Гнездо в соборе - Пётр Поддубный

— О результате немедленно доложите мне.

— Слушаюсь!

В дверь постучали…

— Разрешите, товарищ председатель? — на пороге стоял дежурный. — К вам срочно просится на прием гражданин. Очень настойчиво просится. Ни с кем, кроме самого главного чекиста, говорить не желает.

Трепалов рассмеялся.

— Кто он? Фамилию-то хоть назвал?

— Маслюк Иван Петрович, экспедитор речного порта, — заглянув в бумажку, которую держал в руке, ответил дежурный.

Трепалов и Ковальчук переглянулись от удивления.

— Ну, Григорий, — сказал Трепалов, — на ловца и зверь бежит.

Но еще больше удивились председатель ЧК и Ковальчук, когда увидели Маслюка. В дверях стоял мужчина лет пятидесяти, чернявый и круглолицый — это был тот самый человек в жупане, та самая иголка, которую больше месяца искал в стоге сена Ковальчук.

— Я — председатель губернской ЧК, — сказал Трепалов. — Это наш ответственный сотрудник, — кивнул он в сторону Ковальчука. — Что же касается вас, Иван Петрович, то мы давно хотели вас видеть,

Трепелов помолчал, наблюдая за реакцией Маслюка, и продолжил:

— Вы, что же, полагаете, что мы забыли вас? Там, у склада?

— Но я не взрывал его! — воскликнул Маслюк.

— Ну еще бы вы его взрывали. Тогда бы наш разговор был совсем другим. А зачем вы писали провокационные антисоветские листовки? Вот этот вопрос нас интересует особенно.

Маслюк потерянно посмотрел на Трепалова и опустил голову.

Ковальчук подал ему стакан воды.

— Ну, что же вы, Иван Петрович. Рассказывайте, зачем пришли, — ободрил посетителя Трепалов.

— Мне нечего сказать, — тихо проговорил тот. — Что же мне говорить, если вам все известно… Я рассчитывал признаться в своем преступлении и просить снисхождения. А вы все и так знаете.

— И все-таки, Иван Петрович, вы наверняка знаете что-то неизвестное нам. Значит, можете нам помочь. Ну, а мы — не сомневайтесь — поможем вам… Как считаете, Григорий Фомич, может быть, гражданину Маслюку будет проще отвечать на вопросы?

— Да, — оживился Ковальчук, — у меня есть вопросы. Вы, — обратился он к Маслюку, — уже в марте, во время нашей встречи, знали о существовании Цупкома. Когда вы узнали о нем впервые и от кого? Кто приказал вам писать листовки? Известно ли вам местонахождение штаба повстанческого комитета?

— Я отвечу на эти вопросы, — все так же тихо и удрученно проговорил Маслюк и с надеждой попросил: — Но можно я начну с другого.

— Пожалуйста, Иван Петрович, — разрешил Трепалов.

— Простите, вы помните молоденького сторожа склада, того, убитого? Извините, может быть, все это не к делу, но этот юноша дружил прежде с моим сыном, в отрочестве. Мой еще учится, а этот, Гаврик, не смог — он из простой, бедной семьи. Пошел работать. Сын очень переживал его гибель, проклинал убийц, говорил, что готов задушить их своими руками. А что я мог ему сказать?.. Я говорил, что нужно избегать крови и зла, и вот тогда я понял, что связан с этими убийцами одной ниточкой… — Маслюк замолчал и через минуту продолжил: — Прошу мне верить. Я говорю правду. Конечно, мне уже тогда нужно было прийти сюда — не отважился. Но вот позавчера Петрик прибежал с листовкой, точно такой, какие писал я, но только написанной не моей рукой. Это что же, кричит, опять убийства? Своими бы руками, кричит, этих негодяев…

Облегчив душу и видя доброжелательное отношение чекистов, Маслюк стал подробно отвечать на вопросы Ковальчука.

…Около двух месяцев назад он под влиянием своего давнего знакомого, диспетчера речного порта Федора Голубовского, вступил в подпольную организацию, которую возглавляет атаман Зирка. Посещал собрания, даже участвовал в обсуждении планов заговорщиков.

Закончив рассказ, Маслюк с тревогой и ожиданием посмотрел на Трепалова.

— Вот и все. Работать на панов я не могу и не хочу. Чувствую себя виноватым перед Родиной и готов понести наказание.

— Знаете ли вы, где сейчас скрывается Зирка? — спросил внимательно слушавший Маслюка и делавший пометки в своем блокноте Трепалов.

— У меня он ночевал лишь одну ночь. У кого скрывается сейчас, мне не известно. Знаю лишь, что завтра вечером в двадцать тридцать рейсовым пароходом «Александр Невский» он едет в Херсон. Позавчера утром он пришел к нам в контору, вызвал меня и приказал купить ему на завтрашний пароход билет в каюту первого класса до Херсона. Я сходил к знакомому кассиру, взял билет в каюту номер три и передал его Зирке позавчера вечером около портовых ворот. Больше мы не виделись.

Руки Маслюка, державшие помятый, мокрый от пота платок, подрагивали, и весь он как-то сжался, как будто ожидая удара.

— А что будет теперь со мной? — повторил он свой вопрос, поворачиваясь к Трепалову. — Я не сомневаюсь, что меня ждет наказание. Но не могу ли я чем-нибудь искупить свою вину. У меня жена, двое сыновей, и я им еще очень нужен. Я выполню все, что вы прикажете…

Трепалов изучающе посмотрел на Маслюка.

— Кто из ваших близких или знакомых знает о том, что вы пришли к нам?

— Никто.

— Нам думается, что рассказывать кому-то о сегодняшней встрече вам не стоит. Мы тоже заинтересованы в том чтобы ваш визит остался в тайне. Сейчас вы возвращайтесь домой — и никому ни слова о сегодняшней нашей беседе.

Маслюк поднялся со стула. Охрипшим голосом выдавил:

— Вы что, отпускаете меня? А что будет дальше?

— Я вам уже сказал, — улыбнулся Трепалов, — отправляйтесь домой, живите, работайте… Но, повторяю, ни одна живая душа не должна знать о нашем разговоре. Если понадобитесь, мы вас найдем. До свидания!

— За Маслюком все-таки нужно присмотреть, — сказал он Ковальчуку, когда они остались вдвоем. — Человек в смятении. Какую штуку выкинет через полчаса, не угадаешь. А сам тотчас принимайся за разработку плана ликвидации повстанкома.

К утру следующего дня Ковальчук доложил Трепалову план ликвидации подпольной организации Зирки. Сведения, сообщенные Маслюком, полностью подтверждали уже имевшиеся у чекистов материалы, и вместе с тем раскрывали ряд новых, ранее неизвестных обстоятельств, фактов, фамилий участников организации, мест хранения оружия и антисоветской литературы.

Операцию было решено начать с негласного ареста атамана Зирки и нескольких его ближайших помощников.

13

Теплым весенним вечером у Екатеринославской пристани дымил рейсовый грузопассажирский пароход «Александр Невский». По трапам сновали грузчики. На берегу гомонила толпа отъезжающих и провожающих.

За пять минут до объявления посадки к капитану «Александра Невского» явились несколько человек из портового отделения милиции. Они заявили, что, может быть, им придется ненадолго задержать отправление парохода: мол, надо произвести осмотр багажа пассажиров. Дело было по тем временам обычное и не удивило капитана. Милиционеры решили начать с кают первого класса, а двое из них прошли на пост проверки билетов у пассажирского трапа.

Посадка проходила как обычно. Палубные пассажиры без мест торопились пройти на пароход, чтобы устроиться поудобнее. Обладатели билетов в классные каюты не спешили. Ненадолго возникла заминка с пассажирами двух кают первого класса, в которые было продано по два билета. С ними вежливо и спокойно разбирались. Бритоголовый худощавый мужчина, с портфелем, одетый в кожаную куртку, синие галифе и мягкие, без каблуков сапоги, один поднялся на среднюю палубу и по узкому коридору приблизился к каюте № 3. Оглянулся, повернул ручку и шагнул в полутьму. Тотчас чьи-то сильные руки схватили его, и через мгновение атаман Зирка — а это был именно он — лежал на полу со связанными руками и с кляпом во рту. Вскоре с мостика через мегафон донеслась просьба капитана доставить к пароходу санитарную карету.

Врач подъехавшей через пять минут кареты шумно ругался с капитаном, обвиняя его в недосмотре за состоянием парохода. Тот раздосадованно обещал и починить поручень у трапа с нижней на среднюю палубу, и наказать матроса, не прибравшего трап.

А пока они объяснялись, к сходням медленно, отстраняя любопытных, двигались носилки, на которых лежал бритоголовый человек, до самого подбородка закрытый простынею. Повернув голову набок, он явно высматривал кого-то в толпе, но вокруг плотной массой теснились только поношенные пиджаки, не слишком свежие рубашки, ситцевые оборки женских кофт…

Ближе к трапу толпа наконец рассеялась, и тут человек на носилках увидел того, кого искал.

Лавочник стоял у самого борта. Этот неприметный, с белесыми редкими волосами и ленивыми сонными глазами человек здесь, на пароходе, казался незаметней, чем когда-либо.

Зирка до мельчайших подробностей помнил, когда и как Лавочник появился около него. Появился внезапно, без всякого предъявления мандатов, но уверенно и прочно.