Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг. - Гаралд Граф

Для воспрепятствования высадке со стороны плёса адмирал Бахирев решил ночью атаковать угольными миноносцами неприятельские транспорты и миноносцы, вошедшие на плёс и в пролив. Днём на транспорте «Либава» были собраны начальники дивизионов и командиры миноносцев для обсуждения общего плана атаки. В атаку миноносцы было решено выпускать парами, а очередь пар определить жребием.

После заседания начальник дивизии на «Новике» пошёл на Шильдауский створ, откуда он должен был лично посылать миноносцы в атаку. В сумерки туда подошли 5–й и 6–й дивизионы, которые должны были идти в атаку. Однако немного спустя пришло радио, что экспедиция отменяется. В дальнейшем выяснилось, что причиной отмены послужило несочувствие некоторых командиров этой операции. После общего совещания начальник 6го дивизиона капитан 2–го ранга Лекимов собрал у себя особое совещание командиров своих миноносцев, на котором было решено, что экспедиция слишком опасна по сравнению с ожидаемыми результатами. С несколькими командирами он поехал к адмиралу Бахиреву. Видя такое настроение, адмирал отменил операцию. Этот случай доказывает, что общее разложение коснулось не только команд, но и части офицерства.

С рассветом 4 октября «Новик» снялся с якоря и пошёл в Куйваст. На пути им было принято радио миноносца «Деятельный», находившегося в дозоре у южного входа в Моонзунд, что на SW видно 17 дымов.

Стало ясно, что неприятель прошёл Ирбенскую позицию и что теперь настал решительный момент борьбы. Падение Моонзунда было неизбежно.

Придя в Куйваст, «Новик» ошвартовался к «Либаве». Как раз в это время транспортам было приказано идти в Рогокюль; спешно снявшись с якоря, они потянулись туда.

Одновременно с неприятельскими кораблями над Куйвастом появилась целая туча аэропланов, которые забросали бомбами рейд и пристань. Всюду стояли огромные столбы дыма и воды.

Приблизившись, неприятельские корабли открыли огонь по Вердеру, но вначале были большие недолёты.

В это время наши корабли во главе с «Баяном» под флагом адмирала Бахирева, «Цесаревичем» и «Славой» держались в кильватерной колонне на рейде Куйваст, по направлению О — W; при них держались миноносцы 6–го и 9–го дивизионов. При приближении неприятельских тральщиков наши силы открыли огонь.

Около полудня «Баян» стал на якорь и поднял сигнал: «Команда имеет время обедать». Вскоре после этого, когда неприятельским тральщикам удалось очистить необходимое пространство для больших кораблей, весь рейд оказался под их обстрелом.

Неприятель поддерживал очень сильный огонь. Вокруг находившегося ещё на якоре «Баяна» стояла целая стена воды от разрывов снарядов; казалось, что он неизбежно должен погибнуть. Возле «Славы» тоже вставали громадные столбы воды; в её борту, около носовой башни, отчётливо виднелось несколько пробоин. С большим креном на левый борт и сев носом, она большим ходом шла на север.

«Баян», которому удалось выйти из‑под обстрела сравнительно благополучно, шёл с пожаром на баке, держа «Славе» сигнал «С», то есть «стоп машины». По–видимому, адмирал Бахирев опасался, что она, сев в канале, закупорит выход всем остальным.

Последним медленно отходил на север «Цесаревич», который энергично отстреливался из своих 12–дюймовых орудий. Он также имел несколько попаданий.

Наконец «Баян» и «Цесаревич» вошли в канал, а «Слава», которая по своей осадке не могла туда войти, была затоплена миной у входа [24], но неудачно, ибо не закупорила канал, как это было желательно. Её команда была снята миноносцами 6–го дивизиона и отвезена в Рогокюль. В это время там уже приступили к полной эвакуации и уничтожению всего, что нельзя было вывезти.

К 5 октября все силы Рижского залива сосредоточились у Вормса. В ту же ночь адмирал Бахирев предполагал вывести их из Моонзунда, так как поступили сведения, что неприятель намеревается отрезать и уничтожить в Моонзунде все наши корабли.

Однако в эту ночь выйти судам из Моонзунда не удалось: тральщики не протралили выходной фарватер. Только через сутки все суда прошли в Финский залив. Утром 7 октября силы Рижского залива были в Лапвике.

Там мы получили известие, что 5 октября один из неприятельских миноносцев, идя Шильдауским створом, наскочил на нашу мину и быстро затонул. Это был миноносец «S- 64».

Короткий переход в Лапвик был очень труден, так как у входа в Моонзунд неприятелю удалось поставить заграждение. Оно было затралено в самый последний момент и то только благодаря личной энергии начальника отряда тральщиков. Несмотря на полное нежелание команд работать ночью, в свежую погоду, он все‑таки заставил их это сделать.

Так кончилась эпопея упорной защиты Рижского залива и Моонзунда, длившаяся целых три года. Все труды, все жертвы, положенные на это дело, пошли прахом; всё было потеряно из‑за предательства и трусости гарнизонов островов и команд батарей. Конечно, нельзя всецело винить в этом только серую массу солдат и матросов, в которую в самый решительный момент войны были брошены лозунги о мире и тем самым преднамеренно подорваны дисциплина и авторитет офицеров. Главная вина лежит не на них, а на тех февральских заговорщиках и деятелях революционного подполья, которые своим переворотом толкнули Россию на путь позора и гибели.

Никогда бы неприятелю не удалось так легко овладеть Рижским заливом и Моонзундом, если бы не революция. Благодаря мероприятиям императорского правительства, его оборона в 1917 году становилась действительно грозной.

Так, весной могла уже действовать начатая постройкой в ноябре 1916 года 12–дюймовая батарея у Цереля, а две лёгких — были совершенно готовы. На Мооне и Вердере батареи были закончены ещё раньше. С прорытием Моонзундского канала до 30 футов в залив беспрепятственно вводились все крейсера, «Цесаревич» и «Слава». В этом году он был бы доведён до 40 футов глубины, а тогда в Рижский залив в любое время можно было ввести «Андрея Первозванного», «Императора Павла» и даже дредноуты. К этому следует ещё добавить, что в строй вошли все новые миноносцы и подводные лодки, которые, базируясь на Рижский залив, значительно усиливали его оборону. Хорошо обученный, прошедший через ряд непрерывных боев личный состав кораблей и опытная прислуга батарей, которые были до революции, не будь её, тоже являлись бы гарантией должного отпора противнику. Только наступивший развал довёл оборону залива до такого жалкого состояния, что неприятелю не надо было ни умения, ни особого геройства, чтобы его занять. Одного его вида было достаточно, чтобы деморализованные сухопутные части немедленно впадали в панику и сдавались без сопротивления [25]. Что же касается флота, то и на его относительную боеспособность положиться было нельзя.

После сдачи Моонзунда «Новик» ещё некоторое время находился в составе Минной дивизии, стоявшей в Лапвике; затем он был отправлен в капитальный ремонт на Балтийский завод в Петрограде и, таким образом, уже ни в чем участия не принимал. Впрочем, военно–морских действий больше уже и не было. Балтийский флот быстро разлагался в гаванях Гельсингфорса, Кронштадта и Петрограда.

В моём представлении рисуется «Новик»; не прежний гордый красавец, но скорбный и забытый.

Его не узнать. Облупившаяся серая краска, голые мачты, кое–где — доски, которыми заколочены разные отверстия; всюду — грязь и ржавчина. Внутри — та же мерзость запустения. Только грациозные обводы свидетельствуют о его былой, совершённой красоте.

Кругом высятся мрачные эллинги со стеклянными крышами, стапели для больших кораблей, закопчённые здания мастерских. Всё — на прежних местах, как было и много лет тому назад. Но тогда это жило и работало: неугомонно шумели станки, стучали зубила чеканщиков, молотки клепальщиков, жужжали пневматические сверла. Сотни рабочих рук трудились днём и ночью, создавая морскую мощь России. Теперь всё это погружено в мёртвый сон; не клубится больше дым из высоких заводских труб, не слышно гудков и грохота вагонеток.

У набережной, против Балтийского завода, стоят огромные корпуса недостроенных линейных крейсеров «Измаил» и «Кинбурн». Там же ошвартовались и многие другие суда, пришедшие было для ремонта после долгих, тяжёлых плаваний. Всюду — гробовая тишина, в которую не врывается ни один посторонний звук извне. Только Нева спокойно и плавно несёт свои воды и, омывая корабли, что‑то тихо журчит им в утешение.

«Новик», «Новик»!.. За что Тебе, пережившему иные дни, дни блеска и подвигов, суждена такая горькая участь? Встают ли в Твоей душе воспоминания о прошлом, когда Ты, как стрела носился по водной шири, бороздя её по разным направлениям?..

Ещё находясь на стапеле, Ты уже привлекал к себе внимание всего мира. Ты был гордостью своих строителей. Тобою все любовались как совершенством судостроительной техники. На пробе Ты превзошёл ожидания, дав больший ход, чем все предполагали.