Выбор оружия (окончание) - Фридрих Незнанский

Причем не слепое копирование, а именно понимание внутренней сути модного направления.

Так была одета и Ольга Николаевна. На первый взгляд ничего особенного: узкий серый костюмчик с длинной юбкой, атласная оторочка обшлагов и карманов, совсем немного бижутерии, минимум косметики. Но при все при этом, припомнив лучшие наряды Ирины, Турецкий отметил, что любимая жена его рядом с Ольгой Николаевной проигрывала бы.

Ирина сварила еще кофе, выложила на стол все запасы печенья, открыла коробку конфет и оставила их одних, сославшись на то, что пора укладывать спать Нинку.

— У вас очень милая жена, — заметила Ольга Николаевна. — И чудесная дочка. Она успела рассказать мне, что вы — это не вы, а пароход «Турецкий». И что на нем очень весело, когда вы не уплываете слишком далеко и надолго.

— Вы получили фотографию Игоря? — спросил Турецкий. — Мы в тот же день пересняли ее и выслали вам.

— Получила. Спасибо. Такая обязательность нечасто встречается среди журналистов... Извините, Александр Борисович, что я решилась побеспокоить вас. Ваш телефон мне дали в редакции «Новой России». А ваша жена была так любезна, что разрешила подождать вас, пока вы были на каком-то важном совещании. Зачем вы обманули меня, Александр Борисович?

— Извините меня. Я просто решил, что так будет лучше. Визит следователя Генеральной прокуратуры мог вас беспричинно встревожить. Тем более что я в тот день выступал скорее в роли журналиста, чем следователя.

— Я о другом. Почему вы не сказали мне, что Игорь погиб?

— В тот день я сам этого не знал. Даю вам честное слово. Более того, я был совершенно уверен, что человек, снимки которого вы видели, и есть ваш бывший муж Игорь Никитин. О гибели Игоря я узнал только на следующий день.

— Как он погиб?

— Его убили. В пригороде Нью-Йорка, на окраине парка Пелем-Бей.

— Бандиты из русской мафии.

— Зачем?

— Чтобы воспользоваться его честным именем и результатами его изысканий на Имангде. Мы знаем убийцу. Он понесет наказание.

— Понесет наказание... Но Игоря больше нет... Где он похоронен?

— В Претории. Джоан перевезла его туда... Ольга Николаевна, я понимаю, что здесь неуместны любые слова. Мне случалось терять друзей и очень близких мне людей. И мне знакомо это чувство беспомощности перед утратой. Невозможно что-то изменить, переиначить, вернуть. Жизнь меркнет. Но жизнь — это высший божественный дар людям. Есть внук. Игорь жив в них. И в вас. Вы не имеете права забывать об этом. Это ваш долг перед памятью этого прекрасного, мужественного человека.

Ольга Николаевна слушала его внимательно.

— Спасибо... Не беспокойтесь обо мне. Но все равно — спасибо вам за эти слова.

Она закурила еще одну сигарету.

— Как вы узнали о гибели Игоря? — спросил Турецкий.

— Это странная история. Из-за нее я, собственно, к вам и приехала... Вчера днем, когда я была на работе, к нам домой пришел какой-то молодой человек, показал документы. С ним Катерина разговаривала, она одна была дома с сыном. Он сказал, что после смерти Игоря Константиновича Никитина открылось наследство и она является наследницей первой очереди и должна подписать бумагу, что намерена претендовать на свою долю в этом наследстве. Катерина толком ничего не поняла — Игорек наш приболел, капризничал, — и моя дочь сразу не сообразила, что речь идет о смерти ее отца. В общем, она подписала эту бумагу. Вечером, когда я пришла с работы, она рассказала мне. Сначала я тоже ничего не поняла. Заставила ее раза три повторить. Потом наконец кое-что до меня дошло. Но мне кажется — не все. О каком наследстве идет речь? Почему место, где открылось наследство — так он, кажется, сказал, — Москва, а не Претория, где он жил и работал? И вообще, что все это означает? Я поняла, что ответы на эти вопросы смогу получить только в Москве. И вот приехала...

— Вы были в инюрколлегии?

— Нет, сначала я решила поговорить с вами. Вы можете объяснить мне, что к чему?

— Попробую... Насколько я помню наследственное право, ваша дочь Катя, жена Игоря Джоан и их дети Константин, Поль и Ольга являются наследниками первой очереди. В равных правах. Если кто-либо из наследников отказывается от своей доли, она распределяется среди оставшихся претендентов. Местом открытия наследства является Москва, потому что на личном счету Игоря в Народном банке лежит сто двадцать четыре миллиона долларов. Он перевел их в Москву с тем, чтобы вложить эти деньги в доразведку и разработку Имангды.

— Сто двадцать четыре миллиона долларов? — недоверчиво переспросила Ольга Николаевна. — Откуда у него такие деньги?

— Он хорошо зарабатывал в Претории и вел удачную игру на Нью-Йоркской фондовой бирже.

— Но... Это деньги его семьи. Мы не имеем на них права. Я заставлю Катьку забрать из инюрколлегии эту бумагу.

— Этим вы нарушите его волю и даже оскорбите его память. Вспомните, он посылал вам деньги из Штатов и из Канады. Было?

— А между тем в Штатах он жил на так называемый «вэлфэр» — пособие для неработающих американцев. И этот «вэлфэр» составлял всего триста долларов в месяц. Ну, плюс талоны на питание и оплата жилья. В Канаде первое время он тоже зарабатывал не больше пятисот—семисот долларов. И даже из этих денег он находил возможность вам помогать. Потому что Катя для него — такая же дочь, как Ольга, как его сыновья Костя и Поль.

— Но... Сто двадцать четыре миллиона — это же огромные деньги!

— Пусть это вас не беспокоит. Во-первых, половина из них достанется Джоан — как совместно нажитое имущество. Крокодильскую долю — не знаю точно какую — заберет наше заботливое государство в качестве налога на наследство. А оставшиеся деньги решением суда будут разделены между Джоан, Катей, Олей, Полем и Константином. И суд этот состоится не раньше чем через полгода после дня открытия наследства. Это делается для того, чтобы дать время объявить о своих правах другим наследникам, если они появятся. Так что на ту часть наследства, которая полагается Кате, виллу в Майами вам купить не удастся. И яхту тоже. Но хватит, надеюсь, чтобы обеспечить вашей семье достойную жизнь, вырастить внука и дать ему хорошее образование.

— Но для чего было требовать от Катьки бумагу, что она претендует на наследство, если — как вы говорите — она и так имеет на него право?

— Это уже из области юридического крючкотворства. Полагаю, чтобы блокировать счет Никитина и уберечь его наследство от возможного посягательства третьих лиц. Возможно, он дал кому-нибудь доверенность на право распоряжаться своим счетом. Или заключил какие-то сделки.

— Но ведь по сделкам нужно платить.

— Все эти вопросы и будет решать суд.

— Так что же мне делать? — растерянно спросила Ольга Николаевна.

— Ничего. Благодарить судьбу, что вам встретился в жизни такой человек, что он стал отцом вашей дочери и дедом вашего внука.

— Вы умеете убеждать.

— Только когда убежден сам. Сейчас именно такой случай.

— Когда он погиб?

— Поздно вечером четырнадцатого июля. В конце августа будут сороковины. Помолитесь за него, если умеете молиться.

Ольга Николаевна подумала и сказала:

— Я научусь... Спасибо вам, Александр Борисович. Мне пора. У меня через два часа поезд.

— Я отвезу вас на вокзал, — предложил Турецкий.

— Не стоит, доберусь на метро.

— Не лишайте меня удовольствия побыть в вашем обществе еще немного.

Она улыбнулась.

— Ну если так...

В прихожей Турецкий помог Ольге Николаевне надеть плащ, натянул на себя куртку, предупредил Ирину:

— Я ненадолго. Отвезу Ольгу Николаевну на Ленинградский вокзал и сразу вернусь.

Ирина вышла в прихожую проводить гостью:

— Счастливого пути. Будете в Москве — заезжайте.

— Спасибо за гостеприимство. У вас замечательный муж.

— Да, — согласилась Ирина. — Иногда это у него получается...

Спустившись вниз, Турецкий попросил Ольгу Николаевну подождать его на углу дома. Объяснил:

— Там у нас непросыхающая лужа. Как в Миргороде, испачкаете туфли. Я сейчас заведу машину и подъеду.

Открыв водительскую дверцу, он привычно сунул в гнездо ключ зажигания, дернул ручку переключения скорости, чтобы поставить ее на нейтралку. Как часто бывало, заело. Не залезая в машину, Турецкий выжал педаль сцепления и поставил скорость на нейтралку. И уже готов был крутануть стартером, как вдруг увидел на коврике под водительским сиденьем блеснувшую в слабом свете уличного фонаря какую-то стальную спираль. Не увидел даже — разгадал каким-то шестым чувством. И тотчас, как с ним часто бывало в такие моменты, время словно бы изменило свою скорость. Секунды растянулись чуть ли не до минуты. И этих секунд у него было не больше трех — ровно столько, чтобы ему хватило в три прыжка оказаться возле угла дома, резким толчком вытолкнуть Ольгу Николаевну за угол и вместе с ней тесно прижаться к стене.