А в чаше – яд - Надежда Салтанова

приглашая гостя войти. Вот что соседи скажут, ежели кто увидит, как к ней в ночи мужчина приходит? Хотя аптекарша, она же как лекарь, мало ли какая помощь понадобится людям. Боль, она и в ночи приходит. Однако все равно женщина перед пересудами беззащитна.

Никон присел на скамью. В слабом свете свечи Нина разглядывала его. Что-то поменялось в сикофанте. Нет той заносчивости и презрительности, как раньше. Как будто смущен и озабочен.

Нина налила ему вина, села напротив, ждала, пока к ней обратится. Никон неспешно пил, изредка посматривая на хозяйку. Поставив чашу на стол, тяжело вздохнул:

– Ты, Нина, не держи зла на мою дуру. Мне соседи рассказали, что она опять скандал учинила.

– Да уж, не ожидала я такой встречи. Это чем же ты, почтенный, так свою жену обидел?

– Ей втемяшилось, что я к одной вдове хожу вечерами. И теперь как видит какую женщину, так сразу в крик, – Никон смотрел в сторону.

– Ага, втемяшилось… А ты, почтенный, ни к кому и не ходишь, конечно.

– Ты, аптекарша, опять не в свое дело лезешь… – Никон раздраженно стукнул по столу кулаком и сморщился от боли.

– Что у тебя с рукой? – Нина встала, взяла крепко Никона за запястье, повернув ладонью к свече. Кисть его была небрежно замотана тряпицей.

Сикофант втянул воздух через стиснутые зубы. Нина аккуратно размотала ткань, обнажив обожженную вспухшую полосу кожи, покрытую кое-где волдырями. Пальцы тоже были в ожогах.

Позабыв про все происшествия, Нина потянулась к полке за крепким вином, что использовала для промывания ран. Никон дернул было рукой, но Нина заговорила с ним тихо, размеренно, ласково, не отрывая глаз от ладони. Она шептала какие-то слова, смазывала ожог крепким вином, потом мазью с пчелиным воском, зверобоем и медом. Мужчина сидел не шелохнувшись, уставившись на ее локон, что черной блестящей змеей выскользнул из-под платка. Лишь морщился изредка от боли да задерживал дыхание.

Когда Нина наконец отпустила его руку, он все так же сидел, молча глядя на нее. Нина смутилась, отсела подальше. Привычным жестом заправила волосы под платок, затянула потуже. Взяв медную лопаточку, положила немного мази в глиняный сосуд, обвязала холстиной, подвинула к Никону.

– Надо будет теплой водой промывать да смазывать поутру и вечером.

Сикофант молчал, все так же не отводя от нее взгляда. Нина, преодолевая смущение, с участием спросила:

– Как же ты так руку повредил, почтенный Никон?

Тот буркнул, опустив глаза:

– За кочергу схватился.

– Это жена тебя так встретила? – Нина ахнула.

Тот усмехнулся.

– Нет, это в таверне подрались двое. Один спьяну кочергу схватил. Ну я подвернулся, хотел остановить… Остановил, вишь, – Никон поморщился. – Хотя жена моя тоже горазда…

Он махнул здоровой рукой, не желая продолжать.

– Вот ты скажи, уважаемый Никон, это что же, так и живете с женой, что к вашему дому не подойти никому? А ну как помощь твоя понадобится? Ты же видишь, как она мучается, плохо ей. Знать, сильно тебя она любит, раз на каждую женщину кидается.

– Да не неси чушь, – оборвал Никон. – С чего ей меня любить-то? Не Аполлон, чай, да и не больно богат. С убитых, знаешь ли, мзды не возьмешь.

– А с чего бы и нет? Ты вон, мужчина видный, осанистый да молодой еще. Опять же – раз тебя вдова какая привечает, значит, ты и ей приглянулся. Зачем на себя наговариваешь? Неужто ты думаешь, твоя жена умом просто так двинулась?

Никон покраснел, отвел глаза.

– Ты, Нина, не знаешь сама, что несешь. Вдова та на меня с горя только и кинулась, когда я убийцу ее мужа искал. Да и не было ничего, одни пересуды да сплетни. А жена у меня как дурой была, так дурой и помрет.

– Не дура она, а блаженная. Плохо ей, мучается, я же видела. Я тебе трав с собой дам, они помогут ей с душевной болью справиться. Но этого мало. Ей бы…

Никон опять махнул рукой, останавливая Нину.

– Сам разберусь. Не надо ничего.

Вскинул голову, словно опомнившись, спросил:

– Зачем приходила-то?

– Я тебе, почтенный, расскажу. Только ты сразу-то не кидайся человека в подземелье тащить… я и ошибиться могла. Позволь мне сначала у тебя спросить. Ты почтенного Гидисмани про яды расспрашивал? Что он тебе рассказал? Про яды да про тот день, когда мальчика отравили.

Никон нахмурился, но ответил:

– Расспрашивал. Да толку-то? Отравы, сказал он, не продавал, рассказал он мне про то, какой яд это был, вероятно. Он сам, в отличие от тебя, по заказчикам не ходит да и в лавке редко сидит. У него же слуг и подмастерьев пять человек. Я всех и допросил уже. Все сказали, что приходили в последнюю седмицу только знакомые покупатели, никого нового. Никаких ядов не спрашивали. А в ночь, когда мальчишку нашли, Гидисмани был на пиру у димáрха33, тот свадьбу сына праздновал, там полгорода было. И Гидисмани на виду был, под утро разошлись только. Так что, если ты хотела на почтенного аптекаря напраслину возвести – не вышло у тебя, Нина.

Аптекарша возмутилась:

– Не хотела я возвести напраслину. Тут дело такое – он вчера приходил ко мне, а на нем туника. Желтая, шелковая, с птицами по подолу вышитыми. Но, видать, ошиблась я. Извини, зря побеспокоила тебя. И жену твою, – с ехидцей добавила она.

– Злой у тебя язык, Нина-аптекарша. И как ты не боишься так со мной разговаривать? – задумчиво спросил Никон, глядя ей в глаза.

Она, смутившись, опустила голову.

– Устала я бояться уже. Защитить некому, сама, как могу, пробиваюсь. Иной раз чувствую, что не след мне себе воли в речах давать. Да только если молчать и соглашаться, так и аптеки бы у меня не было. Ты прости, почтенный Никон, если чем обидела.

– Отчего же замуж опять не вышла? Неужто никто не позарился на тебя да на аптеку? – продолжал пытать Никон.

– Да кто ж на меня позарится? – рассмеялась Нина. – Тоща, да дерзка, да умом Бог не обидел. Да и не хочу я замуж. Лучше Анастаса моего никого не будет…

Никон все разглядывал ее, как будто готовясь что-то произнести. Наконец вздохнул, поднялся.

– Спасибо, что рассказала про тунику. Да только не велено мне искать отравителя. Нищий подмастерье – невелика птица, – горько усмехнулся сикофант. – Вот у димарха со второго холма34 лучшего скакуна порезали, так мне приказали найти, кто. И на другие дела не отвлекаться. Но ты, если что новое узнаешь, пришли мне весть. Чем смогу – подсоблю. Сама не приходи больше…

Никон поднялся и, коротко кивнув аптекарше, торопливо вышел.

Нина заперла дверь, погасила свечу. Видать, так