Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер

вниз, мучаясь странной обидой и ничем необъяснимой яростью.

Кристи он нашел сразу.

Толстожопая горничная сидела на низком диванчике, зевая и подогнув под себя ногу. Рядом лежало неряшливо скомканное вязание и гадальные камни.

— Банщицу крикни, — отрывисто велел вольник, покрепче затягивая вязки штанов — Всё прочее сама знаешь. И мне купель. Горячую.

Кристи тут же соскочила и, извинительно охнув, унеслась прочь выполнять распоряжения драгоценного, нового родственника льерда Бильера.

…Уже начало светать, когда этот самый драгоценный, взбодренный купанием, кувшином ледяного, ароматного пива и ласковым, многообещающим взглядом широкозадой обожательницы, двинулся к лестнице, намереваясь вернуться в супружескую спальню.

Он даже уже и ногу поставил на каменную ступеньку, смяв веселенькой расцветки домотканную дорожку, покрывающую её.

И даже мысленно отрепетировал, что скажет жене, если она ещё не спит и, не дай Боги, хнычет.

Он заявит этой строптивой дуре:

«Эмелина! Делить со мной ложе это твой долг. Всё поняла? Вот и хорошо. Теперь успокойся и спи.»

Ну, или что нибудь подобное.

Малоприятное, но весьма и весьма необходимое.

Итак, льерд Ланнфель уже был ко многому готов.

Но только не к тому, что услышал из за неплотно прикрытой двери одной из небольших комнат, прячущихся сбоку, за лестницей…

Глава 12

Беседа велась тихо. В приглушенном тоне.

Вообще, разговор напоминал странным образом само прошедшее торжество тем же самым нудным, «пристойным» звучанием.

Без труда отследивший говоривших, Ланнфель, мерзко скалясь и хмыкая про себя, ужом скользнув под лестницу. Спрятавшись в слабо пахнущей хозяйственным мылом полутьме, за неплотно прикрытой дверью, весь обратился в слух. Да и в зрение тоже, поскольку отсюда прекрасно была видна гибкая, стройная фигурка паскудницы Эмелины. Равно как вполуоборот — кислая, надменно смазливая рожа её собеседника, побитая не так давно оскорбленным рогоносцем.

— Я вообще не понимаю, зачем ты пришла, Эмелина, — печально загундел Ригз Младший, и вольник сразу определил, что пакостливая женушка околачивается здесь сравнительно недавно. Явно, разговор только начался — Хочешь неприятностей? Я вот больше не хочу. До твоего супруга и дела нет, но ссориться с льердом Бильером мне без надобности. Иди к себе. Ты теперь замужняя, вот и иди к… нему.

Льерда Ланнфель шевельнула плечами так, словно сильно озябла. Хотя жара в комнатке стояла такая, словно все Темные Силы Гран — Талля собрались в камине, чтоб поплясать в нём!

Вышитый край теплой шали, скользнув вниз, обнажил худенькое плечико девушки, обтянутое бледно розовой тканью домашнего платья.

— Значит, Эмелина, — бархатно произнесла она — Эмелина. Не Серебрянка, Тин? И даже не Эмми? Что ж… Хорошо. Пусть так. Я просто зашла узнать, как ты, вот и всё. Какие могут быть неприятности?

Ригз возмущенно вздохнул и покрутил головой:

— Ты ПРОСТО зашла. А тогда, на дороге, я ПРОСТО ждал тебя, чтобы ПРОСТО увезти от, как ты мне написала, «самого ужасного кошмара» в твоей жизни! И потом, под балконом, мы ПРОСТО разговаривали. Все твои «просто» оказываются не такими простыми. От этой «простоты» могут многие пострадать. Странно, что ты… что вы этого не понимаете, льерда… Ланнфель.

Здесь Эмелина дернулась, словно эта «льерда Ланнфель» была плетью, жгуче хлестнувшей по прикрытым шалью плечам.

Шшшах! Удар. И снова, и вновь — удар. Размашистый и сильный.

— Ведь я объясняла, отчего поступила так, Тин. Я объясняла тебе… много раз, мой милый. Ну хочешь, объясню ещё? Это дела отца, Сверчок. Это его соглашения, договоры и прочее! И я в них не лезу… Тинджер! Сверчок мой драгоценный! Вот ты мне сделал очень плохо, понимаешь? ТЕМ своим заявлением. Своим враньём.

Ригз заколыхался и, открыв рот, попытался что — то возразить.

Однако, благоверная Ланнфеля подняла руку и развернула ладонь в упреждающем жесте:

— Помолчи сейчас! Пожалуйста. Я вовсе не хочу знать причин, по которым ты наговорил про меня такое. Может, это было хвастовство. Может, что — то ещё. Мне неинтересно. Я хочу сказать, что твой треп сыграл мне… нам на руку. В качестве извинения папенька отдал Приезжему одну из своих маслобоен. Ну же… Соображай дальше.

«Однако, — приподнял брови вольник, слившийся с подлестничным мраком и быстрее Ригза сообразивший, куда клонит соблазнительница — Супруга моя, конечно, стерва… Редкостная стерва! И потом… Милая, чего ты от него требуешь? Как можно ожидать ясномыслия от того, у кого в башке только спесь и сгнившее сено? Наивная! Таким идиотикам — мазочкам надо всё говорить без иносказательных фраз… Ну, ну. Продолжай, Эмми. Интересно мне узнать, что в качестве доплаты ты предложишь за свою отработанную щель? Что на кону? Маслобойня? Видимо, просто твоих пылких чувств этому слюнтяю недостаточно?»

Призвав на помощь всю свою выдержку и хладнокровие, льерд Ланнфель выступил из — за стены.

Надежно огражденный тьмой и полотном двери, он всё также был невидим для поглощенных своей беседой лиходеев.

— То есть, ты предлагаешь… — тихонько присвистнул Тинджер, приподнимаясь с дивана, на котором лежал до этого момента — Но развод, Эмелина… Он невозможен.

— Всё будет возможно, — утробно хохотнула Змеища, нервно дернув края шали — Просто позже. Любая из папашиных маслобоен даже теперь дает хорошую прибыль. Плюс вверенные нам кормовые поля, посевы, плодовые угодья, стада и прочее. Толком папаша меня, разумеется, ни во что не посвящал. Считая, что мне это не нужно, он обсуждал всё с Ланнфелем. Но также и с братьями, как потенциальными претендентами на имущество Бильер. Вот, Феннер мне и рассказал, что именно теперь принадлежит нам. То есть, мне и моему супругу. Помолчи, я тебя прошу… Так вот. Ну неужели с прибыли от всего этого я не найду денег купить законника, согласного поставить подпись на моем прошении? Тинджер! Тогда я буду свободна! Я буду богата! Мы с тобой можем быть вместе… Надо просто немного подождать.

Юный кандидат в любовники, а может даже и в следующие мужья колебался.

— Вот опять всё у тебя ПРОСТО, — гунднул он вновь — Подождать, говоришь?

— Немного! — вскрикнула Эмелина, натянув шаль так, что послышался явственный треск — Ты не сможешь? Разве ты меня больше не любишь?

— Люблю, Эмми. Люблю, Серебрянка. Но от одной мысли о том, что ты там… с ним… занимаешься ЭТИМ… Бррр! Противно и мерзко. И потом… Что, если за это время ты понесешь от него? Мне его выродок не нужен. Прости, но это так.

Острые, серебристые когти, проткнувшие мякоть подушечек пальцев Диньера, остались не замечены им.

Беглая мысль жестко подстегнула уже загорающийся разум:

«Маслобойню? Прибыль с пастбищ? Плодовые… ЧТО⁈ А говна в сковороде не хотите ли, льерды засранцы? Ах ты, Серебрянка, мать