Та, что правит балом - Татьяна Полякова

Он странно вздрогнул, точно я ударила его в грудь, будто что-то ударило, а потом медленно раскатилось по всему телу. Он пытался понять, что, и не мог, но чувствовал боль от этого непонимания. Так бывает, когда в темную беззвездную ночь вдруг увидишь тонкий луч света, неизвестно откуда пробившийся, и не можешь понять, откуда он, хотя знаешь, что это важно, и очень хочешь понять.

Наверное, он даже пытался осмыслить то новое, что, очень может быть, ему открылось, но для этого у него не было ни сил, ни привычки мыслить. Я отвела взгляд в сторону, Ден и его размышления были мне неинтересны, а он вроде бы почувствовал разочарование оттого, что исчезла иллюзорная близость, которая возникла, пока мы говорили.

— Выходит, ты отдавалась мужчинам только по принуждению? Или есть все-таки кто-то…

— Ты это серьезно? — засмеялась я. — Откуда бы ему взяться?

Он кивнул, вроде бы соглашаясь, и обнял меня. Я от неожиданности вздрогнула, а он усмехнулся.

— Тебе будет хорошо со мной, — сказал так тихо, что я скорее прочитала по губам, чем услышала. — Я буду ласков.

— А что это изменит? — поднимаясь с кресла, ответила я, не глядя в его сторону. — Я иду спать. Спокойной ночи.

Я сделала шаг и увидела его лицо, холеное и вульгарное, с кривой, перекосившей рожу ухмылкой.

— Спокойной ночи, — ответил он, допил вино, закурил и, прищурившись, смотрел, как голубоватый дым поднимается вверх.

На следующее утро мы встретились в ресторане за завтраком. Уходя, он постучал в мою дверь и крикнул:

— Просыпайся, дорогая, я жду тебя внизу.

С вполне довольным видом он листал газету, сидя на веранде, пил кофе и встретил меня улыбкой.

— Самолет завтра утром, — сказал весело и сразу же добавил:

— Чем собираешься заняться?

— Не знаю, — ответила я. — Пожалуй, позагораю.

— Хочешь, возьмем машину, прокатимся вдоль берега. Можем остановиться там, где тебе понравится, и ты поплаваешь.

— Хорошо, — ответила я и сделала глоток кофе, размышляя, что он затеял. Вряд ли решил избавиться от меня сегодня. Нелогично. Он так старался, чтобы убийство Литвинова не связали с нашим пребыванием здесь. Мой труп непременно наведет следствие на некоторые мысли. Да и мое исчезновение придется как-то объяснять в отеле. Хотя черт знает, что у него на уме.

Кондиционер в машине отсутствовал, все стекла были открыты, ветер бил в лицо, и я улыбалась, не чувствуя беспокойства и тем более страха — только безудержное, бессмысленное восхищение быстрой ездой, солнцем, запахом моря, видом стройных деревьев и белых домиков, отсюда казавшихся игрушечными. Мы нашли крохотную бухточку и там остановились. Ден не отпустил машину, и я решила, что вряд ли умру здесь, решила без волнения, равнодушно, просто констатировала факт.

Водитель остался возле машины на дороге, а мы спустились вниз. Я на ходу сбросила платье и с разбегу бросилась в теплую изумрудную воду с белыми гребешками волн. Ден плавал великолепно, его сильное тренированное тело легко разрезало волну, вдруг появлялось на ней и снова исчезало, движения его рук были точными и уверенными, вызывая невольное восхищение. Потом мы лежали, вытянувшись на песке, так близко, что слышали биение сердец друг друга. Волосы Дена, светлые, редкого серебристого оттенка, растрепались и падали на выпуклый лоб. Может быть, от этого его лицо показалось другим — мягче, проще, человечнее. Он снял очки и, пристроив голову на согнутом локте, с любопытством посмотрел на меня. Мы глядели в глаза друг друга без напряжения, почти без мыслей, и чувствовали дыхание друг друга. Теперь от Дена пахло морем, а не осточертевшим мне одеколоном, может быть, поэтому я и продолжала смотреть в его глаза. Но я смотрела в них слишком долго, так долго, что они перестали мне казаться глазами человека, и я зажмурилась, как ребенок, увидевший что-то страшное, в надежде, что это страшное сразу же исчезнет.

Выражение его глаз действительно изменилось, наверное, поэтому он сел и надел очки. Он сидел, вытянув одну ногу и обхватив руками согнутое колено другой. Я, открыв глаза, видела только его спину, но, даже не видя его лица, я знала, что самое главное он скажет сейчас.

Он слегка повернулся и спросил, все-таки не глядя мне в лицо:

— Чем ты не угодила своему любовнику?

Я медленно поднялась и теперь тоже сидела, зарывая пальцы ног в горячий песок.

— Ты имеешь в виду Рахманова?

— Разумеется.

— Не угодила? — повторила я. — С чего ты взял? — Я пытливо посмотрела в его лицо, глаза его были скрыты очками, но ответ я знала, догадывалась. По сценарию мне отсюда не вернуться. Возможно, отель мы покинем вместе, но до аэропорта я не доеду.

— С чего я взял? — теперь уже переспросил он. — С того, что ему прекрасно известно: я не оставляю свидетелей.

— Разумно, — кивнула я.

Он немного помолчал и опять спросил:

— Ты не очень-то удивлена.

— Я не удивлена. Уж слишком ты разоткровенничался. Причина такому поведению может быть только одна. — Я легла на песок и продолжила с усмешкой:

— Понятия не имею, чем я ему не угодила. Наверное, просто надоела.

Ден поднялся, и теперь я видела его во весь рост, стоящим надо мной. Меня обдало холодом, но не страхом, что удивило. Я лежала, смотрела на него и ждала.

Он протянул мне руку и помог встать.

— А теперь послушай меня, — сказал он. — И постарайся понять, что я скажу. Я всегда делаю то, что хочу, и сейчас я хочу, чтобы ты вернулась. Из удовольствия представить рожу этого ублюдка, когда он тебя увидит. А еще ты можешь рассчитывать на мою помощь. Любую. Только не спеши говорить, что она тебе не понадобится. Жизнь такая штука, детка, никогда не знаешь… Уговор действует на все то время, пока я сам жив. Ты поняла?

Я стояла, опустив голову, и бесконечно долгие секунды для нас обоих не поднимала ее. Наверное, я бы расчувствовалась, наверное.., если бы не Дашка, а сыграть было нетрудно. Я медленно сняла с него очки и заглянула ему в глаза. И опять бесконечно долго потянулись те несколько секунд, после которых, отведя взгляд в сторону, я наконец ответила:

— Я.., я благодарна тебе… — И сделала шаг в сторону, но он больно сжал мое плечо.

— Это не все. Сегодня ночью ты вместе со мной и своей благодарностью устроишься в моей постели, — сказал он без привычной усмешки, а я едва не засмеялась.

«И всего-то?» — хотелось спросить мне, вместо этого я кивнула и пошла к машине.

* * *

Самолет шел на посадку. Я смотрела в иллюминатор, откинувшись в кресле. Третий перелет за этот день изрядно вымотал.

— Как ты? — заботливо спросил Ден, сжав мою руку.

Я вздрогнула, успев забыть о нем, точно его никогда и не было. За свою жизнь я расплатилась с ним сполна, и теперь он словно перестал существовать для меня. Наверное, он это почувствовал и считал, что я опять ушла, ускользнула. В припадке откровенности он рассказывал мне о своих чувствах, о своих подозрениях, что из нас двоих презирала именно я. Ускользала, была недосягаемой. А потом он, наверное, решил, что завоевал меня, и вместе с радостью ощутил скуку, как и должно было быть. И, не обнаружив во мне обиды, вдруг разозлился. И орал: черт бы тебя побрал, черт бы побрал тебя совсем!.. И еще: ты из тех женщин, которых надо завоевывать снова и снова, только я не из тех мужчин!..

— А не пойти ли тебе к дьяволу? — устав от его воплей, поинтересовалась я.

И мы орали друг на друга, пока я с удивлением не начала понимать, что ему в самом деле нужна моя любовь. Правда, он сам не знает, зачем. Странная прихоть, не дающая покоя. И я опять принадлежала ему, и он опять видел мои глаза, затуманенные болью и блаженством. И он что-то бормотал о моей коже со странным запахом, нежным и дразнящим.

Теперь, в самолете, в ответ на его попытку быть ласковым я отвечаю вежливостью, доводя его до бешенства. Он перестает смотреть на меня, он выбрасывает меня из своей жизни, и странный запах, о котором болтал, он легко смоет со своих рук.

Самолет идет на посадку, и Ден отворачивается от меня, и мы перестаем существовать друг для друга. Но, оказалось, с этого дня в нем незаметно для него самого поселилась тоска, словно давным-давно приснился сон, который утром стерся из памяти, и ты тоскуешь и чего-то ждешь.

В аэропорту мы расстались более чем равнодушно. Его ждала машина, он кивнул мне, бросил «пока» и исчез в толпе, к моему облегчению. Чувство было такое, точно я избежала большой опасности. Так оно, в сущности, и было. По сценарию я не должна вернуться.

К сожалению, я так и не поняла, что произошло с ним там, на побережье, и облегченно вздыхать не спешила. Я топталась в очереди на такси и с удивлением смотрела на свой город, точно оказалась здесь впервые. И меньше всего хотела думать о том, как теперь буду жить.

Я вошла в квартиру, бросила чемодан, буркнула в пространство «привет» и направилась в комнату. На диване лежал Ник. При виде меня он приподнялся и дурашливо заныл: