Месть на возмездной основе - Константин Александрович Костин

сойдет. Я улыбнулся, осознав двоякость своей мысли.

— Котов, алло, — щелкнул пальцами неназванный. — Сюда смотреть.

— А? Что?

— Объясни мне, как тебе так везет? — поинтересовался худощавый. — Вокруг тебя столько трупов, а ты все еще жив. Ты, случайно, не третий сын в семье?

— Третий, — кивнул я. — А как ты догадался? Дело мое читал?

— Да нет, — отмахнулся чекист. — Просто, если верить сказкам, третий сын — всегда дурак. А дуракам, как известно, везет…

— Понял, — усмехнулся я. — Не дурак. Дурак бы не понял.

— Смотри сюда…

МГБшник развернул сложенный вчетверо коричневый лист бумаги, разгладил его и передал мне. Это оказался фототелеграфный бильд с изображением человека в немецкой форме, в фуражке с черепом и скрещенными костями.

— Узнаешь? — качнул головой безымянный.

— Нет, — признался я. — Хотя, постой… ему бы усы — вылитый Ковалев. А так, без усов — вообще не знаю…

— Твою мать, — тихо выругался подполковник.

Он забрал у меня бильд, достал шариковую ручку и несколькими размашистыми штрихами добавил к фотографии зигзаг усов. Да, художником москвичу не быть…

— Ну?

— Так теперь — никаких сомнений, — воскликнул я. — Ковалев это! А почему на нем немецкая форма?

— Это… — начал чекист.

Ему пришлось прерваться. Маша вернулась с подносом, на котором парили три чашки кофе и старший поспешно сунул бильд в карман. Девушка, расставляя на столике кофе, едко хмыкнула. Мол, нужны ей наши тайны. Получив оплату заказа от Климова, официантка удалились за стойку.

— Это — обер-лейтенант Абвера Вернер Риттер фон Курцхаар, — пояснил мужчина. — Тот, кого ты знаешь, как майора Ковалева.

— Курцхаар, — присвистнул я. — Еще и Риттер фон… так понятно, почему он меня невзлюбил!

— А? — переспросил подполковник.

— Ну… курцхаар — это такая порода собак. А я — Котов. Понимаешь теперь?

— У вас там, в милиции, все такие сообразительные? — язвительно осведомился москвич.

— Нет, — вздохнул я. — Сообразительные там не нужны. Я потому и ушел…

— Я с твоей биографией лучше тебя знаком, — прорычал неназванный. — А теперь сюда слушай. Этот фон Курцхаар, он же — Ковалев, был заброшен к нам еще до войны, в составе диверсионной группы. Для внедрения. И твой покойный друг Кашнир каким-то образом вычислил шпиона. Возможно, даже, целую сеть! Потому-то Ковалев и вывел в расход сперва генерала, потом — его дочь, дальше — официанта, как свидетеля. И теперь пытается вывести в расход тебя. И, судя по всему, Ковалев уверен, что документы, его обличающие, Кашнир перед смертью передал тебе.

— Стой, — тряхнул я головой.

Только сейчас разрозненные лоскуты начали складываться в общую картину. Мозг без алкоголя работал — хуже некуда. Я закурил и помассировал ладонями виски, разгоняя застоявшуюся кровь в слишком узких для эффективной работы сосудах.

— Так вот чья пуговица была у Каримова!

— Какая пуговица? — удивился чекист.

— Вот… да где она, черт побери? — я выложил пуговицу со сломанной ножкой. — Я нашел ее в руке у убитого официанта. А позже, ночью, когда Ковалев приходил ко мне, у него не хватало пуговица на мундире! Теперь-то все сходится! Кроме одного — зачем ему было убивать Валентину Ефимовну?

— Ты точно — дебил! — простонал старший, хлопнув себя по лбу. — При чем тут она-то? Чью машину взорвал Ковалев? Твою! Нет, не так, чтобы она была совсем твоя. Ту, на которой ты ездил. Тебя он убить пытался, а не какую-то там тетку!

— Постой-ка…

Обернувшись на стуле, я осмотрел зал «Магнолии». Как и следовало ожидать, в столь ранний час бар еще пустовал. Никаких фраеров, достойных сегодня умереть, кроме нас троих, в помещении не было. Соответственно, и мочить, кроме нас, Толику с бандой просто некого. А если мочить, кроме нас — некого, получается, мочить они будут…

— Подполковник, — прошипел я, пригнувшись. — Кажется, сейчас нас будут убивать…

Не то, чтобы я был против покинуть Чикагинск, но такой способ меня явно не устраивал.

Глава 14

Лишь я успел предупредить гостей из Москвы об опасности, дверь пивной распахнулась от сильного удара и в зал ворвались четверо. Сам Толик, в своем излюбленном картузе с треснутым козырьком, вооруженный немецким Шмайсером. Имени второго я не знал, но неоднократно видел его мерзкую рожу, шныряющую по кварталу. Этот сжимал британский Стэн. Другие двое, совершенно мне незнакомые, размахивали Наганами.

Не знаю, что там наплел заказчик бродяге, но он был явно удивлен, увидев меня за одним столиком с чекистами. Скорее, от жулика утаили, что я тоже вхожу в число приговоренных. Иначе, почему он предлагал и мне пойти на дело, отрабатывать кровавую плату?

Пройдоха замер, глядя на меня округлившимися глазами и нелепо раскрыв рот, показывая свои мелкие, желтые, как у крысы, зубы. Этого секундного замешательства нам хватило. Климов перевернул стол, сбрасывая посуду, разлетевшуюся вдребезги белыми хлопьями черепков. Я, выдергивая на лету Стечкина из-за пояса, шмыгнул за массивную барную стойку, пропитанную кровью сотен, а то и тысяч местных забулдыг в ежевечерних драках.

Стрельба загремела одновременно со обеих сторон. Засвистели, нанизывая воздух на смертоносный металл, пули. Стреляли чекисты, высунувшись из-за опрокинутого стола. Стрелял я, выглядывая из-за стойки. Стрелял Толик, спрятавшийся за бетонной опорой, обшитой деревянными панелями. Стрелял его напарник, забившийся в угол. Стреляли оба других налетчика.

Нападающие без устали поливали «Магнолию» свинцом. Раскаленные осы в медной рубашке кромсали все вокруг, предавшись звериной ярости, расплескивая жар и ненависть. Гильзы сыпались на бетонный пол, ликуя, что избавились от тяжелой ноши — пули с зарядом пороха.

Первыми жертвами перестрелки пали бутылки, украшавшие стену за барной стойкой. Стекло лопалось, не выдерживая натиска свинца, и тара истекала душистым алкоголем, заполняя помещение ароматами всей планеты, образуя лужи неистового купажа на полу. Кудряшка Маша, зажав уши ладонями, верещала, как свинья под ножом мясника, забившись в нишу под витриной.

Один из убийц с Наганом, выпустив все патроны, замер, испуганно распахнув глаза. Видимо, он рассчитывал на блицкриг, когда достаточно одного барабана, не запасясь достаточным количеством патронов. Пули чекистов продырявили его пиджак в нескольких местах, навсегда остудив пыл бандита. Второй попытался убежать, подставив спину, моментально украшенную тремя красными пятнами, и грохнулся навзничь, расплескивая брызги кипящей крови.

Остались двое — самых опасных. Самых тяжеловооруженных и