Позови меня, любовь - Юджиния Райли

— — Ну так было в постановке конца прошлого века

— Не думаю, что можно ставить сомнительные интересы искусства выше техники безопасности!

Белла рассеянно кивнула.

— Знаешь, ба, что вертится у меня в голове?

— Да, деточка?

— Только не удивляйся… Не может ли воссоздание быть таким точным, что оно незаметно превращается в первоначальную постановку?

— Вот так идея! — воскликнула Изабелла. — Ну-ка признавайся, ты опять видела театральное пpивидение?

— Хуже. Прошлым вечером во время затемнения для смены декораций произошло нечто очень странно.

— Ну-ну?

Растерянный взгляд Беллы встретился с ясным глазами бабушки, исполненными любопытства.

— Мне кажется, что во время вращения хрустального шара я на несколько мгновений перенеслась на сто лет назад.

— Но это же замечательно!

— Не столько замечательно, сколько чудно. Не которые детали происшедшего только сейчас всплывают в памяти. Я оказалась на сцене того же «Сент-Чарлз-опера», только выглядела она несколько иначе. Занавес не синий, а бордовый. Стены и потолок зрительного зала более темного оттенка, нежели сейчас. Да, теперь я отчетливо припоминаю шипение газовых люстр. У дирижера в оркестровой яме был такой не обычный вид, да и публика в зале… Мужчины с усами, женщины в длинных платьях, наподобие тех, что сшили нам для «Калейдоскопа»…

— Боже правый! — ахнула бабушка с выражением ребенка, слушающего увлекательную сказку.

— Я стояла у самого края сцены, и дирижер явно ждал от меня знака — я была в ужасе. И тут услышала пение Жака Лефевра. Я быстро повернулась в сторону голоса, и мне показалось, что я вижу его во плоти — в костюме тореадора. — Белла поежилась. — И через полмгновения я вернулась в настоящее.

Бабушка всплеснула руками.

— Я так и знала! — воскликнула она.

— — Что ты знала?

— Что Жак Лефевр намеревается умыкнуть тебя! Я ведь тебе так прямо и говорила: этот проходимец хочет тебя украсть! — Бабушкины глаза сияли.

Белла рассмеялась.

— Бабушка, но это же безумие! Смысла — какого!

— А есть смысл в том, что твои родители ежегодно присылают тебе на день рождения алые розы?

Беллу как током ударило. Она уставилась на бабушку. Та отвечала ей светлым невинным взгляде На какое-то мгновение Белла поверила, что бабушка говорит чистейшую правду, и ей стало не по себе.

— Это ты, ба, посылаешь мне розы! — рассерженно сказала она дрожащим голосом.

Изабелла отрицательно покачала головой.

— Нет, деточка, не я.

Белла была окончательно сбита с толку.

— Так, значит, ты и впрямь полагаешь, что Жак Лефевр намерен утащить меня в прошлое?

— Уж не знаю, куда этот негодяй хочет тебя утащить, но только он полон решимости завладеть тобой. И я уверена, происходили еще более странные вещи, хотя ты мне про них не рассказываешь.

Белла озадаченно молчала.

Изабелла нагнулась к внучке и схватила ее за руку.

— Запомни, деточка, не бойся покинуть меня, Иди, куда тебя влечет судьба.

Белла едва сдержала слезы. Пристально глядя бабушке в глаза, она ответила:

— Никуда я не уйду, пока не порадую тебя полноценной оперной партией.

Бабушка лишь потрепала ее по руке и рассеянно, сказала:

— Ты для меня еще споешь. Непременно.

Иди, куда тебя влечет судьба.

Во время премьеры, раскачиваясь в клетке и слушая обращенную к ней серенаду Виктора Дейли, Белла нашла глазами бабушку. Та сидела в первом ряду битком набитого зрительного зала и улыбалась внучке. Как жаль, что по роли Белле следовало быть грустной! Ей хотелось улыбнуться бабушке и даже помахать ей рукой. Бабушка, милая, бескорыстная бабушка, для которой счастье внучки важнее собственного благополучия!

Соло Виктора Дейли закончилось под восторженные аплодисменты. Свет погас, клетка опустилась на сцену. Белла открыла дверцу и ступила на пол. И в ту же секунду вернулись головокружение и паника. Кое-как она доплелась до кулис и уперлась рукой в стену. Глядя на кордебалет, исполняющий мудреные па «Мечтательного вальса», Белла медленно приходила в себя. Однако укорять себя было некогда. Она побежала в гримерную, чтобы переодеться к «Полету валькирий».

Дикси сидела за туалетным столиком, уже одетая валькирией.

— Привет, Белла. Как прошел номер?

— Хорошо. Хотя проклятый шар по-прежнему действует, мне на нервы.

Белла положила розу на столик, сняла брошь и стала быстро расстегивать блузку.

Дикси встала и подала подруге шлем.

— Помочь тебе с костюмом?

— Да, буду очень благодарна, — сказала Белла, сбрасывая блузку. — Сейчас идет «Мечтательный вальс», потом Дейли и Бернард будут петь любовный дуэт из «Ромео и Джульетты», так что у нас в запасе минут десять.

С помощью подруги девушка быстро надела сложный костюм воинствующей девы из скандинавской мифологии. Через пару минут обе, уже в полной готовности, разглядывали себя в зеркале. На них были сверкающие крылатые шлемы, свободно струящиеся белые хитоны, прикрытые серебристой кольчугой. Распущенные волосы разбросаны по плечам.

— Вид у нас самый идиотский, — констатировала Белла.

Дикси рассмеялась.

— Правда. — Она протянула Белле копье. — Если опять закружится голова, опирайся на него. Жаль, что мы выходим на сцену из противоположных кулис, а то я бы тебе помогла.

— Ничего, как-нибудь справлюсь, — храбро заявила Белла.

Девушки выбежали из гримерной и за кулисами разошлись в разные стороны. Белла заняла нужную позицию у боковой кулисы как раз на последних нотах дуэта Дейли и Бернард. Загремели аплодисменты, затем погас свет и заработал хрустальный шар. Белла покрепче ухватила копье и ринулась вперед мимо уходящей со сцены Анны Марии, с трудом шагающей в пышном платье времен итальянского Ренессанса.

Не пройдя и нескольких шагов, Белла затопталась на месте. Голова закружилась пуще прежнего. Белла ощутила, что опять теряет контроль над своим телом и сознанием. По сцене кругами вращались тысячи разноцветных бликов, и послышался вдруг упоительный, зовущий голос Жака, исполнявшего «Старую милую песню любви»:

Просто песня на закатеВ теплых сумерках землиПрилетит из ниоткудаИ заполнит все собой.Пусть сердца за день устали,Накопили боль и грусть,Звуки нежные вернутсяВ теплых сумерках землиПесни милой, песни старой,Вечной песни о любви.

Белла немного пришла в себя и обнаружила, что стоит на той сцене с бордовым занавесом, где она уже была накануне вечером!

Девушка стояла под аркой авансцены, и перед ней волновался смеющийся викторианский зрительный зал. Сзади неслось пение знакомого тенора. Белла повернулась и увидела Жака Лефевра в роскошном черно-алом наряде тореадора. Певец ничем не напоминал призрака. Он смотрел на внезапную пришелицу с явным изумлением, хотя и не прерывал пение — он как раз исполнял знаменитую арию тореадора. Задник за спиной Жака изображал испанскую деревенскую таверну, а рядом с певцом стояли и сидели за столами с кубками в руках хористы в испанских костюмах. Среди них не было ни единого знакомого лица!