Дыхание осени - Виктор Ночкин

Совсем иначе глядел на лягушек священник. В его глазах это маленькое существо являлось одним из доказательств существования Гангмара Темного. Кто же, как не Отец Лжи, сотворил мерзкое скользкое тельце, бессмысленные выпученные глазки, отвратительный скрипучий голос? Клирик, пожалуй, видел в лягушке злобную пародию на человека, мерзкий промысел Темного! Неспроста орки, детища Гангмара, так похожи на этих тварей!

Поэтому, когда Глада рассердилась на цветы в руках аднорцев и велела принести ей лягушек – священник увидел в этом поступке болотницы козни Гангмара. Воистину, злобная дева, дщерь Падшего по духу – и требует подношений в виде гангмаровых тварей. Для священника картина была ясной и цельной. Подобное – к подобному! Аднорский священник был вовсе не героем по натуре, но верил в торжество Света искренне и истово, потому и помыслить не мог о том, чтоб потакать мерзкой болотнице. Он долго готовился, ждал, когда же наконец представится случай провозгласить проклятия. Надеялся, что во время торжественного въезда некроманта в Аднор он, священник, сумеет подать пастве добрый пример. На что он рассчитывал? Даже такой простофиля не мог не понимать, что его славный поступок никого не призовет к сопротивлению, не подвигнет робких земляков отвергнуть Тьму. Он вовсе не думал об аднорцах, если совсем уж начистоту. Священника заботила собственная душа.

И что же вышло? Проклятия лишь насмешили мерзкую девку! Священник готовился к мученической кончине, к казни – а вышла обидная мистерия. И вот нынче – снова! Священник не собирался вовсе приходить на площадь, но парни Риспа приволокли его силком, да еще напялили мерзкое ожерелье из живых лягушек. И что же, оставалось принять это как казнь и сохранять твердость. Правда, трудно держаться с достоинством, когда тебя хватают и волокут…

Глоада с любопытством уставилась на попа сверху вниз. Тот молчал и только морщился, когда лягушки возились у него на груди.

– Ну? – каркнула болотница. – Долго мне жать? Эй, любезный, где твоя прыть? Вчера такой бодрый был! Давай, проклинай, я заждалась.

Священник молчал. Тогда один из державших его парней отвесил клирику подзатыльник.

– Дама ждет, – поощрил священника солдат. – Не кобенься, скажи, чего там у тебя.

– Не стану, – выдохнул клирик, старательно воротя лицо от живого ожерелья, – не буду потакать мерзостям.

– Скучный ты, – объявила Глоада. – А ну, погодите, я сейчас.

Принцесса отошла от окна, отшвырнула покрывало и стала рыться в груде доспехов и одежды, сваленной у кровати. Выдернула серое мешковатое платье – свой привычный наряд – и стала натягивать. Потом оглянулась на Кевгара, который по-прежнему лежал в кровати.

– Милый, а ты не собираешься выйти к людям? Если ты правитель, то хоть изредка должен показываться народу. Так полагается.

Кевгар глядел на неугомонную подругу и кривил рот – улыбался. Он вспоминал давешние слова Глоады о том, что пестро украшенные люди и твари должны быть ядовиты. Некромант думал о серых платьях Глоады. Теперь он, кажется, знал, почему она так неряшлива в одежде.

* * *

Болотница в одном платье, даже не обувшись, побежала на крыльцо. Когда она возникла в дверном проеме, толпа на площади дружно вздохнула и качнулась – горожане непроизвольно сделали шаг назад. Девушка подскочила к священнику и уставилась на него, тот бы и рад был отшатнуться, наверное, он бы даже побежал прочь, но его крепко держали воины в сером.

Глоада оглядела клирика с ног до головы.

– Ну? – хмуро осведомилась она. – Почему не проклинаешь? Может, скажешь, я не заслужила десятка-другого глупых слов? Отвечай!

Клирик шумно задышал и повертел шеей, от чего лягушки снова зашевелились. Отвернувшись, священник сипло прошептал:

– Да.

Большего он из себя не сумел выдавить.

– Отпустите его.

Серые отступили.

– Ну, так что «да»?

– Проклятий… заслуживаешь.

– А! – Глада усмехнулась. – Уж я старалась. Раз заслуживаю, валяй, проклинай меня. Или – марш в храм и возноси молитвы за мое здравие. Это мой город, понял? Все, что здесь находится, исполняет мою волю. А тебе, братец, я даю право выбора. Или проклинай, или превозноси, в стороне не останешься, и не надейся.

– Я… не хочу…

– Нет уж, красавчик, сам напросился.

Клирик, наверное, только теперь осознал, что его больше не держат. Дрожащими руками стянул ожерелье и швырнул на мостовую. Потом вдруг сорвался, завизжал, стал топтать ни в чем не повинных лягушек сандалиями и визжать:

– Вот! Вот!

– Смотри-ка, – заметила Глоада, – а в этой гнилой колоде еще есть немного сухого дерева, годного для растопки.

Горожане попятились. Те, кто был в задних рядах, не могли видеть, что происходит у входа в палас, однако когда их начали отталкивать – с готовностью отступали.

– Вот!

– Ну, хватит, хватит. Что-то ты больно разошелся… Конечно, лягушка не может сделать тебе ничего дурного, поэтому ты и убиваешь ее. Попробовал бы ты так обойтись с кем-то, кто способен ударить в ответ.

– Вот! – вскричал священник. – Гляди, как я попираю создания Гангмара! Гляди, мерзкая девка! Вот так поступит с тобой Гилфинг Светлый! Вот! И вот!

Болотница сделал шаг, и клирик тут же скис. Отодвинулся от раздавленного ожерелья и втянул голову в плечи.

– Гилфинг, говоришь? – Глоада прищурилась. – А сам ты, конечно, не осмелишься. Тебе нужен кто-то большой, чтобы спрятаться за его спиной. Все вы, здешние таковы. Рады ударить беззащитного, но боитесь того, кто глядит вам в глаза. Чего взгляд отводишь? А?

– Я в твоих руках, можешь убить меня! Я не боюсь!

– Врешь, боишься. Только и способен, что лягушек топтать да визжать, как баба. Вы все боитесь… но боитесь так скучно, неумело… и постоянно врете – себе и мне.

На крыльце показался Кевгар, брат маршал не мог явиться босиком и в одной рубахе перед толпой, это только Глоаде были безразличны условности. Кевгар был в черном наряде, в тяжелых сапогах и со здоровенным кинжалом на поясе.

– Ты слышал, дорогой? – обернулась к нему Глоада. – А здесь вовсе не так забавно. Может, плюнуть на этот сброд и вернуться в Вейтрель? Там, по крайней мере, никто не строит из себя храбрецов. Я думала, что хоть этот детина окажется способен на поступок, но и он – такой же трус, как и прочие. Уедем отсюда?

Улыбка замерла на лице Риспа. Рука скользнула в карман и скомкала письмо – нет, нет, не пора. Не пора еще рвать с гевским королем, эти двое безумцев в любой день могут оставить его, Риспа, и прощай тогда не только графство, но и жизнь… О, судьба!..

– Уедем отсюда? – повторила Глоада. – Или сперва научим их бояться, как следует?

Кевгар подал плечами – он был согласен на все, что предложит драгоценная принцесса.

А Глоада уже утратила интерес к горожанам, забава оказалась вовсе не такой уж увлекательной. Парочка возвратилась в спальню. Принцесса завалилась в кровать, а Кевгар достал из ларца толленорн. Почему-то вдруг вспомнилось…

Под ладонями брата маршала оконце прибора стало темнеть, в нем проступили смутные очертания. Потом краски сгустились, в тусклом диске проявилось лицо брата мистика.

– Брат! Брат! – сипел архивариус. – Ты здесь? Ты меня слышишь? Брат, мы ждем тебя, вернись! Ты нужен Черному Кругу!

– У вас что-то стряслось? – Кевгар поймал себя на том, что дела Могнака Забытого стали ему безразличны.

– Люди! Дикари! Они подступают из пустыни! Брат, вернись! Этих чужаков много! Ты слышишь?

– Я слышу. Ты же назначил нового маршала? Пусть он заботится о пришлых.

– Нет, нет! Их много, этих людей! Вернись, ты не можешь нас бросить!

Глоада села в кровати и поглядела на любовника. Ей все было слышно. Кевгар покосился на девушку и снова повернулся к толленорну.

– Нет, брат, слишком поздно. Теперь я не хочу вас спасать, у меня другая игра.

Часть 2

Люди из прошлого

Глава 13

Вейвер в Сантлаке

Хромой с Мясником глядели друг на друга и не шевелились среди суеты, царящей у ворот. Рыдающего ок-Рейселя уволокли…Люди сновали туда и сюда, проходили между этими двумя, многие кричали, звенело оружие, ржали кони, которым передалось волнение седоков. Рядом надрывался Коклос – хвастал красивыми печатями и требовал, чтобы ему подчинялись. Карлик приплясывал среди окружающих его здоровяков в тяжелых латах, его было едва слышно.

– Хромой? – произнес Мясник. – Далеко же от моря тебя занесло.

Оба сделали шаг, теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки. Мясник поглаживал рукоять здоровенного ножа, заткнутого за пояс. Хромой придерживал эфес меча.

– Не дальше, чем тебя, Мясник.

– Нам нужно поговорить. Идем, я знаю подходящее местечко.

– Здешний кабак, что ли? А знаешь, у меня остались очень неприятные воспоминания с последней встречи с тобой, и как раз в кабаке… и потом…

– Старые времена прошли, я изменился… да и ты тоже, Хромой? На тебе шпоры, кольчуга, шлем с перьями… Идем. Здесь есть местечко, называется «Золотая бочка».