Полуночное танго - Наталья Калинина

— С каким делом?

Марго подняла голову и с искренним удивлением посмотрела на мать.

— Не прикидывайся. Сейчас какие только болезни не ходят.

— Например?

Она продолжала смотреть на маму. Та вдруг опустила глаза.

— Ну, я даже толком не знаю. Я прочитала в газете, что врачи-венерологи обеспокоены вспышкой в городе кожных и прочих заболеваний.

Марго присвистнула.

— Этот подарочек можно и в супружеской постельке заработать. Правда, дядя Егор?

— Хм, вот уж не знаю. — Вопрос застал его врасплох. — Я уже далеко не молодой человек, ну, а во времена моей молодости мы про такие страсти и слыхом не слыхивали. Да у нас просто времени не было на чужих женщин. Своим женам и то мало внимания уделяли.

— Рита, ну как ты можешь якшаться с этой ужасной публикой? — не унималась мама.

— А ты?

Марго вылезла из юбки и стала надевать свое узкое оранжевое платье на длинной молнии сзади.

— Сашка, застегни, — велела она, повернувшись ко мне спиной. — Да, я у тебя спрашиваю, наша советская Артемида, как ты можешь принимать всерьез тех, кто эту публику развлекает?

Раздался звонкий хлопок. Я не видела, как это произошло, но уже в следующую секунду поняла, что мама залепила Марго пощечину.

— Как же ты его ненавидишь, — прошептала мама. — Он, между прочим, говорил мне об этом.

— Скажите какая предупредительность. — Марго прижала к щеке руку. — Интересно, а что еще он тебе говорил?

— Что ты сделаешь все возможное, только бы нас разлучить. Но у тебя, поверь, ничего не выйдет.

— Ладно, я вас покидаю, — сказала Марго и направилась к себе в комнату. Она на секунду задержалась на пороге столовой, сказала, не поворачивая головы: — Выйдет. В моей старшей сестре над всем остальным преобладает здравый смысл.

— Девочки, что произошло? — начал было дедушка Егор. Но мама не дала ему слова:

— Ничего особенного. Обычная семейная разборка. Саша, пошли с нами в кино?

Разумеется, я с ходу приняла приглашение.

Я сидела в душном зале «Буревестника» между мамой и Камышевским и изо всех сил старалась смотреть на экран. Кажется, у меня это получалось, но убей не скажу, про что была та комедия с Жан-Полем Бельмондо, хоть и очень любила этого актера. Помню только, что время от времени зал заходился диким хохотом.

Потом мы сидели в кафе «Мороженое», и на нас смотрели — Камышевского знал весь город, в особенности на Бродвее. На маме была гофрированная юбка и черная кофточка с люрексом. Я давно не видела ее такой веселой и беззаботной.

— Хочу выпить за красоту двух самых очаровательных в мире женщин. — Камышевский держал свой бокал между третьим и четвертым пальцами. Я хорошо помню этот его жест — никогда не видела, чтобы кто-то так красиво держал бокал. — Еще я хочу, чтобы мы как можно скорее очутились в обетованном краю. Море, пальмы, белые корабли на горизонте, длинноногие загорелые женщины в бикини… И среди них две мои самые любимые и желанные.

Мама загадочно и слегка смущенно улыбалась Камышевскому. А он смотрел на нее очень серьезно. От этого его взгляда даже у меня бегали по спине мурашки.

Когда мы расстались возле нашего дома и мама стала рыться в сумочке в поисках ключей, я сказала вдруг:

— За ним можно пойти на край света. Интересно, почему ты не влюбилась в него с первого взгляда?

Мама перестала рыться в сумочке и сказала, глядя не на меня, а куда-то вбок:

— Я боялась. Я еще и до сих пор чего-то боюсь. — Она вздохнула и наконец извлекла из сумочки ключи. — Понимаешь, это такой серьезный шаг. И если снова окажется не то… — Она медленно повернула ключ в замке и, прежде чем открыть дверь, едва слышно сказала: — У меня просто не останется сил жить.

* * *

— Мне тоже не хочется ехать. — Марго с треском застегнула молнию своей дорожной сумки. — Но я поеду. И ты, Пупсик, тоже поедешь. Нам с тобой здесь больше нечего делать, секешь? Труппа уезжает на гастроли. — Она расхаживала по комнате в новых босоножках на высоких каблуках и в двухцветном — черно-белом — купальнике с геометрическими фигурами на животе. — Здорово он на мне смотрится, а? — Марго задержалась перед зеркалом, разглядывая себя сзади. — Секс-бомба из провинции покоряет черноморский пляж. Берегитесь, самодовольные волосатые самцы. Но и ты, Марго, будь осторожна: на тропе войны тебя могут подстерегать всякие неожиданности. Ах, ты бросаешь вызов всему миру? Какая же ты храбрая, милая крошка Марго! Они уже трепещут перед тобой, эти жалкие одноклеточные бородавки в импортных плавках. — Она захохотала и медленно опустилась на пол. — Ой, не могу. Он наверняка напихает себе в плавки килограмм поролона. Ведь у него такой крохотный, такой малю-юсенький… Ох, Женька, какая же ты дура! Идиотка самая настоящая.

— Выходит, ты на самом деле спала с Камышевским? — полюбопытствовала я, когда Марго наконец успокоилась.

— Как тебе сказать… — Марго глянула на меня чуть виновато. — Ладно, Пупсик, ты уже совсем взрослая, и я расскажу тебе все, как было. Или, скажем так, — почти.

Она встала с пола, обняла меня за плечи, и мы сели рядышком на край кровати.

— Понимаешь, у нас в редакции был сабантуйчик по случаю дня рождения шефа. Ну, он у нас, как тебе известно, человек светский, а потому пригласил Эдика. Мы, помню, до чертиков напились, а эта Олька, наша профоргша, даже небольшой стриптизик устроила. Ее быстро увели к себе орлы из политической редакции. А мы остались в тесной компашке — Жанка, Камышевский, шеф и я. Потом шеф затащил нас к себе на новую квартиру. Они там еще не жили, хотя уже и мебель стояла, и ковры были постелены. Шеф, я так поняла, на нас двоих виды имел. Мы выжрали еще бутылку коньяка, я на балкончик вышла. А Жанка подходит ко мне и говорит: «Никитич зовет. Срочно». Мы с ней заходим в спальню, а Родион Никитич лежит в чем мама родила на голом матраце и манит нас к себе пальчиком. Я увидела его тонкие ножки и животик-тыкву и со смеху чуть на пол не упала. Не мужик, а гнилая поганка. Жанка, как ты понимаешь, осталась его ублажать — как-никак шеф и наверняка еще пригодится. Жанка неразборчивая в этих делах была. Ну, а мы с Эдиком еще выпили, и он стал мне, как и положено, стихи читать. Потом под юбку залез. Пупсик, дальше неинтересно. — Марго сделала кислую физиономию. — У тебя с твоим таинственным незнакомцем наверняка все было гораздо романтичней.

Я непроизвольно вздохнула, и Марго еще крепче прижала меня к себе.

— Нет, давай дальше.

— А дальше, говорю, ерундистика была. Лучше бы я пошла в туалет и засунула себе в рот два пальца. Это помогает, когда переберешь, имей в виду. Эдик нажрался вдребадан и весь вывернулся передо мной наизнанку. Это отвратительное зрелище, Пупсик. Понимаешь, его так избаловали шлюхи, что завести его можно только при помощи всяких мерзких штучек, о которых тебе, Пупсик, и вовсе не нужно знать. Я сама ненавижу этих рукоблудов-затейников. Предпочитаю здоровый нормальный секс. Поясняю: женщина должна отдаваться, мужчина брать. Но для этого он должен быть стопроцентным мужчиной, а не скрытым педиком. Боюсь, Женька еще наплачется со своим героем-любовником.