Благими намерениями - Алексей Замковой

— Ян, ты, шо ли?

— Генрих? — Ян присмотрелся к нему и хлопнул себя по бокам. — Точно, Генрих!

— Немец? — Антон тут же вскинул пулемет, но Ян отвел рукой ствол в сторону.

— Еврей. — Генрих поднял руки и отступил на несколько шагов. — Мы здесь все евреи…

— Антон, отставить! — скомандовал я. — Потом разберемся, а сейчас надо уходить.

Антон, скорчив недовольную мину, отступил в угол и принялся подозрительно наблюдать за Генрихом с товарищами. Я снова повернулся к заинтересовавшему меня сидору.

— Там хлеб, сало, консервы… — пояснил Ян и показал на остальные мешки и ранец. — В тех тоже. Едою, гады, запаслись хорошо. А еще тут такое нашли…

Ян достал из кармана небольшой сверток и, развернув ткань, положил на стол. В неярком свете заблестели часы, десяток колец, серьги и… золотые коронки.

— Это откуда? — спросил я.

— У шуцманов в карманах нашел, — пояснил Ян.

Я стоял и рассматривал блестящие на столе драгоценности. Явно ведь все это не принадлежало полицаям. Отобрали у кого-то, сволочи! Или с трупов сняли — что не лучше. Я взял одно из колец, повертел в пальцах и положил обратно. И что с этим делать? Часы и драгоценности, конечно, всегда пригодятся. А вот коронки… Я аккуратно собрал коронки и, взвесив их в руке, бросил в лужу крови под ногами.

— Это мы брать не будем, а остальное — пригодится. Собираем все и выходим. Пора заканчивать — и так уже задержались.

Кое-как навьючив на Славка, Антона и четверых освобожденных трофеи, мы вышли из дома.

— Антон, Славко, идете с остальными в лес и ждете нас с Яном. — Посмотрев вслед удаляющимся фигурам товарищей, я повернулся к дому. — Ян, я подожгу дом, а ты займись всем остальным.

Поджечь дом оказалось совсем не просто. Тем более опыта у меня в этих делах еще не было. Вот если б взорвать… Но нечем. Кстати, надо будет как можно скорее где-то раздобыть взрывчатку. Ладно, это потом. Сейчас — дом. Я снова осмотрел комнату. Что ж тут поджечь? Хоть бы бензин какой-то найти… Взгляд упал на висящую на вбитом в потолок крюке керосинку. Хм… Если есть керосиновая лампа — должен быть где-то и керосин. Пошарив по углам, я так ничего и не нашел.

— Ян! — Я высунулся в дверь. — Ты керосин здесь не видел?

— Был керосин, — ответил тот откуда-то. — Я его в один из мешков положил.

Блин, а мешок сейчас в лесу. У дожидающихся нас товарищей. Не бежать же за ним! Ладно, обойдемся тем, что есть. Со двора раздалось молодецкое уханье и громкий звон металла о металл. Что-то Ян там крушит… Я собрал все тряпки, которые смог найти в доме, и разбросал их по полу, стараясь, чтобы они не ложились в лужи крови. Затем снял с крюка лампу и, размахнувшись, бросил ее на пол среди тряпок. С жалобным звоном разлетелся мелкими осколками колпак, отскочила в сторону металлическая крышка… Керосин огненной змейкой вытек на тряпки, и вскоре приличный кусок пола весело полыхал. Будем надеяться, что этого хватит.

Я вышел из горящего дома. Оказалось, Ян тоже справился со своей задачей — навес над оборудованием уже занялся. А вот и он сам.

— Что это ты тащишь? — поинтересовался я у Яна, который успел еще что-то найти.

Вместо ответа, тот вывалил передо мной на землю кучу разного инструмента. Топоры, пара лопат, пилы, мотки веревки… Хозяйственный у меня товарищ, однако. А как смотрит на отблески пламени, играющие в окнах домика, прямо читается в его взгляде скорбь о пропадающем добре!

— И зачем нам все это? — поинтересовался я. — И так нагрузились трофеями. Лопаты-то зачем?

— Та может сгодиться, — ответил Ян, снова собирая инструменты. — Жалко оставлять. — Он бросил быстрый взгляд на дом, который уже успел хорошо заняться, и тяжко вздохнул: — Жалко…

Я почесал затылок. В принципе, он прав, что касается инструментов. Нам же еще лагерь надо будет построить. Может, землянки выкопать… Мы ведь их штыками копать не станем! Вот лопаты и пригодятся. Да и остальному применение найдется.

— Ладно. — Я отобрал у Яна половину груза. — Пошли к остальным.

Рассвет мы встречали уже в большом лесу, до которого добрались без приключений. Страх погони придал нам сил, и шесть километров по полям мы преодолели на одном дыхании. Даже Генрих со своими изможденными товарищами не отставал. Впрочем, опасения оказались напрасными. Если кто-то и поспешил на устроенный нами пожар, то мы успели проскочить раньше. Погони тоже не было ни видно, ни слышно. Повезло или хваленый немецкий «орднунг» оказался все же слишком переоценен в мое время? А может быть, вблизи не было немецких частей — одни полицаи? В любом случае дареному коню в зубы не смотрят. Ушли тихо — и хорошо.

— Генрих, отойдем, — сказал я, когда мы решили, что ушли уже достаточно далеко.

Мы отошли в сторону, я устало присел под деревом и вытянул гудящие ноги.

— Рассказывай давай, как это вас в тот сарай занесло?

Генрих оглянулся на своих товарищей по несчастью, потом бросил опасливый взгляд на подошедшего Антона, который так и не сводил с него глаз, посмотрел на Яна и только тогда начал свой рассказ:

— Мы, пан офицер…

— Товарищ командир, — машинально поправил я.

— Так, товарищ командир, извиняйте, — тут же согласился Генрих. — Меня зовут Генрих Цупик. Я учитель из Гощи. Когда мост взорвали, фашисты приказ выдали — увеличить поставку дерева с окрестных лесопилок. А там — где по двое-трое рабочих было, а где вообще никто не работал. Наш староста и придумал евреев по селу собрать и на лесопилках работать заставить. Говорил, шо все равно нас фашисты постреляют…

— Суки! — зло сплюнул Антон, присаживаясь рядом. — Бить этих немцев надо так, чтоб род их весь под корень…

— Антон! — Я смотрел на него, пока он не опустил глаза и не отвернулся.

— Зачем же всех, пан… товарищ? — отозвался Генрих. — Нацистов бить надо. А немцев за что? Не все же немцы — нацисты. Я тоже немец…

— Как так? — снова насторожился Антон. — Ты же говорил…

— Ну да, — согласился Генрих, — я — еврей. Но родился и вырос в Дрездене. Это на востоке Германии. А потом, в тридцать шестом году, когда жить там совсем невозможно стало, переехал в Прагу. Когда и туда нацисты пришли — снова перебрался. Сначала в Варшаву, а оттуда — в Ровно. А с тридцать девятого года в Гоще живу…

— Значит, немецкий знаешь? — оживился я.

— Так, па… товарищ, — кивнул Генрих, — знаю. А еще знаю чешский, польский, украинский и русский языки.

— Чем ты занимался до войны? И почему из Ровно в Гощу перебрался?

— Магазин у меня был. Торговал всякой хозяйственной мелочью. И в Дрездене, и в Праге, и в Варшаве, и в Ровно магазин держал. А потом, когда Советы пришли… — На этих словах Генрих как-то опасливо на меня глянул и втянул голову в плечи. — В общем, ваши ж не приветствовали коммерцию. И дом у меня забрали. Пришлось в Гощу переселиться. А куда еще идти было? Вся Европа под нацистами… А там в школу учителем устроился. Так и жил, пока и сюда они не добрались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});