Жертва судебной ошибки - Сю Эжен

Диана встала, направилась к двери балкона, где стоял в небрежной позе незнакомец, и, пользуясь привилегией масок, прошла очень близко мимо него, пристально взглянув. Вблизи он показался ей еще красивей, чем издали. В коридоре она увидела одного из «своих» и остановила:

— Г-н де Жернанд, одно слово.

— Лучше два, прелестное домино. Вы меня знаете?

— Кто же вас не знает? Вы вездесущий. Хотите оказать мне любезность?

— Конечно, чтобы понравиться вам.

— Видите, вон там у двери, к нам спиной высокий худощавый молодой человек в синем? Я поддержала пари, что он из нашего круга и долго не был в Париже. Так…

— Извините, я перебью вас, милое домино. Вы сказали: нашего круга. Следовательно, мы с вами принадлежим к одному и тому же обществу?

— Вероятно, потому что вчера я вас встретила у жены сардинского посланника, а потом на концерте у г-жи де Бресак. Скажу даже, что вы очень заметно ухаживаете за г-жой д'Эстерваль.

— Очень заметно? Почему заметно?

— Объясню после, если вы поможете мне выиграть пари. Повторяю, я поддержала пари, что тот высокий молодой человек принадлежит к нашему кругу. Зная весь Париж, вы можете сказать, кто он, или узнать это от своих знакомых, которые находятся здесь.

— Но, милое домино, зачем вы держали пари, что…

— Ах, вы слишком любопытны, или, вернее, нелюбопытны, г-н де Жернанд: я могла бы взамен сообщить вам очень интересные вещи о г-же д'Эстерваль…

— Вы подстрекаете мое любопытство. Ради Бога, скажите.

— Ни слова раньше, чем не узнаю, выиграла ли я пари.

— Ну, хорошо. Если ни я, ни Жювизи, который также здесь, не знаем этого господина, то могу смело объявить вам, что он не из нашего общества.

— Я буду ждать вас вон там в коридоре, — сказала, удаляясь, Диана.

Жернанд прошел мимо незнакомца, всматриваясь в его лицо. Очевидно, он не знал его и отправился в фойе. Через несколько минут Диана де Бопертюи, завидя вернувшегося из фойе Жернанда, живо спросила его:

— Ну что?

— Ну, милое домино, вы проиграли пари. Я никогда не встречал этого господина ни в обществе, ни в своем клубе. Жювизи, Сен-Марсен, д'Орфейль также не видали его в своих клубах. А раз француз или иностранец не принят ни в Жокей-клуб, ни в Земледельческом, то, очевидно, он не из общества в широком смысле слова. Сен-Марсен думает, что это мозольный оператор из Дании, а Жювизи утверждает, что неаполитанский дантист; я же думаю… Но, прелестное домино, куда же вы? Постойте одну минуту… вы обещали мне… Ах, черт! Невозможно ее догнать, ускользнула, как змея, я потерял ее из виду. Конечно, она из нашего общества; но что она может рассказать о д'Эстерваль? Надо ее найти. Я узнаю ее по лентам на пелерине.

И де Жерпанд пустился в поиски за интересным домино.

Герцогиня оставила его так внезапно потому, что увидела издали, что незнакомец уходит со своего места. Боясь, что он совсем уйдет с бала, герцогиня хотела сказать ему хоть несколько слов. Она не желала быть узнанной де Жернандом и сняла ленты. Незнакомец медленно поднимался по небольшой лестнице в бельэтаж. Герцогиня быстро нагнала его и, по маскарадному обычаю не говоря ни слова, взяла его под руку. Незнакомец остановился, осмотрел домино с головы до ног и вежливо проговорил:

— К вашим услугам, сударыня. Желаете подняться вверх или сойти вниз?

— Идем наверх: там меньше публики.

Они вошли в коридор бельэтажа, где, действительно, публики было немного. Оставив руку молодого человека, герцогиня проговорила со свойственной ей самоуверенностью знатной дамы, смело и насмешливо:

— Находят, что вы очень хороши собой. И мне хотелось бы знать, очень ли вы умны?

— А кто будет судить об этом, сударыня? — спросил незнакомец улыбаясь и тоном легкой насмешки. — Кто решит, умен я или нет?

— Думаю, что я, милостивый государь.

— А, в самом деле? — ответил он удивленно и с неуважительной небрежностью, что задело герцогиню, и она ответила:

— Вы, конечно, не считаете меня способной даже отличить глупого человека от умного?

— Позвольте, сударыня. Вы меняете наши роли, спрашивая, нахожу ли я вас умной… или нет?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Правда, мы переменились ролями; но, быть может, моя роль идет вам лучше, чем мне.

— Как бы вы ни судили обо мне, сударыня, я заслужу вашу снисходительность. Если я окажусь глупым, то оттого, что меня смутит огонь прекрасных больших глаз, которые блестят из вашей маски. Если вы заметите во мне ум, значит, я позаимствую его от вас.

Публики в коридоре становилось все больше и больше. Несколько раз толпа разъединяла герцогиню и незнакомца, и он сказал:

— Если бы я был настолько счастлив, что вы бы пожертвовали мне еще несколько минут, то не лучше ли нам войти в ложу; там удобней говорить, чем в коридоре.

— Вполне согласна с вами. Дайте руку и поищем ложу.

Через несколько минут герцогиня и незнакомец уже сидели в ложе бельэтажа. От Дианы не ускользнуло, что молодой человек очень тактично оставил дверь полуоткрытой, не желая подчеркивать свой неожиданный успех.

XII

Они уселись. Незнакомец, улыбаясь, показал пальцем на метку платка герцогини, где над буквами М и Б (Морсен и Бопертюи) была вышита герцогская корона:

— Хотя я знаю, что неприлично открывать инкогнито, когда его хотят сохранить, но не могу не сказать вам, герцогиня, что подобная встреча очень неожиданна для такого буржуа, как я.

— Вы — буржуа?! — не могла не воскликнуть ошеломленная герцогиня.

— Ваше изумление, более лестное, чем оскорбительное, нисколько не удивляет меня, сударыня, и вот почему, — весело отвечал незнакомец, — простите за нескромность, но я слышал, как вы, под предлогом пари, хотели узнать, принадлежу ли я к так называемому обществу. Нет, герцогиня, я не имею этой чести. Думаю, что моему отцу часто приходилось продавать иголки и нитки женской прислуге вашего дома, так как очень вероятно, что вы живете в Сен-Жерменском предместье. Там с давних пор существует лавочка, которую держал мой отец.

Герцогине не хотелось признаться в своей ошибке, и она спросила:

— И вы в этой лавке… в этой лавке научились некоторым приемам, которые могли обмануть меня на минуту?

— Не в ней именно. Окончив коллеж, я поступил в личные секретари к графу де Монвалю, нашему посланнику в Англии. Пробыл там несколько лет, и привычки лучшего общества дали мне легкий лоск, который и обманул вас.

— И вас, милостивый государь, быть может, обманули на мой счет некоторые внешние признаки: для того чтобы быть герцогиней, недостаточно вышитой короны на платке, как недостаточно иметь внешность светского человека, чтобы быть им на самом деле. Вы правильно заметили это. Почему вы знаете, что у меня не платок моей госпожи? Почему я не могу быть одной из горничных, которые покупали иголки и нитки у вашего отца?

— Вы знатная дама. Это так же верно, как я мелкий буржуа.

— И вы, бедняжка, продолжаете думать, что с успехом ухаживаете за герцогиней… пораженной вашими достоинствами, конечно?

— Боже мой, сударыня! У меня нет и тени подобного самомнения, — отвечал незнакомец с очень искренним, почти презрительным равнодушием. — Вы оказали мне честь, взяв меня под руку, под предлогом узнать, глуп я или умен. Проницательность укажет вам, как поступить теперь. Если испытание моего ума достаточно, я к вашим услугам: могу предложить руку и мы выйдем из ложи.

Этот вежливый, но высокомерный ответ увеличил досаду герцогини, и без того раздраженной своей грубой ошибкой и тем, что угадали ее звание. Вся ее гордость возмущалась тет-а-тет с сыном лавочника, личным секретарем графа де Монваля, которого она видела много раз у матери. И герцогиня сказала заносчиво:

— Знаете ли, милейший, что есть несколько видов тщеславия?

— Их очень много, сударыня.

— Но самое несносное из всех — тщеславие разночинцев: вы поспешили объявить мне, что вы мелкий буржуа. Очень интересное открытие, правда. Но зачем было начинать с этого? Как скучно, что мы с вами уже знаем, кто мы: о чем нам говорить теперь?