Страсть в ее крови - Патриция Мэтьюз

шла только благодаря силе воли. Иногда она падала, но каждый раз вставала и упрямо брела вперед.

Потом Ханна споткнулась о выбоину и почти без сознания рухнула головой вперед в дорожную пыль. На этот раз она не стала сопротивляться и свернулась калачиком, забывшись от усталости мертвым сном.

Ханна не заметила приближения красивой коляски с двумя горячими вороными лошадьми. Коляска была обшита деревом с изящной резьбой и росписью и застеклена спереди. Сиденье внутри, рассчитанное на двоих пассажиров, было расшито серебром и оторочено шелковой бахромой. На нем сидел мужчина, опиравшийся на серебряный набалдашник упертой в пол трости.

Темнокожий кучер сидел на приподнятом сиденье, отделенном от кузова коляски. Впереди по углам горели две большие свечи, закрытые стеклянными шарами.

Кучер вдруг что-то пробормотал себе под нос и натянул вожжи, остановив коляску.

Брошенный вперед от резкой остановки, пассажир коляски громко спросил:

– Что там случилось, Джон, черт подери?

– На дороге тело, масса. Похоже, женщина.

Этот неожиданный поворот явно оживил пассажира.

– Ну так поживее спустись и посмотри, жива ли она. Если – да, то принеси сюда.

Ханна проснулась от мерного покачивания. Осторожно открыла глаза. Она была внутри какой-то вовсю мчащейся повозки. Ее что, уже поймали?

Девушка перевела взгляд налево и увидела сидевшего рядом мужчину. Он был одет в изысканный камзол прямого покроя с подкладками из клееного полотна и китового уса, в атласный жилет поверх батистовой рубашки с пышным жабо и в узкие бриджи. На нем были голубые чулки с изящно вышитыми стрелками, сразу ниже колен небольшие серебряные пуговицы застегивали бархатные подвязки, пряжки на башмаках так же, похоже, были серебряные. На голове у него красовался напудренный парик с длинными буклями по бокам и длинной косой сзади.

Услышав, что Ханна пошевелилась, он обернулся, и девушка увидела, что перед ней старик с испещренным меланхолическими морщинами лицом. Она также подметила, что он очень худой, почти истощенный.

Его губы сложились в едва заметную улыбку.

– Ну-с, дорогая моя юная леди, рад убедиться, что вы вернулись в мир земной.

– Кто вы, сэр?

– Малколм Вернер, сударыня, к вашим услугам.

Ханна со страхом оглядела салон коляски.

– Куда вы меня везете?

– Конечно же в «Малверн», дорогая. На свою плантацию.

Глава 5

Коляска остановилась у хозяйского дома поместья Малколма Вернера, но Ханна слишком вымоталась, слишком пала духом, чтобы по достоинству оценить красоты «Малверна».

Она словно в тумане слышала, как Вернер кликнул слуг, затем ей помогли подняться, почти что понесли по широкой лестнице в спальню. Она безучастно стояла, пока ласковые руки раздели ее и обмыли ее усталое, истерзанное тело теплой водой и вытерли мягким полотенцем. Ханну обступили темнокожие лица, охавшие и ахавшие при виде шрамов и свежих ран у нее на спине. Спину ей обработали каким-то душистым снадобьем, и она на мгновение вспомнила Бесс. Затем Ханну, почти спящую, подвели к большой кровати со столбиками и уложили на пуховую перину, нежно обнявшую ее усталое тело. Последнее, что она почувствовала, перед тем как провалиться в сон, были запах чистого белья и аромат лаванды.

Ханна проснулась от лившегося в комнату солнечного света. Сквозь москитную сетку она увидела чуть колыхавшиеся от ветерка кружевные занавески на открытом окне. Она сквозь сон слышала доносившиеся с улицы звуки. Где-то смеялся ребенок. Ханна была растеряна и не совсем понимала, где находится, она очень смутно помнила события прошедшей ночи. Не успев собраться с мыслями, Ханна снова заснула.

Когда она проснулась во второй раз, то увидела, что с каждой стороны кровати на нее смотрит любопытное темнокожее лицо. Москитную сетку убрали. Ханна просыпалась долго, она приподнялась, чтобы получше разглядеть своих нянек, принявшихся негромко хихикать, увидев, что она очнулась. Как только Ханна села, раздался громкий стук в дверь, которая тотчас же распахнулась, и вошел Малколм Вернер. Ханна сразу же ясно вспомнила минувшую ночь, и к ней вернулись опасения и страх.

В то же мгновение она поняла, что лежит на кровати совершенно голая, и подтянула на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь.

Лицо у Вернера было суровое, и опасения Ханны еще больше укрепились. Она ожидала худшего, не зная, в чем оно может выражаться.

– Сударыня, служанки мне сказали, что у вас на спине шрамы, – резко проговорил Вернер. – Это правда?

Ханна молча кивнула.

– Кто так чудовищно с вами обошелся? – Голос его звучал спокойно и сдержанно, но она уловила в нем неподдельную ярость.

Какое-то мгновение Ханна медлила с ответом, хлопая глазами и делая вид, что не совсем проснулась, но она прекрасно услышала вопрос. Как много можно рассказать этому человеку? Если он узнает, что она сбежавшая от хозяина служанка по договору, вернет ли он ее к Стритчу?

Впервые в жизни Ханна поняла, что сама должна сделать выбор, от которого зависит ее судьба. Может, пойти на хитрость и соврать? Или выложить всю правду? И что из этого для нее выгоднее?

Размышляя подобным образом, Ханна из-за полуопущенных век разглядывала Малколма Вернера. Минувшей ночью, даже пребывая в смятении, она уловила в этом человеке какую-то необъяснимую печаль. Теперь Ханна в добавление к ней почувствовала еще и мягкость, доброту и понимание. И сразу же решила рискнуть и рассказать правду.

– Я служанка по договору, – просто ответила она. – Когда вы нашли меня на дороге, я оттуда сбежала.

Похоже, Вернер на минуту растерялся.

– Мне не очень нравится такая система, – наконец, сказал он. – Но договор нужно соблюдать. Рабство мне тоже не очень импонирует, однако у меня много рабов. – Губы его подернулись гримасой, когда он пристально посмотрел на темнокожих девушек у кровати Ханны. – Дженни, Филомне, можете идти. Оставьте нас. – Когда служанки вышли, Вернер спросил Ханну: – Кто отдал вас в услужение, милочка?

– Отчим, сэр.

Казалось, Вернер был ошеломлен.

– Отчим! Почему, позвольте спросить?

Ханна опустила глаза.

– Он бедный человек, сэр, у него много долгов и он очень любит выпить. А еще он жестокий и сам бы плохо со мной обращался, если бы не мама, которая меня защищала…

И тут ее словно прорвало, она рассказала все с самого начала, с замужества матери за Сайласом Квинтом и до того момента, как он отдал ее в услужение Амосу Стритчу и о его невыносимом обращении.

– Он бил меня не кнутом, а суковатой палкой, которую иногда носит с собой. У Амоса Стритча сильная подагра…

Малколм Вернер с ужасом слушал, гнев его становился все сильнее. Примерно на середине рассказа Ханны он присел на прикроватную скамеечку для ног. И вскоре, сам не вполне того понимая, взял руку