Принцип каратэ - Данил Корецкий

— Откуда! Да Валерка и рассказал! Все рассказал, подробно... Как ему в справочном ваш адрес не дали, тогда он пошел в книжный магазин, где подписные издания, знакомые девочки квитанцию нашли, он и переписал и улицу, и дом, и квартиру, и телефон...

Я мгновенно успокоился. Ай да Валерий Федорович! Ведь прирожденный мошенник. С подробностями узнаваемыми, с логикой правдоподобной — ну как ему не поверить? Следователь — человек интеллигентный, должен книжки читать, да и положение небось позволяет дефицитные подписки себе устраивать, а в карточке обязательно и адрес, и телефон. Все сходится.

— Ну а дальше-то что было? — с искренним интересом спросил я и тем озадачил Марочникову.

— Вам позвонили его друзья из горисполкома, а потом он пришел, с коньяком, икрой, конфетами, цветы принес, — она говорила уже не так уверенно. — Вы еще чай заваривали, на стол собирали...

Я представил эту идиллическую картину и не смог удержаться от смеха.

— Ну а потом что, потом, зачем цветы, коньяк, чай? Кстати, он вам когда-нибудь дарил цветы? Нет? Я так и думал. Не похож Золотов на романтика!

— К нужным людям он знает как подойти...

Марочникова запнулась.

— Я-то ему зачем нужен? Чего он от меня хотел?

— Выпили, говорит, он просил к Маринке по-хорошему подойти, статью другую подобрать, неосторожность вроде бы.

— И я, конечно, согласился?

Она кивнула.

— Посоветовали адвоката, через которого все вопросы с Валеркой решать будете, и сказали, что Маринку скоро выпустите и статью замените.

Вот сволочь! А ведь действительно к тому идет.

— И когда это он у меня гостевал?

Марочникова, несомненно, ожидала другой реакции и сейчас выглядела несколько растерянной.

— Вчера вечером.

— Вынужден вас огорчить, с восемнадцати часов вчерашнего дня до восьми утра сегодняшнего я находился на дежурстве. И был лишен возможности заваривать чай для Золотова и толковать с ним по душам возле букета цветов за коньяком, икрой, конфетами. Кстати, и подписки у меня нет.

Марочникова молчала.

— Ваш приятель обычный враль и аферист. Меня удивляет, как легко вы поверили в то, что он наболтал.

— Как не верить? Он все может! Ну вот это разве справедливо? — запальчиво проговорила она. — Ничтожество, а как захочет, так и сделает! И слушают его все...

— Так уж и все?

— Пусть он наврал, что у вас был и обо всем договорился, но вы тоже сделаете, как он захочет!

— Неужели?

— Увидите!

Похоже, она действительно убеждена в могуществе Золотова.

— Он хоть и прохвост, но с головой. Потому и других ни в грош не ставит.

Марочникова опять, как после допроса, странновато посмотрела, как стрельнула глазами...

— Я вам нравлюсь?

— Гм... Ну... — Даже мой мгновенного действия компьютер не мог подобрать подходящего ответа.

— Ну вообще-то я ничего себе? Могу мужчине понравиться?

Она многозначительно улыбнулась.

— Наверняка, — галантно кивнул я.

— А для Золотова я только безделушка, которой можно хвастать перед другими так же, как часами! Ему самому безразлично, как выглядит женщина! Он так и говорит: «Мне все равно, пусть будет рожа овечья, ничего, прикроем!» Для него главное — тряпки, деньги... Если у какой-нибудь уродины двадцать платьев да все руки в кольцах, он ей будет все пятки лизать и каждое слово ловить. А мне: «Знай свое место!» Я для него не человек, а лошадь, даже стихи про это написал! Он ведь еще и великий поэт.

— Какие стихи?

— О, там тонкая издевка. Мол, кто он и кто я. Если найду, дам вам почитать.

Марочникова разволновалась не на шутку, лицо раскраснелось и приняло неожиданно злое выражение.

— А сам-то... Если бы вы знали, какое он ничтожество!

Она на секунду замолчала и устало махнула рукой.

— Ладно, не хочу сейчас об этом говорить...

— На допросе вы были настроены по-другому. И считали Золотова «нормальным парнем».

— Ну вы же меня спрашивали об убийстве... К этому он отношения не имеет. А мои впечатления и переживания к делу не пришьешь, вас же интересуют факты... И вообще со следователем лучше не откровенничать.

— Простите, а за кого вы принимаете меня в данный момент?

— Как за кого? Я с вами просто как с человеком.

— Так не получится.

— Все же сейчас мне проще. С вами я почему-то чувствую себя свободно, как с хорошим знакомым, и, мне кажется, могу говорить о чем угодно...

— Да, я исповедник в силу профессии, — попытался я перевести разговор в шутку. — Только вот грехов не отпускаю.

— Жалко... Сейчас никто не отпускает грехов. Что же Маринке делать?

— Как говорится, искупать вину.

— Искупать... Как она там?

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ладно? Вот скажите: если вы так расцениваете Золотова, то почему же продолжаете с ним... — я запнулся, подбирая слово, — дружить?

— А куда от него денешься? Он как паук — оплетает со всех сторон.

На глазах у Марочниковой заблестели слезы. Резкие смены настроения, быстрый переход от смеха к слезам и наоборот выдавали в ней натуру нервную, со слабым типом характера, вынужденную нести в себе какой-то тяжкий груз, который не с кем разделить.

— Ладно! — Она беспечно махнула рукой и поднялась со скамьи. — Ну его к черту! Давайте отправимся ко мне, чаем угощу.

Марочникова улыбалась и смотрела весьма обещающе. В согласии она не сомневалась и привычным жестом попыталась взять меня под руку.

— Спасибо, — я отстранился. — Танца вполне достаточно.

— Достаточно? — удивилась она. — Для чего?

— Для выговора! — отрезал я и пояснил: — Как-никак, я следователь, а вы — свидетельница по делу, от этого никуда не уйдешь. Да и вообще...

— Неужели вы такой зануда? По крайней мере проводите даму!

— Дама, уверен, дойдет сама. До свидания.

— Вот тебе раз! — Марочникова была в полном недоумении. Очевидно, в ее представлении совсем не так должен себя вести мужчина в подобной ситуации. — Вы же не бросите меня одну? Мне так тоскливо!

Я вспомнил разговор с Лагиным, когда он предостерегал меня от поджидающих следователя искушений. Правда, он не имел в виду плотские...

— Я не гожусь на роль утешителя.

Искушение не овладело мною, так что даже не с чем было бороться. Слишком многое стояло между нами.

— Вам надо найти хорошего друга, и все войдет в норму. И держитесь подальше от Золотова.

Банальные слова. И вообще — самое бесполезное дело давать советы как жить: умному они не нужны, а дурак все равно не сумеет использовать.

Я пошел к подземному переходу. Каблуки Марочниковой застучали в противоположную сторону. Дул холодный неприятный ветер.

У входной двери я оглянулся. Золотов мог просто-напросто пойти за мной от прокуратуры и вон с того угла пронаблюдать, куда я зашел.

Дома было тепло, уютно. Не зажигая света, я прошел в спальную комнату, поцеловал Асю в щеку, она что-то по-детски пробормотала во сне.

Мне спать не хотелось. Вышел на кухню, поставил на газ чайник, достал принесенную Вальком книгу. Надо дочитать и отдать, неудобно.

«...Трехпалый Охотник был прав — мелкие детали трансформируются в последнюю очередь. Всякие второстепенные косточки, хрящики, нервные окончания... Все эти мелочи, незаметные по отдельности, в совокупности дают хорошо описанный Карпецким «эффект псевдоса», на который я и среагировал, хотя, нажимая спуск, и не отдавал себе в том отчета — механический рисунок походки: неживые, плохо согласованные движения конечностей, будто движется большая заводная кукла. Ему нужны были еще три-четыре абсорбации. С учетом сложной психической структуры Горик мог заменить две... И я две... Так вот почему эта мерзость решила напасть днем и сразу на двоих! Слишком лакомые, жирные, вкусные кусочки, жалко упускать!

И будь он на ступень развитее — не упустил бы. Не стал бы рисковать, рассчитывая на правдоподобное обличье, затаился бы за камнем, как низкоразрядные твари, у которых другого способа-то и нет, пропустил нас, и все...

Меня передернуло, по телу пробежал озноб, я отошел в сторону и сел на землю рядом с Гориком. Он как увидел звериные уши да заглянул в глаза, так и замолк, втиснул между лязгающими челюстями антистрессовую таблетку и ждал, пока она подействует. Мы просидели молча минут десять, потом набежала тень, и, подняв голову, я увидел ребят из аварийной группы.

Следующие дни были до предела заполнены анализом полученных материалов.

Видеозапись происшедшего автоматически произведена индивидуально носимыми камерами с разных ракурсов, что позволило воссоздать объемную модель нападения и хронологически совместить ее с нашими ментограммами. На ментограмме Горика имелся отчетливый провал в момент  з а ц е п а. На моей — крохотная выщербленка секундой позже, когда зафиксированный мощной оптикой фиолетовый луч пропорол надвздошье оборотня.