Храни меня, любовь - Светлана Полякова

И что с того, что он делает вид, будто не замечает всего этого? Ведь она чувствует прикосновение его тела, и в конце концов — его молчаливая пассивность разве не двусмысленна, и, может быть, именно она возбуждает ее еще сильней…

Даже сейчас, лишь вспоминая о нем, она чувствует это томительное и сладкое волнение. Даже сейчас… Усилием воли она заставила себя очнуться от сладкого наваждения.

Надо было работать.

Работать ей не хотелось. Она тщетно уговаривала себя, что это, может быть, все, что у нее осталось, единственная возможность выговориться, но — мысли крутились вокруг этой старой песенки про уходящее чертово время. «Это смешно, смешно, о да, дамы и господа-а-а-а…»

Она выругалась, встала, заварила крепкий кофе.

Тут же напомнила себе — от никотина и кофе желтеют зубы и пальцы и появляются эти вот пятна, которые ты так ненавидишь. Это от кофе — не от старости…

Закурила сигарету, посмотрела в окно, — о да… Смешно.

Ночь чем-то напоминала ей старость.

Такая же неизбежная.

Ее собственная ночь. Ее собственная старость. Смешно…

Особенно сейчас.

Он не любит ее. Она стареет, он не может ее любить…

Обида укусила ее, как змея.

Она одним глотком выпила кофе, горячий, обжигающий, заставивший ее поморщиться невольно, затушила сигарету и встала.

Тут же отразилась в окне — смешавшись с ночью, высокая, тонкая фигура, растворяющаяся в собственной своей ночи, одна…

Подошла снова к компьютеру и поняла, что она должна сделать во имя самой себя, во имя своей угасающей плоти и неугасающей страсти…

Пальцы ее легко и привычно заскользили по клавиатуре.

Ее тайные желания стали осязаемыми и реальными…

Она знала, что он это прочтет — он тоже был сейчас в Интернете, разговаривал с кем-то по «аське». На секунду она попыталась представить, с кем он говорит, даже закрыла глаза, — как будто это могло ей помочь…

Ревность подсказала ей быстро — с какой-нибудь девицей, черт ее побери, все просто… Девица кокетничает, он улыбается…

Сейчас он получит ее послание и не будет знать от кого.

Она все предусмотрела.

У нее другое имя, и она другое существо…

Она молода. Она красива. Она позволяет себе все, скрывшись за эту маску…

И все-таки — как обидно, что она не может прочитать, что он пишет сейчас той, другой… О чем они разговаривают.

Она закончила, прочитала и нажала кнопку — отправить…

Теперь настроение улучшилось. Она снова зажгла сигарету, откинулась на спинку кресла и, довольно улыбаясь, промурлыкала себе под нос: «Это смешно, смешно, о да, время уходит…»

Он дочитал про муми-троллей, закрыл книгу и понял, что Анька уже спит. Дыхание ее было ровным и спокойным, длинные ресницы лежали на пухленьких щеках… Сердце мгновенно заполнилось нежностью, он почти поддался искушению наклониться, поцеловать свое сокровище, но вовремя остановился.

Она ведь могла проснуться…

Ради нее он был готов пожертвовать всем. Даже собственной любовью и жизнью. Как Волк. Он бы и Волком пожертвовал. Лишь бы ей было спокойно…

Стараясь не шуметь, он поднялся, стул предательски скрипнул, он обернулся. Аня спала, только губами чмокнула во сне и перевернулась…

Он на цыпочках подошел к двери, придержал ее осторожно, чтоб не скрипнула, и отправился в свою комнату.

Дверь в комнату жены была плотно закрыта, но из маленькой щелки внизу пробивалась слабая полоска света. Она еще не спала.

На секунду он остановился и чуть не постучал, но вспомнил про недавнюю ссору и почему-то подумал, что она будет недовольна.

Вошел в свой кабинет, включил ноутбук — ему надо было поработать над одной сценой, потому что во время читки актерами ему показалось, что текст звучит как-то дешево-сентиментально…

Открыв нужный файл, быстро пробежал текст глазами и убедился в своей правоте.

Сцена могла быть сильнее, если бы не этот мелодраматизм, денатурат настоящего чувства, сильного и простого. Выраженного в словах, таких же простых, емких и сильных.

Он начал работать, пытаясь придать словам нужную эмоциональную окраску, и быстро споткнулся — текст получался еще хуже, чем был, слова лениво выползали, оставаясь такими же мертвыми, а герои точно сошли с обложки глянцевого журнала.

Что с ним творится последнее время? Исписался, что ли? Или — забыл, как оно выглядит, это самое простое, сильное чувство?

Почему-то вспомнил девушку из магазина, с ясными глазами, и подумал, что она наверняка знает, как это — любить, верить, надеяться по-настоящему, не как в дешевых сериалах… А его жизнь уже давно напоминает этот сериал — высосанный из пальца и навязанный кем-то свыше сюжет, только Анька, одна Анька — живое существо в паноптикуме безмозглых и бесчувственных кукол…

Но это — пока… А потом она станет такой же, как мать — вбирая в себя все ее черты, и точно так же повиснет на остове жизни бездыханной куклой, наблюдая за происходящим с собой стеклянными глазами, подчинившись глупым общественным законам…

Сердце сжалось при этой мысли, он поспешно прогнал ее, как наваждение, — Анька не станет, нет… У нее достаточно сильный характер, и она все-таки его дочь тоже и…

«А ты сам? Старый паяц с поломанной шеей… Ты пишешь сценарии, пытаясь убедить себя в том, что тебе это интересно…

С Полякова «Храни меня, любовь»

Интересен же только материальный результат, вовсе не процесс… Ты врешь сам себе и продолжаешь, стиснув зубы, улыбаться окружающим… Которых — ненавидишь…»

Он на одну минуту представил себе, как входит в кабинет продюсера и говорит ему спокойно, чеканя каждое слово: «Поздравляю вас. Вы добились своего — я стал бездарен…»

И тут же зло рассмеялся — при чем тут он, толстый, круглолицый мальчик в очках, с вечной ласковой улыбкой на пухлых губах? Знающий, что можно впарить публике, что продается и покупается хорошо, а что нет?

И чем лучше режиссер, который, в отличие от продюсера, прекрасно сознает, что то, что они делают, пошло, безвкусно, убого, и тем не менее продолжает делать вид, что созидает высокое искусство?

И — чем он сам их лучше?

Все дело в нем самом. Это он позволил себе играть в чужую игру. Это он начал сдаваться раньше, чем произошла главная битва за право оставаться самим собой.

Дверь рядом открылась, он услышал легкие и быстрые шаги.

«Нет, я должен с ней поговорить», — решил он, поднимаясь так быстро, точно боялся передумать.

Лора стояла у окна, курила и улыбалась. Он хотел уже ей сказать, что так невозможно, что надо непременно изменить их жизнь, но слова не смогли вырваться наружу.

Она его не видела и не замечала. Она была погружена в собственные мысли и ощущения, даже тогда, когда обернулась и он увидел — она улыбается…