Газета День Литературы # 145 (2008 9) - Газета День Литературы

Суду потребовалось полтора десятка адвокатов, которые могли бы на месяц засесть в процесс. Между тем в области было всего несколько не занятых адвокатов, среди них был и я, потому в Кострому по разнарядке срочно прибыли коллеги из соседних областей. Один из прибывших – известный столичный адвокат, который готов был на всё, лишь бы не участвовать в процессе. Эму это удалось. Он подбил меня и ещё одного коллегу взять на себя защиту двух из трёх выделенных ему подсудимых. Третьего – пожилого бухгалтера – он уговорил напрочь отказаться от защитника.

– Вы – бухгалтер, специалист… Разбираетесь в деле лучше любого адвоката. За вами как обвиняемым сохраняется право отрицать очевидные факты, у адвоката такого права нет. Защитник может запросто превратиться в вашего обвинителя. Теперь подумайте, нужен ли вам на суде ещё один прокурор?!

Бухгалтер согласился и в день открытия суда заявил ходатайство о желании защищаться самостоятельно. Ходатайство было удовлетворено и московский коллега, не мешкая, покинул зал бывшего дворянского собрания, в котором проходил процесс.

Первый же день суда показал, что для подсудимых два года, проведённые за решеткой, не прошли зря. Все они тут же отказались от показаний, данных на следствии, принялись хитроумно выкручиваться, чудовищно врать и отрицать очевидные факты. Виновным себя не признал никто.

Между тем собранные доказательства свидетельствовали об изощрённых способах хищения государственных средств в крупных размерах. В деле фигурировали и многочисленные поставки строевого леса под видом подтоварника и липовые ведомости на выдачу денег за якобы произведённые работы, и даже фиктивные документы о прокладке никогда не существовавшей в действительности многокилометровой узкоколейной железной дороги для вывоза леса с верхнего склада.

Материалы следствия были подшиты в нескольких десятках трехсотстраничных томов уголовного дела, которые плохо знал как выступающий прокурор, так и сам председательствующий – член Верховного суда – спокойный, не первой молодости человек с окладистой бородой, за которую сразу же получил прозвище "Борода".

Благодаря ему слушание двинулось, не задерживаясь на мелочах, без особого вникания в подробности – применение амнистии могло с лихвой покрыть возможные огрехи процесса и примирить с приговором, который он готовил.

Недели сменяли недели. В дни, когда рассматривались эпизоды, не связанные с их подзащитными, адвокаты не приходили на заседания, их коллеги читали газеты. Выпускался даже рукописный журнал "Гипертоник" с карикатурами на членов суда, адвокатов и их подзащитных.

Помню одну. Подсудимый из Слободзеи после изъятия у него липовых документов на отгрузку леса послал соучастникам телеграмму – "забрали бумажки возьмите бумажки". Художник изобразил известный тип горбоносого мужчины с удивленно поднятыми плечами. Подпись гласила: "Какие бумашки-шмашки?!"

Бухгалтер, согласившийся защищать себя самостоятельно, не жалел об этом, полностью вжился в роль адвоката и в новом качестве задавал вопросы другим подсудимым.

В свой черёд начались прения сторон – адвокаты произнесли свои защитительные речи. Почти каждый просил вину его подзащитного квалифицировать как должностное преступление и применить акт амнистии.

Примерно то же сказал в своей защитительной речи и бухгалтер.

По окончанию последних слов подсудимых суд удалился в совещательную комнату, которой на этот раз стал номер "люкс" в гостинице "Кострома". У двери в номер был выставлен милицейский пост. Еду судьям доставляли из ресторана гостиницы.

Приговор был оглашён по прошествии трёх суток. Большинство подсудимых были признаны виновными в должностных преступлениях, подведены под амнистию и освобождены из-под стражи в зале суда. К длительным срокам были осуждены лишь несколько организаторов преступления, и в их числе тот самый бухгалтер.

Причиной была некая юридическая тонкость. Чтобы облегчить себе написание приговора, "Борода" предложил каждому адвокату передать в совещательную комнату свой вариант приговора, в части, касающейся его подзащитного. Все адвокаты это сделали. Кроме…

Бедолага-бухгалтер об этом не знал.

УСПЕХ

Коля Ахмедов начал обвинительную речь с мерзкой сцены преступления, какой она представлялась его небогатому воображению.

…Спящий лесной поселок. Тишина. Дитё, завёрнутое в одеяльце. Лежнёвка.. Отблеск серпа луны на лезвии топора в руках убийцы…

Он мог и не прибегать к описанию страшной картины детоубийства. Зал был и без того наэлектризован. Отчаянные мужики, для которых жизнь в лесу не оставляла ничего кроме тяжёлого труда и пьянства; их жёны, временные и постоянные, приехавшие по вербовке со всех концов России, досрочно освободившиеся и амнистированные – в этот момент всей душой были на стороне добра и закона, с которым многие из них не дружили с самого детства...

– …Дитё ничего не понимает, тянет ручки к сверкающему куску металла и оглядывается на мать!

С самого утра, когда мы вышли из поезда Киров-Кострома и скользкими деревянными тротуарами двинулись к клубу – судья, прокурор, адвокат и конвой с подсудимой – бесцветным существом, закутанным по самые глаза в платки сверху донизу – мы постоянно находились в центре внимания десятков людей.

Подсудимую сразу узнали, встретили руганью и свистом. Милицейский конвой отгонял наиболее ретивых. В однообразии жизни лесного посёлка выездная сессия суда была событием чрезвычайным, сравнимым только разве что с приездом бригады "Облконцерта". В леспромхозе день этот был объявлен нерабочим.

– ...Дитё верит ей! Это же родная мать, мама, мамочка, разве она может причинить ему зло?!

Заседание шло при свете нескольких керосиновых ламп-трёхлинеек, под аккомпанемент гулкого многоголосья, разносимого эхом по всему деревянному зданию.

Полутёмный зал был полон морозного воздуха и лёгкого березового угара – в клубе только что затопили печи. Суд расположился на сцене, конвой к неудовольствию счастливцев, занявших первые места, освободил для подсудимой и охраны несколько ближайших рядов.

Во время всего слушания подсудимая ни разу не поднимала головы, не сняла платок, лица её я так и не увидел. Отвечала суду едва слышно – у неё что-то произошло с горлом. В такие минуты зал начинал неистовствовать. Особенно бушевали женщины.

– Убивать дитё не побоялась, а здесь отвечать сил нет!

– Пусть громче говорит!

Судье – высокому лысому мужчине со скучным невыразительным лицом то и дело приходилось наводить порядок.

– Прекратите! – В какой-то момент он вынужден был подняться, зычно предупредить: – Иначе всех удалю из зала, будем слушать при закрытых дверях!

– Тише! – раздались голоса. – А то выведут. Ничего не услышим.

Судебное следствие длилось недолго: допрос двух-трёх свидетелей, обнаруживших крохотный трупик, медсестры здравпункта. Ещё несколько минут ушло на чтение судебно-медицинского освидетельствования подсудимой и по настоянию обвинителя её производственной характеристики. Прогулы, низкая производительность…

Быстро перешли к прению сторон. Слово для поддержания обвинения судья передал помощнику прокурора.

– А в это время мать… Язык не поворачивается называть это чудовище матерью… – Коля облизал губы. Это был звёздный его час. Он слегка пришепётывал, но сейчас этот недостаток был совсем незаметен. Голос звенел.

Мы с ним знали друг друга. Бывало вместе ходили на танцы. Как и я, он приехал после института по распределению. Жил на квартире, долгими вечерами болтался без дела, ни к чему не прикипал. Никогда я не видел его читающим. Выступать в суде ему нравилось. Вскоре, кстати, он был избран народным судьей.

От описания убийства Ахмедов непосредственно перешёл к наказанию:

– Прошу определить подсудимой максимальное за детоубийство…

Зал замер. Из-за этой самой минуты многие и пришли в клуб и втайне ждали, когда прозвучат отрезвляющие беспощадные слова "высшая мера социальной защиты" и "расстрел"...

– Восемь лет заключения в исправительно-трудовые ла…

Шум заглушил последние слова.

– За хищение дают до двадцати пяти!.. Человеческая жизнь, выходит, дешевле!