От НКВД до Аненэрбе, или Магия печатей Звезды и Свастики - Олег Грейгъ

Всякая профессура и специалисты, запрятанные в Соловки, — лишь верхушка айсберга украденной Русской науки. Те же из ученых, кто трудился в секретных лабораториях Бокия, не только принимали участие в суперпроектах, проводя самые чудовищные и самые изощренные эксперименты, в том числе и на людях, но участвовали в научных экспедициях и даже… зарубежных конференциях и симпозиумах. Правда, не только под вымышленными именами, но и имея совершенно иную, отличную от своей природной, внешность.

Глава б

ЗАГАДОЧНЫЕ СВЯЗИ, или «МАСОНЫ ВСЕХ СТРАН, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ!»

…Тоска. И — люди ненавистны. Написал нечто подобное стихотворению.

…Комната наполнена мраком,

Вот он исчез пред луной.

Дьявол, вопросительным знаком,

Молча встает предо мной.

Что я тебе, Дьявол, отвечу?

Да, мой разум онемел.

Да, ты всю глупость человечью

Жарко разжечь сумел!

Вот— вооруженными скотами

Всюду ощетинилась земля

И цветет кровавыми цветами,

Злобу твою, Дьявол, веселя!

…Все, чем гордился разум,

Что нам для счастия дано,

Вихрем кровавым сразу

В прах и пыль обращено.

На путях к свободе, счастью —

Ненависти дымный яд.

Чавкает кровавой пастью

Смерть, как безумная свинья.

Максим Горький. «Из дневника»

«Коммунизм — пятая ветвь иудаизма».

A.B. Луначарский[4]

Бокий, прошедший ленинскую школу красного террора, стал одним из несгибаемых исполнителей этого массированного уничтожения людей; но в отличие от учителя он впервые в известной нам Истории стал применять Науку в деле истребления масс. Его незыблемый авторитет среди сотрудников зиждился на непреходящем страхе. Сохранились воспоминания некоей Карцевой, которую в начале 20-х годов XX века, как молодую проверенную комсомолку, направили в ОГПУ, где она попала в одно из самых секретных подразделений — в Спецотдел. Много лет спустя Карцева признавалась, что она, как и большинство сотрудников, испытывала перед Глебом Ивановичем Бокием постоянное чувство животного страха.

Специфика работы подчиненных Бокия принципиально отличалась от работы чекистов ОГПУ и вынуждала руководителя подбирать в аппарат людей с уникальными знаниями и талантами. К таким специалистам относились все сотрудники отдела, в том числе и криптографы, большинство из которых в прошлом работали в III отделении МВД Российской империи: госпожа Лапидус, статский советник Путиловский, другие. Важными сферами деятельности Бокия были те, в которых не покладая рук трудились криптоаналитики, эксперты, переводчики, филологи, также большей частью состоявшие из грамотных специалистов, работавших еще во благо бывшей империи.

7-е отделение Спецотдела являлось исключительно важным. Здесь наблюдалось средоточие уникумов и интеллектуалов, занимавшихся «сверхпроблемами», причем их интересовало все: солнечная активность, звездные и параллельные миры, передача мыслей на расстоянии и жизнь после смерти, отношения со «снежным человеком», создание банка генов и, конечно же, разгадка гена человека. Мы присмотримся к этим направлениям и возможным открытиям, сделанным в секретных лабораториях. Но пока обратимся к странной, таинственной фигуре профессора Леонгарда Петровича (?) Шварца, который, занимаясь исследованиями, курировал последнее направление, касающееся тайны тайн Вселенной — человеческих генов. Выдающемуся ученому того времени удалось открыть феномен искусственного выращивания животных заданных размеров. Опытным путем им были выращены громадные лошади, которые в 1920 году использовались в кавалерийской атаке в одной из дивизий армии Тухачевского, наступавшей на Варшаву. Размеры этих лошадей были таковы, что стоящий на земле конник при росте в 1,75 м мог доставать лишь до холки четвероногого чудовища; а их подковы в диаметре имели более 30 см. Немудрено, что подобная атака вызвала неподдельный ужас польских жолнежей.

Понятное дело, профессору-экспериментатору нужны были толковые сотрудники, и он назвал Бокию несколько фамилий выпускников и аспирантов медицинского и биологического факультетов. Однако пронесшаяся Гражданская война демонстрировала сотрудникам Бокия, занимавшимся поиском, лишь «необратимые процессы» гибели людей, учившихся в свое время у профессора Шварца. Но однажды агент, работавший в Петроградском ЧК, донес, что во время зачистки Смоленского кладбища задержан раненый не то врач, не то кто другой, с фамилией, которая фигурирует в списке профессора, лежащем в сейфе Бокия. Все, кого можно было найти из заветного списка, были найдены, но поиски остальных не прекращались еще долгие годы.

Из-за того, что человек, схваченный на Смоленском кладбище, был ранен чекистами, его поместили на излечение, и только после этого начальник Специального отдела при ОГПУ Глеб Бокий, вызвав подчиненного, уточнил:

— Это точно он? Вы тщательно проверили? — подчиненный, как затравленный удав, смотрел в глаза худощавому, высокому человеку, затянутому в портупею, и чувствовал, как все его естество сжимается от страха под пронизывающим взглядом.

— Так точно, товарищ Бокий.

— Хорошо. Подготовьте его на завтра к десяти часам, я послушаю его.

Наутро Глеб Иванович в раздумьях ходил по кабинету, а когда раздался звонок телефона внутренней связи, поднял трубку и коротко бросил: «Вводите!» Помощник и охрана ввели человека, которого он долго ждал; предложив гостю сесть, Бокий приказал всем выйти.

— Я думаю, что вам необходимо отдохнуть в санатории на Кавказе, — без предисловия и тоном, не терпящим возражений, изрек хозяин кабинета. — Меня зовут Бокий Глеб Иванович. А вы Алекс, или Алексей Алексеевич Грейг. Вашими предками были два выдающихся адмирала императорского флота, а батюшка ваш дослужился до статского советника, не так ли, сударь?

— Вы достаточно хорошо осведомлены.

— Пожалуй, я буду не прав, если не скажу о вас большего, господин Алекс.

— Почему вы обращаетесь ко мне «господин», ведь большевики приняли обращение «товарищ», а «контре», которой я для вас являюсь, в лучшем случае говорят «гражданин».

— С вами, господин Алекс, товарищи уже общались в ЧК, надеюсь, не забыли? Повторяю, буду не прав, если не скажу большего, того, что знаю о вас. Вы окончили гимназию с золотой медалью и поступили в университет, где обучались физиологии, а затем вы досрочно защитили диплом и стажировались на кафедре, которую создал основатель физиологической школы профессор Иван Михайлович Сеченов. Тема вашей диссертации была связана с рефлексами головного мозга и являла собой продолжение дела ученого. Но, получив диплом ученой степени доктора медицины, вы на совете заявили от отказе от исследований и выводов по диссертации и спустя пять месяцев предложили кардинально иную концепцию… Кстати, когда вы еще являлись студентом университета, вы прошли интереснейший курс обучения. А способствовала вам в этом весьма приближенная к царю особа. К сожалению, мы ничего не выяснили об этой вашей учебе, а жаль. Но уже то, что вы — ученый-физиолог и занимались исследованиями в области мозга, нам более чем достаточно.

— Вы здесь — не костоломы из Чека и, кроме того, много знаете обо мне… Я ведь понимаю, что иного ответа, кроме согласия с вами сотрудничать, вы не ждете. И отказ мой — моя гибель. Не без протекции моего дальнего родственника, генерал-адъютанта его императорского величества, закончил я разведывательную школу. И еще: по диплому об окончании университета и по ученой степени я — физиолог. Но интересует меня совсем другое… интересует то, чем занимался профессор Шварц. Вот если б его найти.

— Что ж, вам повезло, вы будете работать в лаборатории Шварца. А пока езжайте-ка вы отдыхать на Кавказ.

— Ваша воля. А ведь я вас знал раньше… Мне о вас рассказывал заведующий отделом философии журнала «Русское богатство» Мокиевский. Именно профессор Мокиевский во многом был мне наставником. Благодаря ему я, похоже, стал тогда причислять себя то к мартинистам, то к розенкрейцерам. Его дар теософствующего гипнотизера, бесспорно, впечатляет.

— Ну а, скажем, с Барченко? С этим человеком вы раньше не были знакомы?

— Знаком не был. Но слышал. Говорили, что он милейший человек и весьма увлечен научным обоснованием особого мира на Тибете, именуемого Шамбалой.

— Что ж, общаясь с вами, невольно поверишь в судьбу. — Сухощавый человек с жестким, пронзительным взглядом деловито добавил: — Впредь условимся: мы оформим вам документы под другим именем. И обращаться будем «Алексей Ульянович», а фамилию сделаем Экк или, может, Линг. К вашему возвращению с курорта мы все уладим.

В этот миг неожиданно отворилась дверь, находившаяся сбоку от стола, и из нее вышел человек среднего роста, который сказал, обращаясь к невольному пленнику: