Волчий билет - Николай Леонов

Гуров дал другу имеющееся описание Тихона.

– Хахаль Верочки Сергеевой? – спросил Крячко. – Почему сам не едешь, это же крайне серьезно?

– Потому, – грубо ответил Гуров. – Все тебе объяснить. – Сыщику за свою грубость стало стыдно, и он мягко добавил: – Как «наружники» вы с Григорием не хуже меня, а лучше. Я не хочу светиться на Ваганьковском, там меня могут увидеть люди, мне не нужные. Стас, я достаточно подробно объяснил? Если у тебя есть вопросы, не стесняйся.

Станислав смутился, что ему свойственно не было, и заторопился к дверям. Разговаривали сыщики в своем кабинете, после вчерашнего взаимоотношения у них были прохладные. Станислав на друга обиделся, Гуров, как обычно, на такие пустяки внимания не обратил, чем обидел еще сильнее.

Стас ушел. Гуров запер сейф, позвонил домой, у Марии был свободный день, она сразу сняла трубку.

– Слушаю.

– Ты не передумала? – спросил сыщик. – Это будет долго и тяжело.

– Я знаю, – ответила Мария. – Ты когда заедешь?

– Петру доложусь и выезжаю.

– Надо что-то купить на поминки, а у нас нет денег, – сказала Мария.

– У меня имеются.

– Значит, занял, как отдавать будем? – спросила Мария.

– Я не занял, а отнял, отдавать не придется, – ответил Гуров. – Жди, – и положил трубку.

В семь утра Гуров приехал на квартиру миллионера, дверь открыла горничная, смотрела враждебно, войти не пригласила.

– Я к Платону Викторовичу. – Гуров шагнул через порог, и девушка была вынуждена посторониться.

– Они еще не встали, – растерянно сказала она.

– Ничего, я его подниму. Проводите меня, у вас заблудиться можно. – Гуров был одет в старый потертый джинсовый костюм, горничная не сразу узнала сыщика.

– Это вы? – Она пошла вперед, всем своим видом давая понять, что за последствия не отвечает. – А Вера Кузьминична уже поднялась, может, лучше к ней?

– Я сказал, мне нужен Платон Викторович. – Гуров открыл дверь, возле которой остановилась горничная, вошел и увидел хозяина, тот в пижаме стоял у окна и кормил рыбок в аквариуме.

– В чем дело? – резко спросил он, глядя на Гурова пустыми глазами.

– Здравствуйте. Я полковник Гуров. – Он отстранил горничную и закрыл дверь. – Извините, что рано, но сегодня, как я понимаю, похороны.

– Вам какое дело? И по какому праву? – Сергеев был абсолютно не тем человеком, что два дня назад хмельной угощал Гурова в своем кабинете.

– Мое право нигде не записано, Платон Викторович, – ответил Гуров. – На похороны мне нужны деньги.

– Что? Не понял? – Сергеев повысил голос и придвинул к себе один из трех телефонных аппаратов. – Да вы знаете, что я с вами сделаю?

– Абстрактно могу представить. А вам я сейчас набью морду очень конкретно. Рука у меня тренированная, тяжелая.

Сергеев оставил телефон, даже отошел в сторону и совсем иным тоном спросил:

– А словами объяснить нельзя?

– Похороны, – повторил Гуров. – Ваш сын погиб не один. Сколько вы истратили денег в эти дни?

– Не знаю, надо спросить…

– А у матери любимой вашим сыном девушки денег нет. Похоронить надо и помянуть тоже. У меня лишь офицерская зарплата, и трупов хватает, – Гуров тяжело выдохнул, ему стало противно, запал прошел. – Не знаю, сколько надо, давайте деньги.

– Конечно-конечно. – Хозяин засуетился, отодвинул стенку шкафа, начал шарить по карманам многочисленных пиджаков. – У меня наличности нет, могу дать кредитную карточку.

– Не говорите глупостей, зовите жену, – сказал Гуров. – У нее деньги наверняка имеются.

Хозяин рванулся к двери и чуть не налетел на Веру, бледную, судорожно сжимавшую воротник халата. Понимая, что миллионер ничего толком объяснить не сможет, Гуров сказал:

– Здравствуйте, в доме имеются наличные деньги? Вы, видимо, запамятовали, что невесту Антона тоже надо похоронить. А в том доме денег нет.

Супруга, видимо, ожидала значительно худшего; узнав, что нужны лишь деньги, сразу успокоилась, деловито спросила:

– Сколько вам требуется, Лев Иванович?

– Не знаю, думаю, одной десятой от ваших расходов будет достаточно, – ответил Гуров.

– Подождите минуточку. – Хозяйка скрылась в глубине квартиры.

Мужчины остались одни. Факт, что женщина взяла бразды правления в свои руки, подействовал на хозяина как мощный допинг. Вытерев пот с лица, он выпрямился и, криво улыбнувшись, спросил:

– Вы и впрямь посмели бы меня ударить?

– Я сказал, набью морду, что означает не просто разок ударить. – Гуров взглядом оценил комплекцию хозяина и нехорошо улыбнулся. – Вам бы накладывали швы, и вы бы объясняли, что упали с лестницы. Перестаньте изображать из себя жертву, несчастного отца, у которого убили сына. Антона убили вы сами.

– Я? – Сергеев схватился за грудь.

– Не один. Я все выяснил. Антон кололся, и вы это знаете, а я имею доказательства, – уверенно солгал Гуров. – Сына прикончили вместе с супругой. – Сыщик сжал кулак. – Вот вы у меня где. И не только имя, репутация, но и ваша жизнь. Ведите себя тихо-тихо, возможно, я вас и спасу. Посмотрим, как карта ляжет. И делиться ни с кем не советую. Горбун несет свой горб в одиночку.

– Вот. Пожалуйста, – сказала Вера, входя в комнату и протягивая Гурову пачку долларов в банковской упаковке. – Здесь десять тысяч.

– Много, я принесу вам остаток. – Гуров опустил пачку в карман куртки.

– Оставьте их матери, – ответила Вера. Гуров ничего не ответил, кивнул и вышел. Потому он и сказал Марии, что деньги у него имеются.

Сыщик зашел в приемную Орлова, секретарь перестала набирать номер, положила трубку.

– Лев Иванович, вас просят… – Верочка запнулась: за много лет совместной службы она впервые видела всегда лощеного сыщика одетого как рабочий или приезжий. – Вас срочно просит к себе генерал-полковник, но в таком виде…

В каком он виде, Гуров не дослушал, побежал по коридору. Секретарь Бодрашова, увидев Гурова, ничего не сказала, молча кивнула на дверь.

В кабинете, кроме хозяина, находились Орлов и генерал-лейтенант Кулагин, работавший в контрразведке и ожидавший, что не сегодня, так завтра его выгонят. Когда сменяли начальника ФСБ, начальника контрразведки меняли почти наверняка.

– Здравия желаю! – Гуров вытянулся и попытался щелкнуть стоптанными кроссовками. – Извините за внешний вид, но меня перехватили, когда я убегал на операцию.

– Извиняем, Лев Иванович, – замминистра широко улыбнулся. – А знаете, вам идет, вы смотритесь моложе и симпатичнее.

– Спасибо, Алексей Алексеевич. – Гуров взглянул на своего шефа, который ни о какой операции не знал, и доложил: – Петр Николаевич, я вчера вечером вам докладывал, что сегодня хоронят девочку, которая была вместе с сыном Сергеева. Бедная семья, старое заброшенное кладбище, я должен соответствовать. Теоретически я могу там встретить интересного человека.

– Вы едете с группой? – спросил Бодрашов.

– Один, Алексей Алексеевич, – ответил Гуров. – Шансов на встречу немного, а если состоится, меня и одного вполне хватит.

– Вам виднее! – Бодрашов махнул тяжелой рукой. – Так вы считаете, что задержанный Фокин нам неинтересен?

– Считаю. Согласовал вопрос с прокуратурой. Она того же мнения. Он может оказаться интересным свидетелем по вновь открывшимся обстоятельствам.

– Почему не знаю? – недовольно спросил Бодрашов.

– Потому, Алексей Алексеевич, что вы заместитель министра, и если я начну вам все свое дерьмо докладывать, вы в нем и потонете, – ответил Гуров и демонстративно посмотрел на часы.

– Ладно, идите, – сказал Бодрашов.

– Позвони мне домой, – сказал Орлов.

– Я к тебе завтра зайду, – добавил Кулагин.

– Всего доброго. – Гуров кивнул и исчез за дверью.

* * *

Мария взяла в костюмерной театра ношеное черное платье, подходящие туфли, черную ленту, которой подвязала волосы, сняла кольца, оставив на руке лишь скромные часы. Она осталась такой же красивой, отметил Гуров, даже в чем-то выиграла: скромный наряд и отсутствие косметики подчеркивали белизну кожи и чарующий блеск ее глаз. Гуров в задрипанном джинсовом костюме, который он не разрешал выбрасывать, так как надевал во время поездок в деревню к родителям, смотрелся совсем молодым стройным мужиком, едва ли не парнем, а седина придавала некоторую загадочность.

Новая одежда делала супругов свободнее в движениях, проще. Возможно, одежда была и ни при чем, просто Мария перестала быть знаменитой актрисой и не думала о том, что необходимо соответствовать, а Гуров забыл, что он полковник и опер-важняк, походил на обычного офицера в отставке, своего парня, с которым можно трепаться ни о чем, травить анекдоты.

Они нравились друг другу, Мария даже сказала:

– Так и будешь теперь ходить, белая рубашка и галстук тебя просто уродуют.

– Как скажешь, Маша, – ответил сыщик. – Только согласую вопрос с моим руководством. – Гуров свернул с Ленинградки и через пять минут был уже у входа на кладбище. Он поставил машину чуть в стороне, чтобы не обращать на нее внимание хоронивших.