Дороги изнанки - Александр Беляев

– Ну и что вы тут нарисовали, – поинтересовалась Аня, тупо разглядывая затейливые графики, – я тут ничего не понимаю.

– Если не понимаешь, то и бесполезно объяснять, для этого нужно, чтоб ты была знакома с принципами нумерологии и астрологии. А по поводу выводов – они что ли подтверждают то, на что я намекал тебе – с этим я сталкиваюсь впервые – словно какая-то вторая твоя половинка, причем, духовно проработанная, совершенная, небесная – что это такое в двух словах не объяснишь – куда-то подевалась и следов ее не видно. А то что осталось каким-то образом завуалировано под цельную личность. В общем, нечто необычное, но сразу в глаза не бросающееся, и если бы я не знал о твоем славном паранормальном прошлом, я бы решил, что это какой-то артефакт, погрешность, ведь и в разговоре и на вид ты совершенно обычная, нормальная среднестатистическая девушка, и никаких данных за серьезную психическую патологию тоже нет. Поэтому для твоих вчерашних галлюцинаций вроде бы никаких серьезных оснований нет, по крайней мере, предварительные тесты ничего не выявляют. Вырисовываются только некие метафизические причины, которых, с точки зрения официально принятой науки, вообще не существует, поэтому мне, честно говоря, не ясно, почему у тебя эти галлюцинации возникли. Логично предположить, что все это результат твоей основной проблемы с памятью, но почему ничего такого раньше не было? Не ясно, к тому же пока у нас мало данных. Можно, конечно, подтвердить твое предположение, что это так люминал на тебя подействовал и смерть мамы, но. Положа руку на сердце, полной уверенности у меня в этом нет – барбитураты не вызывают галлюцинаций. Итак, все, что удалось выявить, звучит очень ненаучно: у тебя куда-то подевалась таинственная половинка, которая под шумок унесла твою память и сексуальную сферу. Звучит таинственно и весомо, но с точки зрения науки – абсурдно. С какой стороны подойти к решению данной проблемы – пока тоже неясно. Предлагаю попробовать гипноз, возможно он даст нам какую-то новую информацию, ну и потом с помощью него можно воздействовать на подсознание.

– А это обязательно? – робко спросила Аня. Она никогда раньше (по крайней мере не помнила) не подвергалась гипнозу и ее одолевала естественная робость.

– Конечно, – пожал плечами доктор, – любой человек вправе отказаться, но, боюсь, пока что я вижу только один способ, который может принести нам конкретную информацию. Если же нам удастся разобраться с причинами, то с помощью гипноза мы постараемся добраться до твоего подсознания, где заблокирована скрытая система конденсированного опыта. Впрочем, в дальнейшем и на тебе самой будет немалая работа – метод психоанализа подразумевает прежде всего активную работу самого пациента – вместо капельниц инсулинового шока и таблеток горстями. Ты можешь не бояться, – усмехнулся доктор Левин, – во— первых это не больно, а во-вторых ты ничего не будешь помнить. Кстати, еще надо проверить, поддаешься ли ты гипнозу в принципе.

Лев Матвеевич велел Ане переплести пальцы перед собой, затем попросил ее внимательно за ним следить и совершая пассы руками и монотонно описывая, как веки тяжелеют и тело наливается свинцом, изрядно вогнал Аню в состояние сонливости. Затем произнес:

– Сейчас я начну обратный отсчет, а когда произнесу «один», – ты начнешь расцеплять пальцы: десять, девять, восемь – пальцы наливаются свинцом… семь, шесть, пять… ты не можешь их расцепить… четыре, три, один…

На счет «один» Аня сделала усилие, и тут оказалось, что пальцы ее не слушаются и она не может их расцепить.

– Не получается, – сказала она испуганно, – а это пройдет?

Лев Матвеевич снова заставил ее расслабиться, – затем отсчитал от одного до десяти и произнес: «Блок снят», – после чего Аня легко расцепила руки.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес доктор, – гипнозу ты поддаешься, теперь попробуем вести тебя в более глубокую, сомнамбулическую фазу, и прогуляемся во времени назад, тем более время, когда с тобой случилось нечто, чего мы не знаем, нам вроде бы известно. Ты все увидишь сама, расскажешь мне это (под гипнозом), а я постараюсь взломать этот ящик в подсознании, где, как мы полагаем, спрятана часть твоей личности. Скорее всего сеансы придется повторить, если будет какой-то успех, сколько раз – пока не знаю. Все, что произойдет под гипнозом, ты помнить не будешь, а память о твоей забытой жизни вернется либо сразу, либо постепенно. Готова? Ну, поехали.

На этот раз Лев Матвеевич достал из стола круглую пластинку на стержне, на которой была изображена красивая разноцветная спираль, включил тихую умиротворяющую музыку, навивающую сонливость и начал вращать эту пластинку напротив Аниного лица, повторяя известную гипнотическую формулу: твои руки, ноги, все тело наливаются приятной тяжестью, веки тяжелеют… и так далее, в том же духе – очевидно конкретные слова имели здесь второстепенное значение. Вскоре тело девушки и вправду стало наливаться приятной тяжестью, в ушах запели миллионы сверчков, которые все настойчивее перекрывали звуки доносившиеся извне. Затем голос доктора не то чтобы пропал, но словно бы ушел на периферию ее сознания, отдаваясь в голове гулким эхо, разлетающимся на части, и смысла в этих словах она уже не могла осознать, словно смысл вместе со звуком разлетелся осколками, взорвавшейся гранаты. Вскоре тяжесть неожиданно сменилась легкостью и Аня почувствовала, что взлетает.

«Как это возможно? – мелькнуло в ее сонном сознании, – сейчас я ударюсь головой о потолок…» – однако никаких ударов в первый момент не последовало и она только успела отметить, что стала уже кем-то или чем-то другим, чем была до сего мгновения.

Аня открыла глаза, но ее окружала темнота («только что же было светло»! – пробивались к ее сознанию крупицы той, прежней Ани), и в этой густой, липкой темноте она ощущала себя невесомой прозрачной линией, ползущей вдоль стены, которую она вроде бы и не видела и не осязала, но воспринимала каким-то другим чувством.

«Как-то по-другому я свое тело ощущаю, – продолжали лениво шевелиться в ее душе остатки здравого смысла, – к тому же оно стало легче воздуха…» – однако какого-то восторга по этому поводу не было, – хотя, разве не об этом мечтала она в детстве, глядя на синее небо и фигурные кучевые облака – при этом мысль о том, что тело ее осталось на кресле, а в воздух поднялась какая-то другая ее часть, которая путешествует во сне, почему-то не приходила ей в голову. Тут Аня ударилась наконец спиной и головой об люстру («вот они, телесные ощущения!»), и в этот момент включилось зрение, в помещении, где она находилась, сделалось светло, но все пропорции внешнего мира претерпели принципиальные изменения. Правда, осознала она это чуть позже, а вначале внимание ее привлек плафон люстры, вблизи которого она вдруг очутилась. Видела она его очень отчетливо, ощущала его гладкую поверхность и даже отметила, что плафон Бог знает сколько не протирался и там лежит толстый слой пыли, от которой она, наверное, сейчас начнет чихать. Правда, почему-то не чихала. Тем временем, плафон как-то незаметно увеличился в размерах – вот уже это не люстра, а какой-то громадный прожектор, вот только лампочка оказалась где-то далеко-далеко и почему-то очень плохо освещает помещение. Ей захотелось продвинуться дальше, внутрь плафона, полететь на этот неяркий, но манящий свет, но тут, почему-то, она вспомнила о свече и мотыльках и испугалась опалить свои крылышки.

«Я же теперь умею летать, – думала Аня, – у меня наверняка есть нежные и хрупкие крылышки, и если я их сейчас не вижу, то это не значит, что их нет. Наверняка их очень просто опалить, и тогда я упаду на землю».

Мысль о падении заставила посмотреть ее вниз, и тут выяснилось, что низ этот где-то там, очень далеко, как если бы она зависла под самым нефом какого-то гигантского храма – почему-то ассоциации были связаны именно с храмом, хоть вроде бы о нем ничто не напоминало, а там, внизу, были еле видны и стол, и стулья, и фигуры сверху: одна вроде бы сидела на кресле, а вторая стояла перед ней, но кто это были такие она не могла разобрать. Стены же представляли собой какие-то высоченные конструкции, словно бы выполненные из разноцветных блоков, заполняющих огромные ячейки.

«Что это? – лениво подумала Аня, – стройка какая-то, а эти ячейки – строительные леса? Интересно, что здесь строят? Словно бы небоскребы какие-то впритык друг к другу поставили… вернее не небоскребы, а их каркасы, которые предстоит еще заполнить всякими бетонными конструкциями и тонированными стеклами. Странно, я думала, что в церкви нахожусь, но это, конечно, не так, это стройка… строительство небоскребов. Но почему я тогда не под открытым небом? И что это за гигантская светящаяся конструкция на уровне моего лица? – (что это обычный плафон она уже забыла, да и форму люстра приняла невообразимую) – словно хрустальные новогодние шары ожили и составили невообразимую гроздь, а под ней какой-то сияющий, но совершенно непрозрачный купол, причем ноздреватый, словно гигантский кус голландского сыра. Да, таким сыром, наверное, всех мышей земли можно накормить, правда сама я сыр не люблю, да и есть совершенно не хочется».