Женский роман - Марина Светлая

черновике делал. Мара совсем успокоилась.

До тех пор, пока не настала перемена. В перемену он снова явился к ней и спросил, можно ли подойти в окно между шестым и восьмым уроком. У него-де вопросы накопились.

— Ну так сейчас задавай! — не выдержала Мара.

— Не хочу отнимать ваше время на перемене.

— А в мое окно — можно? Ладно, приходи.

В результате дала слабину. И окно превратилось в полноценное индивидуальное занятие. А Мара лишилась обеда.

— А вы шоколад любите? — вдруг спросил Вересов, когда она уже торопилась убегать в младший блок на следующий урок.

— А ты решил расплатиться конфетами?

— Нет, это банально. Но почему бы жизнь не подсластить?

Мара хмыкнула, сказала:

— Ключ отдашь на вахту!

И помчалась работать дальше. Надеясь только, что неделя под знаком Вересовых когда-нибудь закончится. Потому что думала не о работе, а о чем-то отвлеченном и ужасно романтичном.

В 18:50 Вересов-старший припарковался у гимназии. Короткий разговор с охранником, милейшее лицо адвоката в учительской — и через десять минут он уже был осведомлен, что Марина Николаевна обрабатывает родителей дошколят.

Он занял удобную позицию у окна, присев на подоконник. Смотрел, как стайки детей то растекаются по коридору, то снова собираются в классы, пока, наконец, из кабинета 316 не стали по одной, по две выходить, к огромному удивлению Вересова, одни мамы. Папы не наблюдались. Максим усмехнулся и, дождавшись замыкающих, заглянул в помещение. Француженка сидела за столом и что-то писала.

— Марина Николаевна, — окликнул ее Макс, — день добрый! Вы позволите? — он прошел в класс и, остановившись перед учительским столом, добавил: — Я бы хотел поговорить с вами о Кирилле.

Мара, как накануне, подпрыгнула от неожиданности, но теперь уже сидя на стуле. Кажется, вместе со стулом. Вцепилась пальцами в стол и осторожно перевела взгляд на папашу своего «любимого» ученика. И снова потерялась. Ну, нельзя папам быть настолько привлекательными, что учительницы не знают, куда себя деть и где себя искать!

— Здравствуйте, — сказала Мара и кивнула на парту перед учительским столом: — Хорошо, присаживайтесь.

Усевшись за стол, Максим немного помолчал. Смотрел на Марину, внимательно разглядывая ее прическу и костюм. В тишине пустого класса его голос прозвучал неожиданно громко.

— Марина Николаевна, я поговорил с сыном. Он согласился на дополнительные занятия с репетитором. Но все дело в том, что я ровным счетом ничего в этом не понимаю. Не посоветуете, к кому я мог бы обратиться?

Мара кивнула. И сделала вид, что задумалась. Хотя в голове было пусто. Впрочем, не так уж и пусто. Она думала о цвете его глаз и о герберах, стоявших на столе в ее спальной. Динамо несчастное!

— Ну… может быть, Зоя Геннадьевна по старой памяти? Она уволилась, но уроки еще дает. У меня из девятого класса два человека к ней ходят.

— Мне бы хотелось, чтобы это был незнакомый Кириллу человек, — Максим напустил на себя самый серьезный вид. — Знаете, без воспоминаний о прошлых промахах или заслугах.

— Но тогда из девяносто второй вам никто не подойдет, — растерялась Мара.

— Вероятно! Но… я подумал… вы можете подсказать… — не сводя глаз с учительницы, рассуждал Вересов.

И тут началось. Под его взглядом сначала у Мары вспыхнули щеки — как обычно. Потом краской залились уши — тоже ожидаемо. Но, что еще хуже — покраснела даже шея! Она осторожно выдохнула и, надеясь, что при этом освещении ее цвет не очень заметен (о, наивная!), невозмутимо ответила:

— Ну, я могу обзвонить одногруппниц. Других знакомых специалистов у меня нет никаких.

Вересов кивнул, казалось, задумался, хотя на самом деле просто любовался замешательством Мары, и, наконец, проговорил:

— Буду вам крайне признателен. Было бы неплохо, если бы уже в эти выходные я мог встретиться с предполагаемыми преподавательницами. Не думаю, что стоит терять время.

— Вы предлагаете мне прямо сейчас звонить? — опешила она.

— Это неудобно?

— Но ведь вы же все равно не отстанете?

— Ну, все-таки выпускной класс. А судьба сына мне не безразлична, как бы вам ни казалось со стороны.

— Ничего мне не кажется! — рассердилась Мара и достала телефон из сумки. Открыла список контактов и, листая его, пробормотала: — Микроклимат вашей семьи меня вообще не касается, — а потом вдруг воскликнула: — И я же попросила прощения!

— Да нет, вы в чем-то правы. Мне некогда всерьез заниматься сыном. Я привык полагаться на него самого. Но… переходный возраст и все такое…

— А нужно найти время! — снова вспыхнула она. — Вы когда с ним в последний раз на рыбалку ходили? Может, уделяли бы ему больше внимания, он бы мне книги сомнительного содержания не подсовывал! Тем более, переходный возраст! Вы себя в его годы помните?

Вересов подпер голову рукой и долго смотрел в лицо Мары. Потом разлепил губы и заговорил:

— Рыбалку мы не любим. Ни он, ни я. Предпочитаем шахматы, — снова помолчал и продолжил: — А вот в его возрасте… Очень хорошо себя помню. Я бегал за одноклассницами, смотрел фильмы гораздо более сомнительного содержания, чем ваша книга, курил, пил водку и прогуливал уроки. И поэтому мне сейчас намного легче, чем моему отцу двадцать лет назад.

Очень внимательно выслушав воспоминания Вересова-старшего о юности, Мара решительно нажала кнопку вызова и заговорила:

— Алло, Лесь! Привет!.. Я по делу… Нет, завтра я не пойду… Какие к черту скидки, Леська! Не нужны мне туфли!.. Хорошо. Хорошо… Куртка тоже не нужна, у меня есть. Тебе надо — ты и покупай, я тебе зачем?.. Слушай, только не про Толика, я его имя слышать уже не могу… Ну так бросай его! На черта он тебе сдался, что ты на выходные из дома удираешь?.. Ах, любишь?.. Ну да, аргумент… Черт! Лесь! Я не о том! Я не одна… Не в том смысле! Передо мной сидит родитель и ищет репетитора по французскому своему сыну… А я не могу! Я его в школе учу!.. Непредвзятость и объективность… Одиннадцатый класс. Способный, но ленивый… По выходным?.. Я не знаю, может, они в будни хотят…

Мара убрала трубку от уха