Гнездо в соборе - Пётр Поддубный

— Понимаю, господин Прийма, — охотно согласился хозяин кофейни. — Не хотите ли приобрести подарок для мадам Григо, у меня найдется кое-что парижское.

Гость и на это кивнул с одобрением.

Войцех Ярошинский, известный в Екатеринославе как Лавочник, а в Одессе как торговец Прийма из Николаева, не стал уверять пройдоху-грека, что его интерес к мадам Григо отнюдь не романический. Нет, не за такими пустяками прибыл он в Одессу.

В Херсоне Ярошинский пробыл сутки. Оттуда подался в Николаев, где намеревался проверить нового агента — служащего почты. Он был вполне уверен в своей безопасности, но, как всякий опытный профессиональный разведчик, непрерывно, по ставшей чуть ли не инстинктом привычке проверял, нет ли преследования. Он не думал быть в Варваровке — рабочем поселке в полуверсте от Николаева, однако, когда проходил мимо соединяющего поселок с городом моста через Буг, почувствовал непреодолимую тягу посмотреть, не сел ли кто ему на хвост. Мосты как будто бы созданы для таких проверок: преследователю, если он не оставил своей затеи, трудно остаться незамеченным, в то время как преследуемый, перейдя мост, имеет возможность найти удобную точку для наблюдения и внимательно осматривать каждого идущего следом. Так Ярошинский и сделал. Настроение у него — в основном от того, что погода была хороша, — тоже было прекрасное и на ум приходили интересные импровизации. Поэтому, увидев почти в конце моста опрокинувшийся воз с сеном, Ярошинский, едва зайдя за него, быстро снял свитку, сбросил с ног сапоги, засунул все в торбу, обыкновенную, крестьянскую, через несколько секунд появился из-за воза совсем другим человеком для неблизкого наблюдателя. Спустя минуту он уже думал, что такое переодевание было не напрасным. Стоя за покосившимся фанерным щитом неизвестного назначения, в щель в нем он увидел молодого человека в картузе и с удочкой, в нерешительности вертевшегося возле того самого воза. Что-то — Ярошинский не сразу понял что, поскольку интуиция насторожила его прежде, чем объяснил рассудок, — заставило его внимательно присмотреться к парню.

Однако объяснение пришло скоро и оказалось очень простым. Да, конечно, именно его, этого парня, видел Войцех Ярошинский всего лишь минуту-две назад, только тот был спокоен и даже нарочито безразличен ко всему окружающему, явно старался походить на фланирующего от безделья мастерового. Так и поступают неопытные сыщики. Теперь он в недоумении и тревоге озирался по сторонам, ища того, кого преследовал, а преследуемый стоял в нескольких метрах, в это время внимательно наблюдал за ним через дырку в щите, из-под которого торчали его босые ноги. Ярошинский быстро убедился, что парень один, без помощников и отрываться от него нужно именно сейчас, едва только тот побежит куда-нибудь в сторону. Но парень, хоть и был новичком, не делал той глупости, которой ожидал от него Ярошинский. Он, очевидно, понял, что пока не стоит уходить с точки, где порвалась нить наблюдения. А если так, рассуждал Лавочник-Ярошинский, то, значит, этот желторотый большевичок решил дожидаться какого-нибудь такого же желторотого, передать ему пост — это у них принято, они вообще работают не по правилам — и лишь после этого обшарить окрестности. И ведь увидит тогда, снова сядет на хвост. Надо что-то делать, пока он один ворон ловит.

Высший признак профессионализма разведчика — ощущение того, когда нельзя, когда можно и когда нужно рисковать. Ярошинский понял, что сейчас рискнуть и нужно, и можно. Понял он и то, что парень снова будет его преследовать и нужно лишь найти способ избавиться от преследователя. Более решительных действий со стороны чекиста он не опасался, считая, что тот мог бы это сделать и раньше.

Ярошинский спокойно вышел из укрытия, снова, как бы переобуваясь, надел сапоги и пошел в поселок.

В Варваровке жили в основном рабочие местного завода, полукрестьяне по быту, засевавшие земельную норму. Были среди них и разного рода осведомители, разоблаченные в большинстве после революции. Но случилось это не со всеми, а только с теми, кого знали сами рабочие, и теми, кто был в картотеках местной охранки и заводской конторы. Симон Бирка, заводской слесарь, тихий человек, дважды в старые годы сообщил неизвестному ему самому человеку о собраниях «социалистов» в доме соседа. Получил по полтиннику, а неизвестный приобрел славу хитроумного сыскного агента, изобразив дело так, будто добыл важные сведения собственным тяжелым трудом, а не купил по случаю за бесценок у робкого обывателя. Позднее сыскной агент попался в ЧК и рассказал о Бирке допрашивавшему его чекисту. Это был мнимый чекист, а на самом деле агент Петлюры, пробравшийся в Екатеринославскую транспортную ЧК. От него сведения о тихом обывателе Симоне Бирке попали Ярошинскому. Уже не было в живых сыскного агента (его на всякий случай убрал фальшивый чекист), сам петлюровец уже был разоблачен настоящими чекистами и получил заслуженное. Ярошинский и Бирка, которого матерый шпион держал про запас — авось пригодится, — были еще живы.

Направляясь к дому Бирки, Ярошинский думал лишь о том, чтобы застать того на месте. В том, что Бирка, боявшийся разоблачения, выполнит любой приказ, он был уверен. И ему везло. Симон возился у сарая. Ярошинский зашел к нему только на минуту, якобы для того, чтобы напиться воды, коротко приказал:

— Я пройду двором. Этот парень в серой фуражке и с удочкой увяжется за мной. Когда он будет спускаться по тропе в овражек, убери его. Понял? Чего бы ни стоило — убери. Да не бойся ничего — он один. Ночью сбросишь труп реку. Все. Я приду завтра — поговорим.

А через три дня в устье Буга был обнаружен труп чекиста Никиты Дубка с разбитым черепом.

Ярошинский, конечно, не думал появляться у Бирки. Когда тот, исполнив поручение, терзаемый сомнением и страхом, вернулся к своему крыльцу, он обнаружил на завалинке оставленный посетителем пиджак. Ярошинский не пришел ни завтра, ни послезавтра. Бирка проверил содержимое карманов и нашел почти пустую пачку папирос. Он выкурил оставшуюся. Вернувшаяся с рынка жена застала его уже почти остывшим.

…Ярошинский, прибывший в Одессу морем, рассчитывал, что у него в запасе еще несколько дней. Так оно и было. Он успел через мадам Григо связаться с Грудницким и с помощью того заполучить помощника для дальнейших действий. Им стал Федор Оксаненко. Конечно, ни Оксаненко, ни даже Грудницкий не знали подлинных намерений Ярошинского, который был представлен Оксаненко как подпоручик князь Ростокский. Не помощник нужен был польскому шпиону. Поняв, что за ним была слежка, и опасаясь, что она может возобновиться, Ярошинский решил обзавестись помощником. На нем он хотел проверять свою безопасность. Сапер, прежде чем сделать шаг, исследует щупом почву там, куда хочет ступить. Вот таким «щупом» и должен был стать для мнимого князя Федор Оксаненко.

Без приключений и, главное, без хвоста приехали они в Киев и благополучно, известными только Ярошинскому путями прибыли на центральную явку Цупкома. Ярошинский тотчас же отправился поговорить к Коротюку, а Оксаненко — к Григорию Волощуку — доложить о готовности одесситов к съезду в Белой Церкви.

……………

Ковальчук: — Здравствуйте, товарищ Оксаненко.

Оксаненко: — Не понимаю вашей иронии, господин Волощук. Надеюсь, в своем-то кругу мы можем обойтись без этого плебейского слова — «товарищ».

Ковальчук: — Наоборот, Федор Антонович. Тем более что… погода нынче такая: не угадаешь — будет через час дождь или вёдро.

Оксаненко: — А что гадать: если ветер не переменится, то и погода не изменится.

Ковальчук: — Вы могли бы и не говорить отзыва, я вас знаю: Евдокимов показывал мне фотографию. Я Григорий Ковальчук из Екатеринославской ЧК. Здесь работаю под видом Волощука, представителя повстанкома атамана Зирки. Ведаю всей практической подготовкой съезда в Белой Церкви. Кто второй, прибывший с вами?

Оксаненко: — Черт его знает! Зовется сейчас князем Ростокским, хотя даже член штаба повстанкома Грудницкий в этом, похоже, сомневается. Он знал его прежде как торговца Прийму. Неговорлив и неглуп, по-моему. Отправился прямо к Коротюку.

Ковальчук: — Что еще знаете о нем? Откуда он?

Оксаненко: — Как будто из Херсона или Николаева. Большего узнать в дороге не удалось. Сам он, повторяю, о себе не распространяется.

Ковальчук: — Зайду-ка я к Коротюку, взгляну на незнакомца.

……………

Ярошинский: — Я буду краток, господин полковник. Где-то — подозреваю, в Херсоне, а может быть, еще раньше, в Екатеринославе, — за мной стали наблюдать… Да не волнуйтесь, полковник: в Николаеве я хвост убрал и сюда прибыл чистым. Однако на некоторое время с вашей клиентурой связь прерву. Мне нужен лишь один человек в помощь.