laid schemes o' mice an' men // Gang aft agley» (наиболее близкая интерпретация: «лучшие планы людей и мышей // часто идут вкривь и вкось»; «gang aft agley» является крылатым выражением, которое можно перевести, как «сорванные замыслы»).

========== Глава 10. Когда случается Тим ==========

I

Стаха оставляют после уроков: видите ли, накопилось четверок за месяц столько, сколько он не получал раньше за год. Не поверите: целых шесть. Прежде чем его замечательная активистка-умница-красавица мать спросит с учителей, учителя, перекрестившись, решили — с него. В лице классной.

И вот она ему говорит: «Останься», — а он, может, думал с самого утра, что у него с Тимом там какая-то «трясина» одна на двоих, что у Тима там какой-то десятиклассник… а она ему: «Останься», а она ему — об учебе.

Стах пробует отмазаться и сказать:

— Мне нужно идти.

Сахарова не поддается. Она указывает на парту перед учительским столом. Когда у него перед глазами маячит только выход. Он встает боком, засунув руки в карманы брюк, и смотрит на нее, чуть запрокинув голову. Нет, ну серьезно? Обязательно сейчас?

Она глядит выразительно, мол, чего ждешь. Он медлит, но — подходит, садится, откинувшись назад, на спинку стула. Складывает руки на груди, запирается. Она наоборот: вся к нему, вся о нем — и собирается говорить с ним, как с другом.

— Стах, что у тебя случилось?

Тим. У Стаха случился Тим. Пятнадцать лет было глухо, а потом — землетрясение и цунами. И он, значит, бежит подальше, падает, захлебывается, а потом снова обратно, навстречу, с просьбами, чтобы еще.

Стах, конечно, молчит. Никому не расскажешь, как случается Тим.

— Если у тебя какие-то проблемы… со старшими ребятами, — вспоминает ему инциденты в столовой, — или, может быть, — я ничего не имею в виду, но может быть — дома, ты всегда можешь мне рассказать.

Он хмыкает. Конечно. Дома у него проблемы. Она как будто не знает.

Сахарова пытается его убедить:

— Вы же все мои дети, я вам не чужая, я о вас волнуюсь…

Стах усмехается.

— Может, тебе нужен стимул или отдых… Мне тут пришли бумаги о поездке в санаторий. Это после учебы…

— У меня после учебы планы.

— Там чудесная природа, море…

— Я уезжаю в Питер.

Она молчит, моргает, подгружает данные. Но с данными у нее не срастается. Она успешно забивает на них, продолжает:

— Тебя не загонял Соколов? Он даже меня загонял с этими олимпиадами. Столько от тебя требует. Вот и мама твоя жалуется…

Стах вздыхает, подается вперед, подпирает рукой голову и смотрит на нее насмешливо-ласково. Ему кажется: она ни слова не услышала. Он пытается еще:

— Меня ждут.

Она смотрит на него внимательно. Говорит:

— Твоя мама боится, что ты ввяжешься в плохую компанию…

Да. Ему же мало матери в сутках, давайте еще и здесь… Он поднимает взгляд: часы над классной доской издевательски тикают. Взрослые не хотят его слышать. Как обычно. Только себя. Он кивает. Он соглашается. Он позволяет — наслаждаться иллюзией власти.

Под конец промывки мозгов он клятвенно обещает вернуться к своему безупречному среднему баллу ровно в пять-запятая-нуль. В общем, говорит и делает все, что Сахарова хочет услышать, увидеть — и дальше по списку.

II

Тем временем в зал для отчетности приходят одноклассницы Стаха. Их вот никто после уроков не держит, они вовремя — и замечают Тима еще на пороге. На пороге они и замирают: долго шушукаются, хихикают. Проходят внутрь. Раскладывают учебники.

Архипова смотрит на Тима, как он там поживает. Он складывает самолет из тетрадного листа и приглаживает сгибы. Она улыбается. Он с ней в прошлый раз даже вроде бы поздоровался. Теперь она решает, что можно и заговорить. Подходит осторожно к его парте, почти крадется. Интересуется у него мягко:

— Ты рыжего ждешь?