Ветвь оливы - Вера Космолинская

Фонтаж отошел от стены, должно быть, именно он открыл нам скрытую дверцу.

— В городе еще спокойно? — деловито спросил обернувшийся и окинувший нас пристальным взглядом принц.

— Совершеннейшим образом, — невозмутимо ответил Готье. — И все хранители исчезли с улиц, как и их зеленые ветки.

— Прекрасно, — кивнул герцог. Можно было подумать, что он понимает, что творится. У мадам тоже был чрезвычайно умудренный вид.

— Господа, возможно, для вас это новость, — ровно проговорила королева-мать, — но вы только что говорили с регентом Франции. Мой старший сын внезапно занемог сегодня днем. Весьма тяжело и прискорбно. Хотя об этом пока никому не известно.

Краем глаза я увидел, как Пуаре потрясенно открыл рот.

«Господи Боже!..» — было написано у него на лице. Можно было подумать, он услышал не «внезапно занемог», а «скоропостижно скончался». В конце концов, мне показалось, что я тоже услышал что-то подобное. Но мне удалось сдержать свои чувства. Разве что… «Теперь ее и впрямь не назовешь настоящей королевой», — подумал я и пристально оглядел лица присутствующих. За исключением растерянного Мендосы, все они были непроницаемы. «А кто же теперь поедет в Польшу?..» — промелькнул у меня в голове еще один праздный вопрос.

В передней звякнул колокольчик.

— Прошу вас, Нансе, — промолвила королева.

Нансе удалился, послышались знакомые голоса. Затем в дверях возник король. За ним со странным видом, крадучись, следовал Таванн, будто отрезал Карлу путь к отступлению. Медина нервно коснулся лба, будто смахивая выступивший пот. Для дипломата он был нынче что-то уж очень нервозен.

Все встали. Атмосфера накалилась и зазвенела как тысяча сигнальных нитей, будто вот-вот произойдет убийство. Но ведь тут были и мать и брат предполагаемой жертвы. И вообще, должен заметить, цареубийство чрезвычайно вредное для здоровья хобби. Но чертовски бодрящее!..

Король резко остановился на пороге. Он явно не ожидал, что здесь будет столько народу. На лице Таванна, напротив, возникло что-то похожее на улыбку — в самом краешке искривившихся губ. В глазах мелькнуло удовлетворение и пропало. Стало быть, он знал, когда мы здесь появимся. Каждый шаг был просчитан.

На лице короля неожиданно тоже возникла хитрая полуулыбка. У меня вдруг зачесался язык, но я удержал его за зубами. Единственное, что я вдруг почувствовал, это что на самом деле в комнате нас только трое. А все эти так называемые союзники на самом деле понятия не имеют, на чьей они стороне. Это было не откровение, всего лишь острое ощущение, как чувство опасной игры, плотное, которое можно резать ножом.

— Так что же, вы решились, матушка? — с усмешкой промолвил король. Его глаза, казалось, с удовлетворением отметили присутствовавшего здесь бледного Медину. Присутствие Таванна он ощущал как надежную стену за спиной. На которую можно опереться, а не на ту, что отрезает путь.

— Да, сын мой, — ласково отозвалась королева. — Признаю, что вы были совершенно правы. Мир — это дар божий.

На лице короля мелькнуло изумление, его глаза еще раз быстро обшарили комнату, останавливаясь на каждом из присутствующих кроме Таванна и Нансе, стоявших сзади, но король не счел еще нужным оглядываться.

— Что это значит?

— Что войны не будет, — хладнокровно произнесла его мать. — Ни с католиками во Фландрии (Медина при этих словах задышал ровнее), ни с протестантами во Франции.

Лицо короля потемнело от гнева.

— Какого дьявола?!..

— Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом? — все так же спокойно осведомилась королева Екатерина.

— Что? — король вытаращил глаза. — Да какого черта?!..

Он был готов слышать эти слова из любых уст, и они прозвучали бы для него как желанный пароль. Но не из уст собственной матери, да еще заявившей только что, что войны не будет.

— Сын мой, — торжественно произнесла королева-мать. — Вы только что спасли свою душу, жизнь и корону. Вы все еще истинный король Франции…

* * *

— Не может быть! — воскликнул я. — Именно так она и сказала?.. И он сказал именно это?! Так значит, он в полном порядке?

— Совершенно верно, — кивнул Рауль невозмутимо. — Пока что.

— Отлично! И что же дальше?..

— Король был так ошарашен и выбит из колеи ее словами, и тем, как затем все его снова почтительно поприветствовали, что сел и принялся с тревогой и вниманием выслушивать ее доводы, перемежающиеся внушениями и предостережениями от черной магии. Она назвала пару имен, которые ничего не сказали нам, но должно быть, сказали ему, бросила несколько странных намеков, сослалась на некие обстоятельства, и он действительно ее слушал.

— И к этому-то ты вел, намекая все время о каком-то цареубийстве?.. Ну, знаешь!

— Извини, — откликнулся Рауль с легким ехидством, — у нас все было не так остросюжетно, как ваши уличные кавалерийские бои. Исключительно психологическое напряжение. Поначалу, по крайней мере.

— Но что же там происходило на самом деле?

— Приятель, для меня самого это тайна, покрытая семью мрачными печатями. Ты прекрасно понял, что все это — только верхушка айсберга. Но иногда хватает и воздействия на верхушку, чтобы перевернуть всю махину. Главное, правильное воздействие в нужной точке.

— Спасибо, очень вразумительно, — заметила Диана. — Если только ты не издеваешься.

— В мыслях не было, — как-то двусмысленно проронил Рауль. — Не знаю даже, рад я, что дело обошлось без дворцового переворота, или раздосадован. Герцог Анжуйский, похоже, не очень горюет. Все же его мать достаточно ясно дала понять, что на старшего ее сына можно рассчитывать лишь с оглядкой — с оглядкой на нее и на ее второго сына, который, если что, сразу же подхватит выпущенные бразды. Но это знание не для всех. Теперь, внешне, продолжает править король, но на самом деле, править будет операционный штаб, в составе герцога, королевы-матери, маршала Таванна, и вашего… то есть, твоего отца, — поправился Рауль, снова подметив своей оговоркой, что прекрасно помнит наше далекое будущее.

— Потрясающе, — пробормотал я, покачав головой, глядя в потолок. — Ну хорошо, не то, чтобы совсем непонятно, зачем и как его туда занесло, но только этого не хватало!..

— А Нансе? — уточнила Диана. — Он ведь тоже был там.

— Он всего лишь верный цепной пес, — сказал Рауль. — Но ясное дело, подтверждение, на чьей пока стороне гвардия — это дорогого стоило. В конце концов, мы с Готье тоже там присутствовали не более чем для моральной поддержки. И Медина — тоже ведь ясно, что он всего лишь свидетель. И он должен знать, с кем тут по настоящему нужно иметь дело.