Завтра в тот же час - Эмма Страуб

кто-нибудь позировал там, но чаще всего там просто уединялись парочки, потому что машина, как правило, была сломана, но шторка, маленькая скамеечка и возбуждающее опасение все-таки попасть на пленку делали свое дело. Повсюду пили и смеялись небольшие компании посетителей, уперевшись друг в друга коленями и широко растягивая красивые рты. Элис и сама не понимала, что она там делает: надеется увидеть кого-то знакомого, притворяется, что ищет кого-то знакомого, или же просто малодушно ищет туалет. Она вернулась к бару и уселась за стойку, пристроив пакеты на пол.

– У меня день рождения! – сообщила она бармену.

– С днем рождения, – ответил тот и, поставив на стойку две стопки, наполнил их текилой. – И сколько тебе стукнуло?

Элис хохотнула.

– Сорок. Мне. Сорок. Лет. Пока не понимаю, как это звучит. – Она взяла стопку, которую бармен подтолкнул через стойку, и звякнула ей о вторую, которую тот сразу же непринужденно в себя опрокинул. Жидкость жгла рот. До настоящего алкоголя она так и не добралась: ни количественно, как отчаявшиеся домохозяйки, ни качественно – как многие ее однокурсники, возомнившие себя начинающими миксологами, у которых дома теперь имелись хорошо затаренные барные тележки. – Ух-х, – сказала она. – Спасибо.

Из угла с музыкальным автоматом долетел громкий смех. Троица молоденьких девушек – моложе Элис и даже моложе Эмили – делали селфи и показывали друг другу получившиеся снимки.

– Я часто бывала здесь в старшей школе, – сказала Элис бармену. – У меня были поддельные права, я добыла их на Восьмой улице, и там было написано, что мне двадцать три. Мне казалось, что, если мне будет двадцать один, это будет выглядеть подозрительно, а когда мне и правда исполнилось двадцать один, на тех правах мне было уже почти тридцать. Но теперь я даже не могу отличить двадцатиоднолетних от двадцатидевятилетних, так что, может быть, и не было никакой разницы.

Бармен налил еще стопку.

– За счет заведения. Я помню, как мне исполнилось сорок.

Элис хотела спросить, когда это было: год назад, десять лет назад или вчера, – но не стала.

– Хорошо, – сказала она. – Но это последний.

В этот раз вкус оказался лучше – меньше похож на пожар, скорее на цыганский поцелуй.

Глава 15

Добраться до Помандера было куда проще, да и ключи у нее где-то были. Когда такси высадило Элис на углу Девяносто четвертой и Бродвея, было три часа ночи. Остатки ужина она оставила в баре или, может, поделилась с кем-то? Так или иначе, она сократила количество своих пакетов до одного, и вместо нового свитера там лежал старый, потому что она пролила на него почти целую пинту пива и в туалете переоделась в новый. Девушки у музыкального автомата оказались такими веселыми и, слава богу, курильщицами – во всяком случае, в той мере, в какой после ночи в баре в курильщика превращается чуть ли не каждый. Ехать было всего десять минут, она вполне могла бы спуститься в метро, но у нее в конце концов был день рождения, поэтому она вызвала самую шикарную машину из тех, что оказались поблизости. Когда она забралась внутрь, водитель окинул взглядом ее расплывшееся на заднем сиденье его новенького «кадиллака» туловище, и Элис была уверена, что он приготовился к фонтану рвоты. Но его не будет.

Однако стоило такси отъехать, фонтан все-таки извергся. В сточную канаву. Тротуары были пусты. Дрожа, Элис принялась шарить в сумке в поисках ключей. Она всегда носила с собой ключи от отцовского дома, на всякий случай, но не заглядывала туда уже несколько недель. Она частенько забегала забрать почту и покормить Урсулу, но они платили девочке-соседке, чтобы та регулярно заходила накормить и погладить кошку, так что, если Элис случалось надолго пропасть, совесть ее не мучила.

Главный вход на территорию Помандер-уок выходил на Девяносто четвертую улицу, рядом с кованой калиткой висела табличка с фамилиями, напротив звонков. Туристы иногда куковали у этих ворот в ожидании, что их кто-нибудь впустит. Обычно это случалось в течение дня и не доставляло неудобств. Должно быть, Помандер-уок попал на какие-нибудь немецкие туристические сайты или в путеводители, потому что почти всегда туристы были из Германии; иногда мог затесаться какой-нибудь англичанин. Никто не звонил в звонок в три часа ночи. Смотритель не жил на территории, консьержа как такового тоже не было, был только привратник на полставки, который мог помочь достать что-нибудь из микроскопической кладовки, на которую была километровая очередь. Если ей не удастся найти ключи, она всегда может позвонить Джиму Романсу из двенадцатого, ближайшего к воротам дома. Если он не спит, ему, по крайней мере, не придется далеко идти, и у него тоже есть ключ от дома отца. Но перспектива разбудить щеголеватого восьмидесятилетнего вдовца, которого Элис знала с самого детства, была крайне непривлекательной. Одна мысль о том, чтобы явить ему пьяную и, скорее всего, еще липкую сторону своей личности, сильно удручала ее желудок, поэтому Элис прислонилась спиной к кованой двери и продолжила перепахивать содержимое своей сумки. Но стоило ей надавить своим весом на дверь, этот тяжеленный черный кованый монстр, о которого она один раз так зашибла лодыжку, что пришлось делать рентген, распахнулся настежь. «Господь милосердный, спасибо», – пробормотала Элис. У кого еще был ключ от ее бруклинской квартиры? Запасной лежал в офисе, но какой от этого толк? У ее хозяйки был ключ. У Мэтта был ключ, хотя он так ни разу и не воспользовался им, чтобы попасть в ее квартиру. Надо будет его забрать.

Элис вскарабкалась по ступенькам, ведущим в переулок, и постаралась поймать равновесие. Помандер всегда будет самым красивым местом из всех, где ей доводилось и доведется жить. Кукольные домики с почти что пряничными деталями точно вышли из рождественских фильмов, только с вездесущим нью-йоркским музыкальным сопровождением гудящих клаксонов и отбойных молотков. Поскольку на дворе уже стояла осень, народ повыставлял у дверей тыквы – красивые, с каких-нибудь ферм на севере штата, на которых слишком жалко вырезать рожицы. Эти появятся позже, ближе к Хэллоуину. В Помандере всегда было достаточно детей для веселого Хэллоуина – маленькие человечки шатались от одной двери к другой, пока взрослые, нацепив маски или смешные шляпы, попивали вино и сидр. У Леонарда было полно смешных шляп и несколько накладных усов, и Элис с отцом всегда от души в них резвились: и когда она была маленькой собирательницей сладостей, и когда стала слишком взрослой для этого и начала сама раздавать конфеты.

Ключи все никак не находились. Элис знала, что