Люди и нелюди (СИ) - Романова Галина Львовна

Продолжить свой род.

Остаться в живых.

Жить!

Эта мысль, словно молния в ночи, прорезала разум девушки Маши. В ней тоже шла борьба — сражались бывший аналитик, землянка Маша Топильская и первобытная самка, выбирающая лучшего самца. И самка победила. «Светлые волосы, — мелькнула в голове мысль. — У моих детенышей будут светлые волосы!»

Но чтобы это свершилось, чтобы малыши появились на свет, они сами должны быть в безопасности. Здесь же, среди этих резких запахов, раздражающего света и громких звуков, среди враждебной среды, которая была связана для нее с чем-то тяжелым, гнетущим — со страхом смерти гаснущего разума — оставаться было нельзя.

«Мы уйдем, — подумала самка, проснувшаяся в душе Маши Топильской. — Уйдем отсюда!»

Но как? Она подняла голову. Вон в той стороне должен быть выход. Правда, как его проделать?

— Нашла!

— Что случилось?

Владигор Каверин поднял голову навстречу ворвавшейся в кают-компанию Марии Краснохолмской. Это движение неожиданно отдалось болью в шее и странной резью в глазах. Наверное, от усталости и неподвижной позы. Легкий приступ головокружения прошел быстро. Капитан усилием воли заставил себя сосредоточиться на враче. На корабле сложилась чрезвычайная ситуация, он не имеет права проявлять слабость. На него равняются остальные. Даже Грем Симменс, его старший помощник. Вон как смотрит — словно уже мысленно примеряет под себя капитанское кресло. «Нет, врешь! Не возьмешь!» — с неожиданной агрессией подумал Каверин и сфокусировал взгляд на взволнованной женщине. Волосы взлохмачены, на щеках алые пятна румянца, глаза горят.

— Вы опоздали на совещание, — отголосок злости прорвался в голосе, и капитан изо всех сил постарался смягчить гневные слова. — Надеюсь, причина была уважительная? Вы понимаете, что счет идет на часы, а может быть, и минуты?

— Понимаю, но… Я нашла… — она поднесла руку ко лбу, — нет, не возбудителя, но… похоже, я нашла причину этой странной эпидемии. Даже нет, не эпидемии, а…не знаю, как сказать…

— Говорите, как есть.

— Мутации. Похоже, мы имеем дело с мутацией.

— Я вас не понимаю.

Краснохолмская прошла вперед, села напротив капитана. Сейчас в кают-компании они были одни — мужчины ждали женщину больше часа и разошлись не потому, что им надоело, а потому, что их, здоровых, осталось слишком мало, а корабль, даже стоящий на грунте, требовал много заботы. Кроме того, еще продолжались некоторые исследования, которые нельзя было прервать на середине фазы. Кто бы и что бы ни свалило людей, планету надо было исследовать, дабы облегчить путь остальному человечеству.

— Это весьма странная мутация, и, похоже, она как-то связана со вспышками на солнце, — заговорила Краснохолмская, вертя в пальцах флешку с записью. — Данные не полные, я взяла только те, что были у Петровича в открытом доступе. Многое у него запаролено, а мне некогда было копаться в его машине. Сделала, что могла. Надо провести кое-какие дополнительные исследования…

— Короче, — Каверин внезапно почувствовал, как заломило виски. Заболели глаза. Он зажмурился на несколько секунд, а когда открыл их, предметы расплывались в какой-то дымке, и взгляд не сразу удалось сфокусировать.

— Короче… капитан, с вами все в порядке? — женщина с тревожным любопытством смотрела ему в лицо.

— Да. Просто устал. И плохо спал, — отрывисто бросил он. — Пройдет потом. Сейчас важнее общее дело. Говорите.

— Это не так просто, как кажется. Но я заметила, что мутация затрагивает именно ДНК. Вместо цитозина в наших клетках теперь другой белок.

— Простите, не понимаю.

— Сама с трудом поняла. Но… я брала анализы… брала давно, у разных людей, из разных… м-м… мест, на разных стадиях. Ответ был на поверхности, но я искала не то и не там. Я думала, что это какие-то паразиты, вирусы или микробы. Подозревала даже местный аналог СПИДа, но… это совсем другое. Вы сможете выдержать небольшую лекцию?

— Попытаюсь.

— Так вот. Мутация затронула именно клетки. У нас в организме, несмотря на то, что мы все взрослые люди, до сих пор продолжается рост некоторых клеток — кожи, внутренних органов… даже костей… хотя вот кости-то как раз практически и не растут. Но костный мозг, особенно тот, что производит эритроциты…да, в них нет ядер и они не несут никакой генетической информации, но в эритроцитах есть РНК, а в их митохондриях — митохондриальная ДНК. И эти кислоты, тоже несущие генетическую информацию, тоже мутируют.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как?

— Если бы я знала! Это как-то связано с местным солнцем. Это его излучение действует на нас. Как ожоги при загаре, только оно проникает вглубь. Как я уже сказала, клетки кожи, волос, постоянно делятся. И именно на делящиеся клетки в первую очередь падает первый удар. Наша кожа мутирует. Она становится чуждой организму. Тот начинает борьбу, пытаясь отторгнуть чужеродный элемент — вот откуда все эти струпья и расчесы! — но мутация проникает внутрь, организм постепенно поражается весь. Через глаза — до мозга…

— Как? Ожог сетчатки. Многие заболевшие жаловались на мгновенную слепоту, как будто внезапно во всем мире гас свет. Солнце поражало их глаза. Часть зрительных клеток погибала, на их место несколько часов спустя появлялись новые — зрение у всех практически восстанавливалось через шесть-восемь часов — но эти клетки уже несли в себе мутировавший белок. И передавали его дальше, через зрительные нервы в мозг…

— Простите, Мария, — Каверин прижал ладони к глазам. То ли у него разыгралось воображение, то ли врач была права, но и у него вдруг начало жечь под веками. — Но я не медик и половины не понимаю. Как может поразиться мозг?

— Я не знаю, — вздохнула та. — У меня здесь недостаточно оборудования. Мало данных. Но я так думаю, что это излучение каким-то образом заставляет и нейроны мозга тоже делиться, вопреки законам земной природы! Этот новый белок… то есть, не совсем новый, просто по-новому проявляется…Это урацил. Прежде он возникал только при разложении белков, и, в принципе, тут имеют место похожие процессы, но в живых организмах. В организмах, которые продолжают жить. И этот «белок разложения», он…он ухитряется менять наш организм… А провоцирует его появление именно солнце.

— Я не медик, — повторил Каверин, — но мне кажется, в ваши рассуждения вкралась ошибка. Вы говорите, что всему виной местное злое солнце? Но ведь на этой планете существует жизнь! Есть растения, животные, в том числе и позвоночные…

— И все они ведут ночной образ жизни! — перебила Краснохолмская. — А те немногие, кто активен днем, либо живет под водой, либо обзавелись такой броней, что просто ого-го! Не от солнечной ли губительной радиации спасаются здешние обитатели? И потом… что, если в их клетках уже естественным путем образовался белок, аналогичный урацилу? И у них клеточная формула звучит не как АГТЦ, а как АГУТ?

— Что вы предлагаете?

— Улетать, — отрезала врач. — Улетать, пока не поздно. Спасать наши жизни. Я больше, чем уверена, что вдали от этого светила рано или поздно заболевшие поправятся. А если мы будем облучать их УФ-лучами, возможен обратный процесс… В любом случае, Земля обязана узнать о результатах наших исследований! Мы побывали на планете Моле и мы выяснили, что эта планета непригодна для человека разумного!

Капитан кивнул. В словах медика была своя правда. Он обязан думать не только о своем экипаже, но и о людях, которые там, дома, ждут его возвращения. В конце концов, Мола не единственная кислородно-азотная планета в Галактике!

Но ведь ее рекомендовали людям веганцы. Разумные существа! Как они могли ошибиться? Или излучение на них не действует?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Каков ваш предварительный диагноз, доктор? — только и спросил он.

— Облучение. Обратимо или нет — покажет время. Нужны исследования, и не здесь, а на Земле. Там есть соответствующее оборудование, специалисты…генетики, наконец! Я ведь только терапевт, хоть и широкого профиля. Надо возвращаться, Владигор Геннадьевич!