Полуночное танго - Наталья Калинина

— Мне бы тоже не хотелось в кое-что верить.

— Ты про него что-то знаешь?

— Ничего особенного. Просто хочу сложить в уме два и два. Так ты говоришь, этот тип не лишил тебя невинности. Забавно. — Она недоверчиво хмыкнула.

— Он был такой нежный… — Я вздохнула. — Может, Арсен попал в милицию?

— Не думаю. Так или иначе, Пупсик, советую тебе выкинуть из головы этот эпизод из твоей юной жизни и начать все сначала. Как говорится, начисто.

— Не смогу, Марго.

— Сможешь. — Она обняла меня за талию и крепко прижала к себе. — Придется, Пупсик.

— Ты говоришь так, будто знаешь Арсена. Может, ты на самом деле его знаешь?

— Может быть. Но это сейчас не имеет значения.

Я лежала и смотрела в темную пустоту. На душе у меня полегчало, хотя Марго не сказала вроде ничего утешительного.

— А что тогда имеет значение? — тихо спросила я.

— Ваши отношения со Славкой. Он любит тебя по-настоящему.

— Если я расскажу ему про то, что случилось…

— Ни в коем случае. — Марго шутливо ударила меня по губам. — Это твоя ноша, и ты не имеешь никакого права перекладывать ее на Славкины плечи. Да и со своих скинь — и забудь. Слышишь?

— А если Арсен снова появится…

— Не появится. Пупсик, мне завтра рано вставать. Топай к себе, ладно?

Вернувшись к себе, я легла и мгновенно заснула.

Разбудил меня крик. За стеной — там была комната Марго — что-то упало и разбилось.

— Мерзавка! Сделала из дома бордель! Вот я сейчас тебя!..

Я узнала бабушкин голос, хоть он был искажен негодованием и злобой.

— Потише, Варечка. Я не глухая. Этот дом всегда был борделем. Хахалем больше, хахалем меньше…

— Да как ты смеешь!

Снова что-то упало, на этот раз тяжелое и небьющееся. Кто-то приглушенно вскрикнул.

— Если ты убьешь меня, Варечка, тебя будут судить. А суд дело грязное. Из всех самых темных углов выметут сор.

— Она еще будет меня пугать. — Голос бабушки уже звучал потише. — И тебе не стыдно? Что про тебя люди подумают?

— Ни капли. Это вы с Женькой всегда чужих языков боялись. По мне, пусть мелют что угодно.

— А вот мне не все равно! Потому что я дорожу честью ветлугинского дома.

Марго рассмеялась.

— Честь — это что-то вроде накрахмаленных занавесок на окнах и чисто вымытых ступенек парадного входа. Я тебя правильно, Варечка, поняла?

— Ну хотя бы и так. Что тут плохого? Я не позволю, чтобы о нашей семье говорили в городе всякие гадости.

— Очень хорошо. Вот и держи рот на замке.

— Кто это был? Опять кто-нибудь из этих уголовников? Когда только ты за ум возьмешься.

— Уже взялась. А к чему тебе знать, с кем спала или не спала твоя младшая дочь? Разве что для общего развития? Ладно, удовлетворю твое любопытство. Только скажи мне сначала: ты любишь черную икру и копченый балычок?

— Перестань паясничать. Господи, все вокруг играют в какую-то игру. А ведь жизнь-то человеку дается одна. Как вы это не понимаете?

— Ты абсолютно права, Варечка. Только не цитируй давно почивших классиков, не то я заплачу от ностальгии по пионерскому детству. Слушай, а тебя никогда не мучает ностальгия? Думаю, не мучает, иначе бы ты не спалила фотографии своего младшего брата.

Бабушка проворчала что-то неразборчивое.

— Так и быть, Варечка, скажу тебе, кто валялся сегодня в моей постели. Ну да, вы с Женькой иной раз придаете такое значение всяким пустякам, что на настоящие проблемы у вас попросту не остается сил. Готова выслушать мое чистосердечное признание?

— Дело хозяйское. — У бабушки был уставший голос. — Ладно, пошла спать.

— Нет, постой! Ты должна знать, кто это был. Не то я открою окно и крикну об этом на всю улицу! Борис Моисеевич, вот кто у меня был. Слыхала о таком? Думаешь, зря я у тебя про черную икру и балычок спросила?

— Это директор гастронома, что ли? Ты в своем уме, Маргарита? Его Софа тебе глаза кислотой выжжет.

— Слабо, — Марго хихикнула. — Не ожидала небось, что твоя младшая дочка такую шишку с ветки сорвет? А теперь ступай спать. Хорошо, Женьки нет — не то бы сейчас вдвоем мне в волосы вцепились. Дружная семейка, ничего не скажешь.

— А где она? — упавшим вдруг голосом спросила бабушка. — Маргарита, тебе известно, где твоя сестра?

— Не надо мелодраматизма. От смешения жанров за версту разит прокисшим борщом.

— Выкормила себе на горе двух сучек. Хоть бы об Асе подумали. У девочки вся жизнь впереди.

— Женька о ней день и ночь думает. Уже, похоже, крыша поехала. Но твой новый зять, будем надеяться, оправдает надежды благородной семейки.

— Всегда все узнаю последней. Бедная Ася.

— Это еще почему? Наконец-то у нее будет отец.

Я не разобрала, что сказала бабушка. Вскоре мимо моей двери прошлепали ее тяжелые шаги. Скрипнула дверь в столовую. Судя по всему, бабушка решила подышать воздухом в саду.

Я снова заснула.

* * *

— Что ты делала в общаге? Как ты можешь ходить в этот вертеп? Принесешь домой какую-нибудь гадость!

Я никогда не видела маму такой разъяренной. Даже присутствие дедушки Егора и меня ее не сдерживало.

— Если и принесу, с тобой не поделюсь.

Марго с невозмутимым видом гладила платье. Она была в широкой розовой юбке с оборками и лифчике. На улице стояла умопомрачительная жара.

— Нет, ты отвечай! У тебя там что, знакомые есть? Да как ты можешь водиться с людьми подобного уровня? Они же бескультурные свиньи и…

— Мы все свиньи, — невозмутимым тоном изрекла Марго. — Рано или поздно нас тянет к одному корыту. Всех без исключения.

— Как ты смеешь так говорить? Хочешь сказать, я такая, как ты?

Мама чуть ли не с кулаками наскакивала на Марго. Дедушка Егор взирал на эту сцену с нескрываемым интересом. Даже про свой пасьянс забыл.

— Не бесись. Я ведь о тебе молчу. А то могу и сказать.

Марго посмотрела на маму с сожалением.

— Саша, пойди погуляй, — наконец вспомнила про меня мама. — Мы с твоей тетей можем наговорить друг другу лишнего. Дядя Егор, извини нас…

— Пускай остаются. — Марго припечатала утюгом платье. — Я не собираюсь говорить ничего лишнего.

— Но это не для чужих…

— Они не чужие. Если хочешь знать правду, у меня в общаге любовник. По-вашему с Варечкой — жених. Или ты предпочитаешь, чтобы твоя младшая сестра старой девой умерла?

Марго поставила утюг на край доски и приложила к себе платье. Я обожала это ее платье из французского трикотажа. Увы, у него был фасон, облегающий фигуру, и оно болталось на мне как на вешалке.

— Тебе это не грозит. Ритка, прошу тебя, будь с этим делом поосторожнее.