Где сидит фазан - Макс Неволошин

восьми лет контрактов, унизительных зарплат, сотен резюме, десятков тошнотворных интервью я наконец обрёл работу — мечту интроверта и социофоба. Продавал свои мозги без уценок и льгот. Общение с коллегами урезал до прожиточного минимума. Компьютер, задача, решение, чёткий, ясный доклад начальству. Последнее — самое главное. Умников-статистиков теперь — как на дворняге блох. Чем быстрее нажимают кнопки, тем хуже говорят по-человечески. Внятно объяснить начальнику, что значат эти графики и цифры, могут единицы. Объяснить так, чтобы руководитель почувствовал себя умнее исполнителя — двое: Терри и я. Хотя порой и мы бессильны.

Наш тогдашний босс, профессор Джефф Скотт, обладал редкой для начальства совокупностью достоинств: он был старый и умный. Из четырёх возможных комбинаций мозгов и возраста эта — наилучшая. Следом по объёму наносимого вреда идёт замшелый пень в руководящем кресле — банальный, но терпимый афоризм. Юноша-ботан в этом же кресле — оксюморон, парадоксальная метафора. Он — источник зависти, вопросов и в целом раздражает коллектив. Энергичный, молодой дебил у власти — авария, несовместимая с жизнью. Фанфаронство, болтовня, развал налаженного, поиск виноватых. Оптимизация и реструктуризация, то есть замена умных интеллектуально близкими. Наиболее смышлёные бегут, не дожидаясь ускорения под зад. Подыскивают новые места, а там засада — те же выскочки-манагеры в костюмах. Наступила их эпоха, господа. Отползаем в дауншифтинг и фриланс.

Шёл две тысячи пятый год. Кончалось золотое время австралийских университетов. Госфинансирование, честная наука, прозрачность репутаций, vivat academia, vivant professores — жить этой благодати оставалось года три. Кое-где пока рулили академики. Интеллект был в опале, но ещё не в подполье.

Моя жена работала админом в элитном университете UNSW. Ей предоставили отдельный кабинет с табличкой на двери. Помню, как я любовался этой дверью. Наша фамилия — курсивом по бронзе — запускала внутри миксер чувств: удивление, тщеславие, ревность. Я ревновал жену к её начальнику, профессору истории шестидесяти лет.

Вскоре меня тоже одарили кабинетом. Терри называл его «mop closet» — чулан для швабр. «Closet» удачно вмещал полтора человека. Дверь всегда была полуоткрыта: сомневаешься — не заходи. Сквозь затемнённое окно я наблюдал причуды местной фауны. Микроскопические птицы и диковинные бабочки сражались за нектар. Порой кусты выстреливали зайцем. В тени деревьев отдыхали кенгуру. Кабинет оставил мне в наследство третий из пропавших сослуживцев. Масуд исчез загадочнее остальных. Сначала говорили «приболел», затем — «уволился». Дальше, будто по команде, наступила тишина. Стало ясно, что дело вонючее.

Масуд Шах родился на Фиджи в семье потомственного ловца черепах. Отловом несчастных рептилий занимались его дед, отец и старший брат. Когда бизнес объявили нелегальным, семье пришлось хреново: добавились расходы на взятки. Вдобавок младший сын, окончив школу, надумал учиться в Австралии.

Масуд хотел стать топом — управленцем высшего звена. Желательно в области гуманитарной и размытой, типа социалки, образования, всякой там культур-мультур, где косяки и достижения почти неотличимы. Фиджи в эти планы не входили.

— Абсолютно кастовое общество, — рассказывал он мне, — не говоря уж о коррупции. Если ты из семьи фермера, прислуги или рыбака, о другой карьере не мечтай. Сын генерала будет маршалом, внук сенатора — министром.

— Но есть же конкуренция, выборы…

— Выборы на Фиджи — это матпомощь бедным родственникам. Приходят с дырками в карманах, уходят с кэшем в чемоданах. Троюродные братья, внучатые племянники — очередь длинная, семьи большие. Да кому я это говорю? Ты не из Швейцарии приехал.

Напряглись, заняли денег, поступили в UTS — Сиднейский Технологический Университет. Факультет, понятно, менеджмент и бизнес, специализация — управление высшим образованием. Учился Масуд средне. Гораздо больше преуспел в знакомствах с ценными людьми, организации случайных встреч, непринуждённых разговоров — в кафе, спортзале, на парковке. С терпением охотника выслеживал добычу покрупней. На всякой говорильне был умеренно заметен. Располагал к себе удобными вопросами, не стеснялся конского акцента и чудовищной грамматики. Овладев комплектом терминов и штампов, начал выступать сам. На третьем курсе он был избран президентом студсовета. Проректоры, деканы, заведующие кафедрами знали Масуда в лицо.

Профессор Джефф Скотт читал в UTS курс «Мониторинг эффективности современной высшей школы». Студент-фиджиец с контрастной улыбкой и забавным английским привлёк его внимание. Столкнулись в очереди за кофе, поболтали. Масуд достойно, без нытья рассказал о себе. Нормально, как у всех, семья в порядке, то есть в нищете. Черепахи не ловятся, кокосы пострадали от циклона. Ничего. Выучусь, вырасту, куплю папе тысячу новых курток. Вот только с дипломной работой есть сложности… Ну, забегай, подумаем, решим. Диплом они писали вместе.

Джефф понимал, что нейросеть у парня слабовата. В профессоре, однако, уже сидел крючок, поймавший ряд академических светил от Генри Хиггинса до Филиппа Преображенского — соблазн сварганить человека из амбициозной говорящей обезьянки. Надо лишь замолвить, направить, подсказать. Дать рекомендацию в аспирантуру. Устроить стажёром в аналитический центр UTS. Пригласить в уютный, наполненный книгами дом. Мы в ответе за тех, кого приручили, ещё бы. Если Джефф читал «Собачье сердце», то вряд ли запомнил финал.

Возглавив офис стратегии и качества UWS, Джефф быстро подтянул туда любимца. Масуда назначили сборщиком данных. Бэкграунд студентов, их посещаемость, успеваемость, результаты анкетирования — всей этой информацией заведовал Масуд. Работа была лёгкой, зарплата — офигенной. Отдельный кабинет, доклады, выступления, научные статьи. Тридцать публикаций за шесть лет, естественно, в соавторстве. Данные — проблема любого изыскателя, особенно большие, долговременные — сразу. Масуд небескорыстно помогал её решить. Одним соавтором больше, одним меньше… Иначе — увы: конфиденциальность, нецелевое использование, этический протокол.

С третьей попытки Масуд защитился. Женился на землячке по любви, растили дочь. Он мог себе позволить обе роскоши. Неплохо для сына ловца черепах. Мало для босяка из фиджийской деревни, которому дырка в полу заменяла санузел. Мир отдал ему не все долги. Карьера остановилась, в топы Масуда не брали. Джефф умыл руки, старый засранец, хочет уйти без помех, отработанный материал.

— Нет опыта руководства! — сорвался раз Масуд. — Булшит! Замкнутый круг. Для работы нужен опыт, для опыта — работа. И кого они берут?! Банковского клерка!

— Менеджера.

— Да хоть управляющего! При чём здесь факинг банк? Мы пока что в университете.

— Банк ни при чём, — ответил я, — и опыт ни при чём. В академической сфере, в науке реально подняться до неба. В администрации — нет. Общий лифт не для пентхаусов. Там отдельный лифт, своя ключ-карта. Легче актрисе попасть в