Будь ты проклят, сводный! (СИ) - Милтон Анна "Anna Milton"

Я улыбаюсь на выдохе, потому что рада за нее всей душой. Однако счастливый трепет в груди трансформируется в тахикардию и риск остановки сердца.

С такой же стремительностью, что и появилась, улыбка сходит с моего лица.

Я и Антон. Под одной крышей. Без родителей.

Беспредел. Вседозволенность. Беспощадность.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ТАША

За прошедшие сутки я была трижды близка к тому, чтобы заказать билет на рейс до Барселоны ближайшим числом в один конец. Я не представляю свое существование в этом доме наедине с Антоном. Присутствие родителей, конечно, не служит стопроцентным гарантом моего душевного спокойствия, тем не менее, дышать легче, когда кто-то из них поблизости.

Он сотрет меня в порошок. Он не будет себя сдерживать. Ни в чем… ни в одной своей безбашенной затее. Его развязное поведение в нынешней обстановке — лишь верхушка айсберга.

— Детка, не хмурься, морщинки появятся, — подтрунивает мама.

Я расслабляю лоб, но чувствую, как тут же брови ползут друг другу навстречу, и между ними вновь образуется складка. Гримаса напряжения не сходит с моего лица. Даже двухчасовой разговор с Адрианом накануне вечером не притупил переживания. И разъяснить ему причину своего меланхоличного настроения я не смогла. Зазорно и горько.

Субботний день прекрасен. На небе ни единого пухлого облачка, безукоризненная и безбрежная голубизна свода завораживает взор, но над душой сгустились грозовые иссиня-черные тучи. На соседнем шезлонге мама массирующими движениями втирает в кожу молочко для загара. Я потягиваю через коктейльную трубочку орехово-шоколадный милкшейк и листаю книгу. Чтец из меня сегодня крайне невнимательный. Я упускаю многие важные моменты, перечитываю некоторые строки по несколько раз и забываю, о чем велось повествование пятью-шестью абзацами ранее. В итоге откладываю сборник повестей английского писателя и пробую насладиться хрупкой безмятежностью.

— Та-аш, — нараспев зовет мама.

Я приоткрываю один глаз.

— Что?

— Я останусь здесь, если хочешь.

— В смысле?

— Я не поеду с Аркашей, — безотрадно поясняет она.

Поерзав беспокойно на шезлонге, я стараюсь сохранить остатки внешней невозмутимости.

— Почему я должна этого хотеть? — соединив пальцы в замок, задаю маме встречный вопрос и устремляю взгляд на неколебимую гладь бассейна. Воздерживаясь от прямого зрительного контакта, я избегу разоблачения своих чувств, иначе мигом расколюсь.

— Ты расстроена, я же вижу. Вся в своих мыслях и будто в рот воды набрала. Ходишь мрачная по дому с тех пор, как узнала, что я улетаю в Марокко. В чем дело, родная?

— Ничего подобного, мам…

— Я так не думаю. Поговори со мной, Тасюнь, — произносит она уветливым голосом. — Что-то стряслось? Тебе нужна моя поддержка? Поругалась с Адрианом?

— Нет.

— Проблема в Антоне? — ее приглушенный, мягкий тембр окрашивается сочувственной интонацией.

Утвердительный ответ встает поперек горла острой костью.

— Доченька, вы повзрослели за этот год и стали другими людьми. Антоша… успокоился. Как прежде уже не будет, — мама льет сладкий бальзам на раны в надежде убедить. Себя, или меня? Так или иначе, в эту наивную сказку я не поверю.

Так или иначе, собственному комфорту я предпочту мамино счастье. В последний раз она отдыхала в свой медовый месяц. Какой дочерью я буду, если лишу ее возможности побывать в колоритной стране вместе с любимым человеком? Как-нибудь справлюсь здесь.

— Не волнуйся за меня, — я награждаю маму щедрой фальшивой улыбкой и подтягиваю с кончика носа на глаза солнцезащитные очки. — Я огрызнусь в ответ, если Антон обнажит на меня оскал.

Мама издает короткий смущенный смешок и неожиданно охает в испуге, когда подкравшийся к ней со спины Аркадий Валерьевич резко накрывает ее плечи ладонями.

— Попалась, — мужчина крепко обнимает мою маму и смачно целует в щеку, затем в другую, зацеловывает шею и волосы. Она стремительно тает на глазах и воркующим голоском ворчит на него, чтобы он перестал дурачиться. Но я вижу, как сильно ей это нравится. Папа был таким же… — О чем болтаете, девочки?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Необычно наблюдать Куркова-старшего в пляжных шортах и сланцах, с взъерошенной шевелюрой, беззаботным, и без атрибутики успешного бизнесмена. Я сетую на маму, что она катастрофически мало отдыхает, однако с ним ей не сравниться. Он пашет, как Папа Карло, будто и не человек вовсе, а супермен. По неоднократным жалобам мамы количество Солнечных затмений в год превышает суммарный итог его выходных.

Совместный семейный отдых — что-то из области фантастики, но тем ценнее каждый миг, проведенный в компании друг друга. Антон многое теряет, предпочитая быть в собственном доме отщепенцем и избегая нас. Что ж, с другой стороны его отсутствие полезно для моего эмоционального равновесия.

— Таша, как дела у твоего молодого человека? — любопытствует Аркадий Валерьевич, садится на мамин шезлонг, кладет на свои колени ее ступни и принимается массировать. Пошли, господь, и мне такого мужа. — Скучаешь?

Я отвечаю ему тяжелым вздохом.

Расстояние — отстой. Как пережить лето — понятия не имею. С каждым днем осознание разлуки с ним ложится на сердце неподъемным грузом. Отсутствие рядом Адриана удручает. И невольно закрадывается все больше беспросветных мыслей о том, что скоропостижно забудет обо мне в объятиях знойной испанки…

— Почему бы тебе не пригласить его в гости?

Я приподнимаюсь на локтях в приливе необъяснимого оптимизма.

— Я… я могу это сделать?

— А почему нет? — недоумевает отчим. — Ты полноправный член семьи. Ты вправе звать сюда своих друзей и приятелей… хотя для бойфрендов все же предусмотрен лимит.

— Замечательная идея, дорогой, — нахваливает мама инициативу своего избранника. — Наконец представится шанс лично познакомиться с Адрианом.

Я смотрю на отчима в абсолютной растерянности. Чувствую внутри себя нарастающее со скоростью снежного кома желание броситься на него с объятиями и бесконечными благодарностями. Сильный зуд покрывает руки, пальцы блуждают в поисках телефона, чтобы немедленно сообщить Адриану радостную новость. Интересно, как он отреагирует?

— Черта с два какой-то абориген ступит на эту русскую, православную землю, — Антон Курков, демонстрируя блистательное остроумие, как всегда вовремя вклинивается в чужой разговор.

Подслушивал?

Вот опять! Все складывалось безупречно, пока он не вторгся.

Вальяжной походкой нарушитель спокойствия приближается к краю бассейна. Я раздраженно фыркаю, отводя взор от его натренированной спины, крепких ягодиц, обтянутых эластичной тканью купальных плавок, и волосатых ног.

— Адриан не абориген, — протестую я. Не собираюсь отмалчиваться.

Грубиян бегло смотрит в мою сторону через плечо.

— Антон, — жестким тоном осаждает сына Аркадий Валерьевич. — Заканчивай плеваться ядом.

— Я против, чтобы ты разрешал ей, — указывает на меня небрежным кивком, — тащить в наш дом всякий сброд аж с другого конца континента, — подводит итог, хрустя шеей.

— Что ж, твое мнение на этот раз не учитывается, — бесстрастно отзывается Курков-старший.

— Как будто ты вообще считаешься с моим мнением, — бурчит Антон.

— Если Наташа пожелает, она может пригласить своего молодого человека. Вопрос закрыт.

Шах и мат.

На этой победной ноте я решаю уйти. Захлопываю книгу, поправляю солнцезащитные очки и, перекинув волосы с одного плеча на другое, поднимаюсь с шезлонга, чтобы в спокойной обстановке позвонить Адриану.

Внезапно из-под ног исчезает земля. В процессе полета я успеваю заметить только жилистые, смугловатые руки, обвившиеся вокруг моей талии тугим обручем. Затем меня с головой утаскивают под воду.

Я брыкаю конечностями, подводное давление ослабляет результат моего сопротивления и замедляет движения. В суматохе кислород израсходуется в ускоренном темпе, и я ощущаю зарождение пожара в легких. Во власти безудержной паники едва удается различить очертания психа, бросившего меня в бассейн.